Мать порядка. Как боролись против государства древние греки, первые христиане и средневековые мыслители - Петр Владимирович Рябов
Надо (не без сожаления, но следуя исторической правде) заметить, что Уинстенли всё-таки не назовешь вполне анархистом, хотя это – несомненно протоанархизм, либертарный социализм. Почему? Потому что у него есть некоторые авторитарные или иерархические идеи, и государство у него минимизируется, но не исчезает. Ну, что касается государства: он сторонник федерации общин, федерации самоуправляющихся коллективов. То есть люди живут в общинах, обрабатывают землю, собираются на собрания, но всё-таки есть общий парламент, как и у левеллеров. Правда, есть делегаты парламента, которые ежегодно переизбираются. То есть нет централизации, нет сильной королевской власти, нет сильной бюрократии. Но всё-таки государство не исчезает целиком, поэтому это ещё не анархизм. Это именно протоанархизм, либертарный социализм и т. д.
С другой стороны, хотя он сторонник свободы в выборе брака, – он говорит, что жениться надо по любви мужчинам и женщинам, а не так, как принято, когда родители за тебя всё решают, – но у него есть, во-первых, некоторый патриархализм, поскольку во главе общин и семьи стоит мужчина. Так же, как у левеллеров, граждане – только мужчины. Специально Уинстенли оговаривает, что глава семьи – это мужчина. То есть его идеи ещё очень нескоро соединятся с анархизмом. То есть патриархальный элемент всё-таки присутствует у диггеров, хоть и умеренно (из своей эпохи не выпрыгнешь!). Да, брак по любви, но во главе семьи, конечно же, мужчина; глава общины, конечно же, мужчина, отец семейства.
У него, во-вторых, даже сохраняется, как у Мора и допускается, возможность рабства, как ни странно! У Томаса Мора в «Утопии» существует рабство, и у Уинстенли тоже оно допускается. То есть, мягко говоря, всё это не очень анархично! Увы!
В общем, повторяю, основные идеи диггеров были такие: идеальное общество – это общество свободных людей, с широкой веротерпимостью; в общинах проходят собрания, где все вопросы обсуждаются, социальные и религиозные; люди должны как-то внутренне меняться, преображаться, освобождаться; не должно быть сильной центральной власти, делегаты парламента переизбираются; общественная собственность на землю. И что очень важно – это необходимость начать действовать, но действие должно быть мирное, не насилием. То есть это – не бездействие, это как у Толстого, не просто непротивление злу, а непротивление злу насилием! И это ключевая черта диггерского движения. Далеко не все анархисты были противниками насилия, как мы видим и понимаем. Но это тоже черта в данном контексте довольно либертарная. То есть не идея: «железной рукой загоним человечество к счастью!», воспитательная диктатура, как у Руссо, Робеспьера или Ленина: пустим кровь ради идеала… – нет. Надо действовать, но действовать без пролития крови. Перестраивать свою жизнь, мирно строить альтернативу и тем воздействовать на других, увлекая их к идеалу не силой, но любовью и свободным примером.
Почему диггеры – диггеры? Они начали действовать в 1649 году, и активно действовали несколько лет. Они стали захватывать пустоши, пустующую землю, общинную пустующую землю или необработанную землю лендлордов, – тех, кто были сторонником короля и бежали. Есть крестьяне, которые умирают с голоду, а есть пустырь. Почему бы крестьянам не занять пустырь, не начать там работы и не создать общину? (Вот она: логика прямого действия и сквоттерства.)
Самая известная община диггеров возникла на холме святого Георгия в 1649 году. Собираются мужчины и женщины, начинают устраивать такие анархистские общины, обрабатывают землю, копают. («Диггеры» – «копатели» буквально, по-английски.) То есть сквотерство и прямое действие. Прямое действие – важнейшая анархистская идея: не надо ждать, пока тебе начальник разрешит, сделай всё сам без санкции свыше и посредничества! Собственно, Уинстенли обращался к Кромвелю, пока Кромевель не стал диктатором, он пытался его в чём-то убедить. Но дело не в том, что начальство прикажет. Не начальство дарует свободу, а мы сами. Прямое действие – это действие без посредников и санкций. Мы начинаем действовать, пусть без оружия, пусть никому мы головы не рубим. И сквотерство, то, что называется: захват. Сквоттеры бывают городские, современные, которые захватывают пустующие здания, создают там какие-то коммуны или активистские центры. Есть огромное движение, сотни тысяч людей в Бразилии, сквоттеров, которые захватывают пустующие земли, это очень интересно, в современности. Есть городские сквоттеры, особенно в Европе. Диггеры были такими первыми сквоттерами. Ну, не первыми, наверное, но первыми известными, с идеей, с теорией. То есть собираемся в общину, раскапываем землю, захватываем пустошь, никому не мешаем.
Но оказалось, что мешаем. Разумеется, окружающая знать была в ужасе, что тут вот какие-то возмутительные социалистические эксперименты творятся. Эти диггеры не на словах только, но на деле отвергают священную частную собственность! Ужас, ужас! И, конечно, начинают их разгонять. Против людей, исповедующих солидарность, любовь и свободу пускается обычный государственный аргумент, и вполне эффективный – вооружённое насилие. Приезжают войска, посланные из центра, эскадроны, махают шашками, разгоняют население. И вот так мирное движение было подавлено.
И следы самого Уинстенли теряются после 1652 года. Но повторяю, вот это важно: что были провозглашены и приняты массовым движением более-менее внятные пр ото анархистские идеи, то есть идеи децентрализованного, свободного, самоуправляющегося, тотально не регламентированного общества, федерации общин, общей собственности на землю, совместного труда, равенства людей. Другими словами, такое сочетание левеллеровской программы политической с социальным элементом и началом практических действий, то есть сквотерская, коммунарская такая работа, прямое действие. И они закончились быстро – если уж Кромвелю ничего не стоило расстрелять сотни бунтующих солдат левеллеров, то разогнать несколько сотен или тысяч диггеров тоже ничего не стоило. Это никак не вписывалось в картину такой буржуазно-помещичьей Англии, которая выстраивалась, не взирая ни на какие протоанархические эксцессы Английской революции. И всё-таки диггеры – это очень интересный опыт, и конечно, они заслуживают упоминания в нашем курсе как протоанархисты, при всех своих недостатках, при всей своей слабости и недолговечности. Повторяю, я не скрываю у них: и даже допустимость рабства, и, тем более, умеренный патриархат, и минимальное государство, и апелляции к Кромвелю, в надежде что он всё поймёт и услышит и не будет мешать. Но тем не менее, это было симпатичное и замечательное движение. Хотите интересных подробностей – читайте книжки.
Сейчас, за остающиеся до перерыва полчаса, я хочу сказать вам пару слов об Американской революции и ключевых авторах, которые выступают в эти годы второй половины XVIII века. Мы делаем прыжок из XVII-го века в XVIII-ый.
Во-первых, очень интересна Американская революция. В ней тоже, несомненно, как
