Дмитрий Губин - Вне России

Я однажды забыл обо всем, проводя отпуск внутри открытки, а потому потом, уже вернувшись, описал ее содержимое в архаичном эпистолярном жанре. Ведь национальный парк-заповедник Коли (гора, озеро, сосны, кораблик) – это главный открыточный вид Финляндии. Вот вам письма из Коли.

1.

Дорогой мой!

Я, признаться, впечатлен днем пути, хотя мы сняли коттедж всего в 400 километрах от Хельсинки к северу, в центре того, что финны в угоду туристу называют Lakeland и «страной тысячи озер», – к чему, как понимаешь, я относился со скептицизмом. Наш соотечественник вообще, заметь, с иронией относятся к тому, что связано ценностями финской жизни, полагая эту жизнь руральным придатком к нашей конвульсивно дышащей империи. Но что бы ты сказал, узнав, что в гранитном щите, на котором устроен Хельсинки, выгрызен подземный город, весь отведенный под паркинг (вряд ли финны замышляли бомбоубежище)? Или что в Lakeland, начинающейся к северу от Иматры и Лаппеенранты, и правда тысячи озер, так что, как говорит моя Тамара, от «красоты неземной» захватывает дух, когда едешь по дамбе через воду, испещренную бухточками, заливами, островами, шхерами? Что бы ты, дорогой, молвил, увидев пасущихся по берегам коров в кожаных лифчиках (размер примерно 10-й), дабы вымя не волочилось по земле?

Впрочем, я отвлекся, хотя надо бы еще упомянуть свадьбу в Хельсинки, в скальной церкви с не-вы-го-ва-ри-ва-е-мым именем Темппелинаукио. Мы стали невольными очевидцами. Свадьба была из богатых (дамы все в шляпках), жених наголо брит (типа, шоу-биз), а невеста старше, думаю, лет на 15. Стоял ровный гур-гур, какой всегда бывает в толпе. А потом вдруг, как перед грозой, стихло, и сквозь толпу, рассекая ее, словно Гамлет, прошел белокурый юный бог, так что Тамара дернула меня за рукав, и невеста бросилась к богу, но он отстранил ее рукой и поцеловал жениха в губы. А потом все в той же тишине развернулся и ушел – что там твой Гас Вин Сент!.. Впрочем, опять отвлекся.

Итак, коттедж наш (вполне шикарный) стоит прямо на мысе Коли в центре заповедника Коли, а сбоку в тайге угадывается гора Коли с горнолыжным курортом, от которого к августу только и осталось, что кресельный подъемник (говорят, действующий).

Нас окружают, как бы в Мурманске сказали, «севера».

Заход случается поздно, к полуночи, и мы непременно ходим смотреть на «зорю» – а зори здесь необычно тихие.

После них небо долго еще белесо, и полная луна отражается в воде странно. Митя, достигший того прелестного возраста, когда уже способен к анализу, но еще непосредствен, говорит: «Родители, это не лунная дорожка, это лунный автобан». Озеро называется Пиелинен. Длиной оно 80 верст – и, если не ошибаюсь, является в Финляндии крупнейшим водоемом, жирным сальмоном плюхнувшимся в Лейклэнд… Вот, Тамара с Митей вернулись.

2.

Привет, снова я.

На третий день жизни у озера пришла мысль писать письма ручкой и отправлять тебе с дикими гусями, которых здесь в изобилии, потому как объяснила местная правительница тетя Кайя, Коли – птичий заповедник.

О впечатлениях первых дней.

Как ты знаешь, мы с Тамарой по утрам бегаем километров пять, то же и здесь. Комаров, к твоему сведению, в Финляндии нет – как объяснить, что они тучей висели над нами у погранперехода в Торфяновке, но совершенно исчезли в Valimaa? Но ведь факт! Бег по мягкой тропе под соснами – особое удовольствие. Особенно, когда из-под ног взлетают пуховыми подушками тетерева – за первое утро вспугнули штук пять. Но главную проблему для бегуна составляет черника размером, не вру, с ноготь. И это, обрати внимание, безо всяких генных модификаций. И Тима, конечно, удержаться не может: бег вместо сорока минут занимает теперь часа полтора.

А вчера нашли холм, у подножия поросший желтой морошкой: обзавидуйся! Морошка, черника, тетерева, озеро и лес, почти что тайга. Но на развилках все деревья помечены – перед reception у тети Кайи вывешен щит с разноцветными обозначениями троп: не заблудишься. Тамара в поисках премиальной черники забрела в какую-то совершенную чащу и вдруг криком призвала меня. Что бы ты думал? В чащобе обнаружен был стационарный электронный пульт, над ним оранжево мигала лампа. В девственном-то лесу! Я, как верный сын своего народа, подумал: ага, сыны Суоми! Рассекречен ваш секретный ракетный подземный завод! Но тут же понял, что это датчики коммуникаций, проходящих у нас под ногами. Ведь питается же электричеством наш коттедж, хотя проводов к нему нигде не видно? А лампа указывает обходчику место проверки. Такие дела.

После обеда, оставив Тамарку в черничнике, покатил на велосипеде на узкий, как лезвие, полуостров, сильно прельщавший меня на карте. Понимаю, что не описать, но… Помнишь, мы обсуждали, что когда едешь по Питеру по набережной Фонтанке, то ощущение, будто внутри гравюры? А здесь ощущение, будто внутри сотворения мира. Вот справа и слева вода, беспримерно чиста. Вот гранитные валуны, вот сосны. Ни души. И знаешь, я, который натуристского движения всегда не без брезгливости сторонился – вдруг понял, что нужно раздеться, и сиганул голым с гранитного плато в воду, а потом загорал голым на этой каменной плите, а потом, как дурак – что было, то было! – кувыркался во мху, как на ковре, как в детстве дети прыгают и кувыркаются исключительно по причине счастья. Очнулся от треснувшей ветки. Расставив четыре жирафьих ножонки, на меня с интересом смотрел лосенок. Потом уковылял.

Кстати: обнаружил виллу богатого финна: небольшой по нашим меркам дом сливался с водой и валунами, а рядом была вертолетная площадка.

Да, ты просил написать о самом сильном впечатлении первых дней. Самым сильным было предупреждение в нашем коттедже (где сауна, посудомойка, DVD и спутник): Drinking water from the lake. Я сначала опешил: а что, из-под крана воду пить нельзя?! – пока не дошло: пить из озера можно тоже.

3.

Прости за вынужденный перерыв.

Тима вспомнила про рыболовецкую ипостась и полдня просидела на берегу, пытаясь поймать лосося удочкой и игнорируя предположения, что для этого необходимы моторная лодка и спиннинг. Впрочем, идея лодки ей понравилась, и я пошел к тете Кайе договариваться о salmon safari. Решено: в каком-то уж совсем медвежьем углу нас должен послезавтра ждать рыбный Вергилий по имени Анти.

– Анти говорит по-английски? – спросил я тетю Кайю, пока она выписывала лицензию на убийство лосося.

– I hope so, – уклончиво ответила Кайя.

Кстати, вот еще две вещи, которая здесь поражают, не считая тишины, отсутствия комаров, тихих зорь и питьевой воды из озера. В месте, где мы живем, не так уж и мало коттеджей – думаю, с полсотни – но одного из другого не видно: в гостиной натуризм можно продолжать. А второе – что коттеджи, управляемые Кайей, относятся к конкурирующим фирмам. Как можно конкурировать, управляя бизнесом конкурентов – я пока не понял. Но здесь это в порядке вещей.

Кстати, Кайя забронировала нам на завтра спуск с порогов Панка-коски. Это на другой стороне озера, под городком Лиекса. Варианты: либо шесть часов на плотах на веслах, либо четыре часа на моторных лодках с перерывом на «традиционный карельский обед». Догадайся, что выбрала Тамара, чему я не смог перечить и за что нас теперь презирает Митя? Хотя уж, казалось бы, после «ужинов в типично греческой (баварской, испанской) деревушке» пора бы обрести иммунитет!

Сегодня же после обычного обеда (шмат мяса на углях, сплошное блаженство) поехали смотреть пристань, с которой завтра загружаться на паром: собственно, от пристани на макушку Коли ведет тот самый кресельный подъемник. Поднялись, я горным козлом скакал по хребту (внизу – озеро, на озере – паром, под ногами – граниты, вокруг – облака), испытывая все то же странное чувство, о котором уже писал: будто сейчас сотворяется мир. Познакомились с бэк-пэкерами, студентами из Хельсинки, они как-то странно кивнули: да, мир сотворен здесь. Я переспросил, они откликнулись:

– Вы слышали про «Калевалу»? В общем-то, это тут. Карелия, центр мира.

Я, признаться, разинул рот, силясь вспомнить сюжет, но на ум приходило лишь имя Лемминкяйнена, этого карельского Кухулина и Ильи Муромца, которого, если не ошибаюсь, убили, расчленили, утопили, а мать выловила сына в реке по кусочкам; он ожил.

4.

О, дорогой мой! О!

Не знаю, что каков шестичасовой сплав на плотах, но и четырехчасовая прогулка на моторной лодке – это вещь.

Впрочем, извини, снова с отступлений. Паром, везущий нас из Коли в Лиексу, оказался морским (и это на озере, откуда до Балтики четыре сотни верст сушей!) С идеально опереточным бородатым капитаном, бархатными шторами и финской музыкой 50-х типа ум-ца-ца. Отчего Митя немедленно объявил окружающую действительность «пошлятиной», и надулся, как спелая тыква.

Однако его настроение переменилось, когда по прибытии нас облачили в резиновые доспехи типа химзащиты, отчего мы все – человек, наверное, 20, позарившихся на карельский обед – выглядели, как взвод карателей, намеренных выкурить фосгеном партизан.