Предчувствия и свершения. Книга 1. Великие ошибки - Ирина Львовна Радунская
Переоценка своих возможностей и недост
О силе профессионализма
Это не значит, что увлечения, хобби, — всегда плохо. Не раз люди, начинавшие как дилетанты, но приобретшие высокий уровень профессионализма, произносили важное, решающее слово в науке.
Те ценнейшие достижения, каких добились в науке многие непрофессионалы, заставили потомков забыть, что они пришли в науку из других сфер. Бывшие дилетанты стали родоначальниками многих областей знания, классиками, провидцами.
Нет школьника, не изучавшего закон Джоуля. А ведь Джоуль был вначале пивоваром. Музыкальный мастер Чарльз Уитстон дал Англии телеграф. Выдающийся английский математик Грин до сорока лет выпекал булки. Гениальный Фарадей начинал разносчиком в лавке. А кто не знает Кулона? Его именем названа единица электричества, он же был инженером по крепостным сооружениям и отдавал физике лишь часть времени, свободную от других дел.
Основополагающие работы по теплоте были сделаны не физиками. Майер был врачом, Румфорд выполнил свои исследования в области теплоты, будучи министром.
До того как прославиться опытами по электричеству, Герике варил пиво, занимался сельским хозяйством, строил мосты, воевал, был бургомистром и дипломатом. Может быть, его непрофессионализм в науке выразился лишь в том, что своему труду по электричеству он дал такое длинное название, что на него надо отвести восемь строчек.
Гильберт, вошедший в историю глубокими работами по магнетизму, был любимым лейб-медиком английской королевы Елизаветы. Кузен Проспера Мериме — Френель, сделавший переворот в такой древней науке, как оптика, в молодости был путейским инженером. Не образование, не потраченное время, даже не сильное желание сделать открытие превращает человека в первооткрывателя… Но очень помогает приобретённое в определённой сфере мастерство, опыт, чутьё — в общем, профессионализм.
Научные работы Ньютона и Гёте не нужно долго сравнивать, чтобы понять: один — профессионал, другой — дилетант.
Ньютон кропотливо, шаг за шагом проникал в глубь свойств света и цветности, подкрепляя каждый этап доказательным экспериментом. Чтобы не оступиться, он создал научный метод, в котором основой явился принцип обратной связи, в наше время всем очевидный.
Гёте, больше вдохновенный мечтатель, философ, чем физик, многое вольно выдумывал, домысливал, фантазировал, не проверяя свою мысль экспериментом.
Гельмгольц, заложивший основы современной теории цветного зрения, дал в 1853 году такую характеристику оптических работ Гёте: его метод — интуитивное упорядочение опытных данных при полном игнорировании какой бы то ни было системы абстрактных понятий. Такой метод и присущая Гёте наблюдательность позволили ему проложить новые пути в описательных науках, в сравнительной анатомии животных и растений он стал одним из предшественников Дарвина, достигшим наиболее ценных результатов. Но дилетантизм заставил его занять отрицательную позицию к системе понятий физики. Его «Учение о цветах», изложенное прекрасным красочным языком, скорее пейзаж, чем научный труд.
Гёте больше играл в науку, украшал себя ею. Ньютон жил наукой, считал себя её слугой. Его научное мировоззрение было глубоко материалистичным, он знал, что настоящее понимание природы складывается не из пустых рассуждений, а из трудного процесса познавания, из опыта. Теория, отражающая действительность, — это комплекс законов, вытекающих из опыта и проверенных опытом.
Ньютон победил по праву. Века подтвердили справедливость его научного кредо. Его законченные работы — это слепок с законов природы. А рассуждения Гёте о происхождении цветов лишь живопись импрессиониста, видящего природу в дымке субъективных представлений, такой, какой ему хочется её видеть: поэтичной и несколько растрёпанной.
Отказавшись от абстракции, от эксперимента, выделявшего главное из второстепенного, Гёте сам лишил себя мощных научных методов, увёл себя от истинной науки в топь натурфилософских вымыслов и словопрений. Нужна была острая интуиция, сродни интуиции Декарта, чтобы на этом зыбком пути обнаружить зёрна истины.
Такой интуицией Гёте не обладал, поэтому результаты его трудов в области физики оказались ошибочными. Для современников Гёте не было сомнения в дилетантской окраске его работ. Гельмгольц ещё раз, почти через сорок лет, возвратился к оценке оптических работ Гёте. О докладе, прочитанном Гельмгольцем в 1892 году, замечательно отозвался Эйнштейн: «Второй доклад с восторгом прочтёт каждый, кому может доставить радость научный подход к познанию мира. Здесь старый Гельмгольц, который всю свою жизнь провёл в борьбе за научное познание, показывает, как Гёте исключил себя из созданной им картины мира».
И это самоисключение, неверие в возможность объективного познания — один из красноречивейших уроков истории, который не следует забывать.
ПРЕДРАССУДКИ
В науке важно отказаться от глубоко укоренившихся, часто некритически повторяемых предрассудков.
Эйнштейн, Инфельд
Мимолётности
Некоторые из заблуждений, с которыми мы познакомились, наталкивают на сомнение: а стоит ли выставлять напоказ ошибки? Пожалуй, их нужно стыдиться, стремиться скорее преодолеть, а не афишировать…
Но учёные никогда не стыдились честных заблуждений. История знает удивительные случаи, когда исследователи пользовались своими и чужими заблуждениями как рабочей гипотезой. И делали это с успехом!
Декарт, французский философ и физик XVIII века, много думавший над разгадкой природы света, создал, как потом выяснилось, ошибочную теорию. В целом его учение о свете оказалось заблуждением, но тем не менее ему удалось, пользуясь своей точкой зрения, получить веками безуспешно разыскиваемый закон преломления световых лучей. Открытие встретили с одобрением, особенно потому, что Декарт не остановился лишь на формулах, а рассмотрел ряд их практических следствий.
Если свет сам подтверждает выводы Декарта — преломляется и отражается так, как тот предсказывал, то природа света понята правильно, не так ли? Логическая цепочка должна замкнуться. Верные предпосылки могут и не дать верных следствий, но верные следствия, казалось, нельзя сделать из неверных предпосылок.
С удивлением встретили современники признание самого Декарта в том, что, по его убеждению, исходные модели явления, которые он выбрал, не надежны, точнее — неверны! И тем не менее он уверен, что из них можно извлечь правильные и полезные следствия.
Полезные следствия! Вот одна из тех веских причин, которой руководствуются учёные, пользуясь сомнительной гипотезой.
Декарт не видел в таком пути познания ничего опасного и недозволенного. Он шёл на это сознательно, подражая, по его словам, астрономам, которые, несмотря на то что опираются на недостоверные, а часто даже ошибочные наблюдения, делают правильные заключения.
Сходную позицию занимал и такой гениальный физик, как Фарадей, отец учения об электричестве и магнетизме. Он зачастую сам не верил в полёты своей фантазии. Но не стыдясь делился с коллегами смелыми и не обоснованными предположениями о сути электромагнитных сил, рассматривая их как рабочие гипотезы,
