Лев Колодный - Кто написал «Тихий Дон»? Хроника литературного расследования
«ТИХИЙ ДОН»
Роман
Часть четвертая».
Вся ли часть сохранилась, где и когда сочинена? Задавая себе эти и другие вопросы, перелистав почти всю рукопись, нигде не встретив дат, я уже стал было думать, что ответа не найду.
Но почти в самом конце стопки листов, на 121 странице, встречаю неожиданно полюбившиеся автору слова, которыми он испытывал новое перо: «Проба пера».
Вслед за ними – ответ на мои вопросы:
«Букановская
28 февраля 1928 года
М. Шолохов».
Ниже еще две подписи:
«Н.Тришин
А. Шолохов».
Почему вдруг вспомнилось о московском друге, Н. Тришине, и отце, мы можем только догадываться. Но дата и название станицы дают нам точный ответ – четвертая часть «Тихого Дона» была завершена в юнце февраля 1928 года в станице Букановской, где проживали родители жены.
Она далась трудно. О работе над четвертой частью автор вспоминал и говорил не раз…
Первая страница рукописи начинается так:
«Тихий Дон»
Часть четвертая
I.».
«1916 год. Октябрь. Ночь. Дождь и ветер. Полесье. Окопы над болотом, поросшим ольхой. Впереди проволочные заграждения. В окопах холодная слякоть. Меркло блестит мокрый щит наблюдателя. В землянках редкие огни. У входа в одну из офицерских землянок на минуту задержался приземистый офицер (было – казак. – Л.К.), скользя мокрыми пальцами по застежкам, он торопливо расстегнул шинель, стряхнул с воротника воду, наскоро вытер сапоги о втоптанный в грязь пучок соломы и только тогда толкнул дверь и, пригинаясь, вошел в землянку».
Действие далеко переместилось с мелеховского двора на хуторе Татарском в Области Войска Донского, неумолимо приближаясь к тем самым событиям, что волновали воображение автора давно, в 1925 году, в конечном счете заставив его взяться за перо, чтобы написать роман «Тихий Дон».
«Написал три части романа, – рассказывал М. А. Шолохов Исаю Лежневу, – которые и составляют первый том «Тихого Дона». А когда первый том был закончен, и надо было писать дальше – Петроград, корниловщину, – я вернулся к прежней рукописи и использовал ее для второго тома. Жалко было бросать уже сделанную работу».
Шолохов не раз в беседах с литературоведами и журналистами признавался, что тяжелее всего ему давалась четвертая часть «Тихого Дона», основанная на историческом, документальном материале, где действующими лицами выступали не только его герои, но и реально существовавшие личности.
«Когда выяснялось, что нужны архивные материалы или исторические данные, писатель прерывал работу на месяц, другой и уезжал в Ростов или в Москву, рылся в архивах, а особенно его интересовали газеты первых лет Советской власти», – со слов писателя и его близких рассказывал на страницах «Известий» о том, как создавался «Тихий Дон», специальный корреспондент газеты Исаак Экслер, в предвоенные годы не раз бывавший в Вешенской.
«Больше всего трудностей и неудач, с моей точки зрения, было с историко-описательной стороной. Для меня эта область – хроникально-документальная – чужеродная. Здесь мои возможности ограниченны. Фантазию приходилось взнуздывать», – так говорил Шолохов журналисту, беседуя с ним в 1940 году, после завершения затянувшейся на пятнадцать лет работы над эпопеей.
Автор книги «Путь Шолохова» Исай Лежнев в разговорах, происходивших в редакции газеты «Правда» во время войны при наездах писателя в Москву, неоднократно, по его словам, пытался установить: когда именно сочинил автор «Тихого Дона» вторую книгу романа. Что же отвечал на вопросы Исая Лежнева писатель?
«– Невозможно твердо определить сроки работы над вторым томом, с точностью установить границы времени. Работая над первой книгой, я заглядывал во вторую, отчасти в третью. Писал иногда наперед целые куски для следующих частей, а потам ставил их на нужное место. Да и в дальнейшей моей работе элемент заготовки играл и играет большую роль».
На основе этих слов Исай Лежнев делал вывод:
«По-видимому, во второй том Шолоховым были включены не только отдельные главы из «Донщины», но и «целые куски» из других заготовок, сделанных в разное время. Именно это позволило ему опубликовать вторую книгу вслед за первой – без перерыва».
Исследователь говорит про Фому, а писатель ему (прямо и однозначно) – про Ерему. Исай Лежнев имеет в виду «Донщину». Михаил Шолохов – «Тихий Дон».
Теперь, когда перед нами рукописи, черновики и беловики, видишь: прав был М. А. Шолохов. «Донщина» к «Тихому Дону» прямого отношения не имеет.
Напрашивается еще одно уточнение. Считать, что благодаря заготовкам автору удалось так быстро вслед за первым томом выпустить второй том, – неверно.
Шолохов действительно использовал написанный в 1925 году первоначальный незавершенный вариант «Тихого Дона», но ускорения работе это не придавало. Писатель повторил лишь отдельные эпизоды, отдельные фразы и метафоры, ввел в действие некоторые старые персонажи, появившиеся на свет вместе с Абрамом Ермаковым. Но при этом все главы четвертой части «Тихого Дона» в 1928 году сочинялись заново от начала до конца. Использовать написанное в 1925 году в качестве «вставных глав» ему не удалось, да и не стремился, по-видимому, романист к этому, настолько он ушел вперед за три года в творческом развитии; написанное прежде его больше не удовлетворяло.
Столь быстро создать второй том вслед за первым ему удалось по другой причине: темп работы, заданный осенью 1926 года, оставался прежним – никакие внешние обстоятельства, возникшие впоследствии, ему не мешали, все свое время романист мог отдавать решению творческих задач. Так же, как за несколько месяцев он вчерне написал первую часть, так же за несколько месяцев сочинил вчерне и вторую часть.
Сохранилось, как уже упоминалось, 20 страниц «Тихого Дона» образца 1925 года. Из этого фрагмента автор механически использовал, переписал слово в слово всего несколько десятков строк, пустив их в оборот в XV главе четвертой части. В ней идет речь именно о тех событиях, с которых автор начал сочинять роман: о корниловщине – попытке генерала Корнилова использовать фронтовых казаков для подавления революции в Петрограде. Именно об этом и говорил Михаил Александрович в беседах с журналистами, вспоминая предысторию «Тихого Дона».
Какие же строки романа 1925 года счел возможным Шолохов переписать в 1928 году?
Откроем опубликованную XV главу четвертой части «Тихого Дона»:
«Взвод за взводом выехали на дорогу. Оглядываясь, казаки видели, как представители, сев на коней, о чем-то совещаются. Ингуш, сузив глаза, что-то горячо доказывал, часто поднимал руку: шелковая подкладка отвернутого обшлага на рукаве его черкески снежно белела.
Иван Алексеевич, глянув в последний раз, увидел эту ослепительную сверкающую полоску шелка, и перед глазами его почему-то встала взлохмаченная ветром-суховеем грудь Дона, зеленые гривастые волны и косо накренившееся, чертящее концом верхушку волны белое крыло чайки-рыболова».
Эти два абзаца, без всякого сомнения, восходят к приводимому ранее первоначальному тексту, имевшемуся у автора с осени 1925 года.
При сличении текстов 1925 и 1928 годов можно найти еще несколько совпадений отдельных слов и фраз, диалогов.
Так, в романе Захар Королев говорит Ивану Алексеевичу:
«– Слыхал? Пехота справа уходит! Может, фронт бросают?
Застывшая недвижным потоком, словно выплавленная из черного чугуна, борода Захара была в чудовищном беспорядке, глаза глядели с голодной, тоскливой жадностью.
– Как, то есть, бросают?
– Уходют, а как – я не знаю.
– Может, их сменяют? Пойдем к взводному, узнаем. – Захар повернулся и пошел к землянке взводного, скользя ногами по осклизлой, влажной земле.
Через час сотня, смененная пехотой, шла к местечку. Наутро разобрали у коноводов лошадей, форсированным маршем двинулись в тыл».
И этот эпизод ведет свою родословную от эпизода, впервые сочиненного автором за несколько лет до начала 1928 года, когда на его столе покоилась толстая стопка бумаги – черновика четвертой части «Тихого Дона».
Читаем в рукописи, помеченной «осень 1925 года», диалог. Его ведут Абрам Ермаков и казак Федот Бодовсков, неожиданно узнав, что два полка диной дивизии уходят в тыл.
«– Куда идут?
– Чума их знает. Может, фронт бросают?
Абрам пристально поглядел на Федота: застывшая в недвижном потоке, словно вылитая из черного чугуна, борода Федота была в чудовищном беспорядке; глаза глядели на Абрама с голодной, тоскливой жадностью.
– Может, фронт бросают? А? А мы тут сидим…
– Пойдем к четвертой сотне в землянки. Может, узнаем.
Бодовсков повернулся и побежал по проходу, спотыкаясь и скользя ногами по осклизлой притертой земле. Четвертая сотня помещалась в офицерских землянках…»
