Валентин Дмитриев - ПО СТРАНЕ ЛИТЕРАТУРИИ

Альманах начинался следующим «Манифестом психо-футуризма»:

МЫ ХОТИМ:

1. Оявить и овнесловить психость великого Я человека и мира.

2. Уничтожить трупность физическости и огнешар Вселенной превратить в Дух.

И так далее в том же роде. За этим «Манифестом» из 11 пунктов (в том числе такой: «Все, что было до нас, мы повеленно объявляем несуществующим») следовал полный набор всех бессмыслиц и словесных вывертов, какими футуристы, стремясь выглядеть новаторами, щекотали в те годы разжиревшие мозги обывателей.

Представление о том словоблудии (иначе не скажешь!), которому с упоением предавались на страницах альманаха его авторы, дает перечень названий их «опусов» в стихах и прозе:

Пределов. Древо пти. Вихрометы. Ячесть. Ыыртзуту (семиглавик). Косокоссмика (психоязв). Вззвонь (звукоза). Мирогимника. Душа бездушности (психоштрихи). Губофозия. Обмозг душегуби. Психодумы меня.

Скороколочка. Круговерть бессоны (психоза). Геонебия (поэмуза). Минимы. Земля-мать оквадраченная. Сказоленда (звездира). Звукъоза. Аннонсэтты.

В «Предслове» говорилось:

«Локомотивит Солнце, азропланит Земь, автомобилитЛунь, маховит Мысль, ниагарит Кровь, шагоступаютГомы, четыреногают Лай —все стремит в неухоловимом взвое: все полно Психа. <...> Рельсит Вечность, громитЖизность <...> мимо мимость травность лесность стеклость глупых серость камных мимо <...> Псих огнеет дым клубеет жизнь живеет эет меет леет <...> рельсодвиньтесь тримно трамно околесьтесь тромно трумно все психеет все безумно...»

Другие перлы словесной эквилибристики представляли собою образцы чистейшей зауми. Вот «Древо пти»!

Лесотемны пти гортают —Герра дзыги дзвонГерр метрель титри монтаютКритлин клюк бозон... (и еще 16 таких строк).

Вот «психоза» Пьетро Смурского «Круговерть бессоны»:

«Ычесть, ячесть, ечестц ючесть... Гибко, зыбко, темно, тумно. Плыви плавают плывуче, ночевает темь скрипуче.

Ают оки... Эют юки...

Блески? Всплески? Нет — мракеет, главоболит, ноголомит, в уховатости бом-бомбит... Лишь осердие тукно...

Эют аки... Ают уки...»

Семь «глав» (каждая по пять-шесть строк) Г. Велигумского, воспевающие автомобиль, напечатаны в обратном порядке — от последней к первой, которую мы приводим, с риском, что у читателей будет «в уховатости бом-бомбить»:

«Заогнил Ыыртзуту стальцилиндры слезокапами заогнил мясовывротом грудобелок людомерзкиных замуфтил насокапился да громыхдарил и расщепенился сам вземлился вспылился разжелезился» (очевидно, описана авария).

Еще пример формалистического словотворчества —

«Геонебия» Нила Гака:

Иззатучил лунлуч мореволнушку обнеласкал оклун звонопесную синеглазил пыф-пыф кораблесную злотонаухосмехлнл плывочелнушку...» и т. д.

Наиболее лаконичны произведения Чернакоты: в каждом из них, кроме названия и подписи автора, всего по одному слову!

Вот его «Скороколочка»:

музозвонофонотонопенеигрика.

А вот его же «Губофозия»:

бенебепефеферр бом.

Не были забыты и возможности, которые давал типографский набор. «Минимы» были напечатаны: одна — в форме шестиугольника, другая —в форме треугольника:

«Аннонсэтты», т. е. объявления в конце альманаха, гласили:

«— Саратовские психо-футуристы футуросозидают в недалекости грандиозный психо-бал с декламом футуропоэз, звукованием футурозвуков и психолюбованием. Дамы имеют вступ только в мужских одеях, мужчины — только в дамских. Цена вступэтикетки 3 руб. О дне психо-бала будет аннонсировано.

— О. Сироп переговаривает с футуристом Паоло Трубецким о постанове в своем имении памятника. Памятник будет лицевить О. Сиропа без головы, с задумно склоненным туловом.

— Пьетро Смурский выгодно купил имение на берегу Волги. Психо-футуризм имеет отныне фундаменный пристав для своей творчести. П. Смурский намерит футуросоздать в имении психо-музыковный консерваторий.

— Весной психо-футуристами будет организован черезуличный процед.

— Второй футуроальманах остампуется в первомесяце притекущего года».

Альманах «Я» был раскуплен в первые же дни; понадобилось второе издание, тиражом 1000 экземпляров, еще больше подогревшее интерес к психо-футуристам.

Им были посвящены в саратовской прессе не одна статья, не один фельетон, написал о них и столичный «Журнал журналов». Хоть галиматья галиматьей, а новая разновидность футуризма — налицо! Это явствовало из того, что психо-футуристы в своем «Манифесте» отмежевывались от «именующих себя футуристами и раскрашенно мессалинящих по улицам, отеливая дух». Одно из стихотворений было посвящено «с презрением и ненавистью В. Маяковскому». В то же время психо-футуристы утверждали в том же «Манифесте»: «Мы не боимся взять у мертвячных «эго» и «кубо» их словность» (т. е. язык).

До сих пор альманах «Я» упоминается и цитируется на полном серьезе в литературоведческих исследованиях на Западе, как яркий образчик «словотворчества», как новое слово в русской поэзии, якобы прозвучавшее в 1914 году[8].

Конечно, лингвистические выкрутасы футуристов имели под собой реальную языковую почву, сыграли немаловажную роль в литературной жизни России 1910-х годов и не остались без последствий для поэтического языка.

Но все дело в том, что альманах «Я» был вовсе не детищем реальной группы футуристов, а пародией, сочиненной противниками этого течения. Чтобы осмеять оппонентов, они выступили от их имени, взяли на вооружение их приемы, прикинулись такими, как они, подобно тому как это сделали еще в XVI веке авторы «Писем темных людей» и «Менипповой сатиры», борясь с мракобесами-схоластами и политическими противниками.

Это была литературная мистификация, задуманная и осуществленная с большим размахом саратовскими литераторами, входившими в кружок «Многоугольник», душою которого являлся Лев Иванович Гумилевский (1890—1977). Наиболее активными «углами» «Многоугольника», существовавшего с 1910 по 1917 год, были журналисты С. Полтавский и Д. Борисов, поэт А. Галкин, музыковед И. Липаев, актер и писатель И. Борисов-Извековский и художник А. Никулин.

«Все мы одинаково отрицательно относились к появившимся в те годы разным группам футуристов, во главе с Маяковским, Бурлюком и Крученых,— сообщил Л. Гумилевский автору этой книги.— Мы говорили о том, что всю эту футуристическую бессмыслицу, всякие поэзы и манифесты легко может писать любой, маломальски владеющий пером. Однажды мы решили это проверить и условились к следующему собранию приготовить «футуристические» произведения.

— А я сочиню манифест,— сказал Полтавский.— Назовемся, в отличие от эго- и кубо-футуристов, психо-футуристами!

На том и порешили. В следующую субботу мы под взрывы смеха читали друг другу манифест и прочие «опусы». Возникла мысль об издании всей этой чепухи под видом серьезного достижения новейшей литературы».

Авторы укрылись под псевдонимами, часть которых была анаграммами настоящих фамилий. Так, Гумилевский подписался «Велигумский»; он же был «Сатана-Гордыня», что ассоциировалось с его обычным псевдонимом в саратовской прессе — «Иван Гордый»; Галкин — «Нил-Гак», Власов — «Савлов», Борисов — «О. Сироп», т. е. Борис наоборот, с изменением одной буквы.

Полтавский подписал одни вещи «Пьетро Смурский», другие — «Колтаковский».

Успех превзошел все ожидания: саратовцы гордились тем, что в их городе появилось новое литературное течение, обещавшее стать не менее модным, чем прочие разновидности футуризма, хотя не очень ясно было, чем оно от них отличается? Никто не заметил явной пародийности некоторых строк, не только передразнивавших футуристов, но и издевавшихся над ними:

Самовачесть, самовитость, самовук,Любовачесть, любовитость, любовук,Как паук!Эгосамость, духопламость, духознакОдолеет, огипнозит как «тик-так»...Кто дурак?(«Психодумы меня» Колтаковского)

У членов «Многоугольника» допытывались, не знают ли они, кто авторы «футур-альманаха». Они отмалчивались и строили новые планы.

Д. Борисов и С. Полтавский, по словам Гумилевского, предложили устроить вечер психо-футуристов, а «заодно и саморазоблачиться».

Предложение было принято. Борисов взял на себя организационные вопросы, Полтавский — доклад о футуризме вообще, а Гумилевскому поручили рассказать о мистификации и ее целях.

Вечер состоялся в конце января 1914 года в самом большом зале Саратова — Коммерческом собрании. Зал был полон. «Хотя публика ожидала появления психофутуристов,— пишет Гумилевский,— но примирилась с тем, что выступят их противники. Какой-то шутник пустил слух, что на вечере — Бурлюк, одетый в кофту и юбку, и на одну толстую женщину с мужской походкой украдкой посматривали, принимая ее за Бурлюка».