Ариадна Эфрон - История жизни, история души. Том 2
У меня даже кровь от сердца отхлынула и ударила в пятки («душа в пятки» ушла!). Я (всё это уже к делу не относится) заплакала так, как в детстве от сильного ушиба — слёзы вдруг хлынут без предупрежденья, и пошла тихонечко вниз - вдруг прозрев и увидев страшноту этого дома, липкие сырые пузатые стены, корытообразные стоптанные ступени, бесцветность света, еле пробивающегося сквозь от века грязные стекла.
Помню, рассказала папе — оказалось, что Глиноедский давно уже был без работы, пробавлялся случайным и редким, голодал. Ему помогли — с той деликатностью, с какой папа умел. Кормёжку стали «отпускать в долг», какой-то заработок устроили, всё пошло лучше.
А когда началась Испания, Глиноедский первым попросил его отправить туда. Тот разговор его с папой, при котором я случайно присутствовала, размалёвывая в «кабинете» секретаря стенгазету, тоже запомнился, не сам, в общем, разговор, а Глиноедский — совсем другой, оживлённый, помолодевший, распахнутый, оживший, а не оживлённый! Стесняясь высокопарности слов, он говорил о том, что, согрешив оружием, оружием же и искупит, но не так великопостно это звучало, как у меня сейчас. Искупил-то он жизнью. Говорят, что в Испании он проявил себя великолепным организатором, что было тогда так важно. Что был он отчаянно храбр, и более того — мужествен.
Да, был он полковником царской армии. Так мы иной раз звали его в шутку, «полковник Глиноедский», он очень обижался.
Но того, что Вы хотели узнать - имя-отчество Глиноедского, историю его женитьбы, я просто не знаю. Пусть Наташа5 напишет Савицкой Вере Михайловне, Сталинград «24», д. 117, кв. 6. Она тоже была в Союзе Возвр<ащения> (потом, уже после гибели Глиноедского, и в Испании), Глиноедского должна помнить и, м. б., знает о нём больше, чем я. Я даже не знала, что он был женат. (Адрес Савицкой я даю верный — пусть не покажется неполным, там что-то литерное, то ли завод, то ли верфь.)
Вот и всё, как всегда на скорую руку.
Обнимаю Вас
Ваша Аля
Любовь Михайловну крепко целую. 4445
3Владимир Константинович Глиноедский (в некрологе журн. «Наш Союз». 1937. № 3/4он назван Глиноецким) - полковник-артиллерист. Участвовал в гражданской войне в Испании под именем Хименес. Возглавлял ударный батальон на Арагонском фронте и погиб 27 декабря 1936 г в бою под Бельчитой.
Сведения о Глиноедском (Хименесе) А.С. сообщала по просьбе И.Г. Эрен-бурга, написавшего во 2-м томе своих мемуаров о встречах с ним во время испанской воны: «Человеком он был на редкость привлекательным, смелым, требовательным, но и мягким. Прошел он нелегкий путь, это помогало ему терпеливо сносить чужие заблуждения. <...> Два раза анархисты хотели его расстрелять за восстановление порядков прошлого", но не расстреляли - привязались к нему, чувствовали, что он верный человек. А Глиноедский говорил мне: Безобразие! Даже рассказать трудно... Но что с ними поделаешь? Дети! Вот хлебнут горя, тогда опомнятся...” Член военного совета Арагонского фронта полковник Хименес как-то сидел со мной и расспрашивал про Россию, вспоминал детство. Я сказал ему: “Ну вот после войны сможете вернуться домой...” Он покачал головой: “Нет, стар я. Это, знаете, хуже всего - оказаться у себя дома чужим человеком...”» (Эренбург И.Г. Люди, годы, жизнь. М 1990 Т 2 кн 4 гл. 19. С. 107-108).
4 На ул. Бюси в Париже, где размещался «Союз возвращения на Родину» и редакция журн. «Наш Союз».
5Наталья Ивановна Столярова (1914-1984), секретарь И.Г. Эренбурга.
И. И. Емельяновой
13 ноября 1961
Малый Малышок, у нас второй день мороз и солнце, но не весело, п. ч. снега совсем нет и земля зябнет голая. На праздники приезжала Ада, побыла дней десять, поучаствовала в деревенском быту, а сегодня вновь уехала к цивилизации поближе, а я осталась в обществе кошки - ибо в ином обществе совершенно не в состоянии работать - отвлекаюсь. Вообще-то и кошка мало помогает. По слухам, Инка с детсадом1 ездила на праздники в Ленинград и правильно сделала. Она совершенно чумеет от работы и в первые же две недели ухитряется израсходовать без остатка всё здоровьишко, накопленное за отпуск. А я за время твоего отсутствия превратилась в какого-то сторожа маяка, в Москве почти не бываю, а когда бываю, то до такой степени бегом, что потом в Тарусе никак не могу отдышаться. Всё работаю, и сама себе надоела, ибо сработанного-то и нет ничего. Высиживаю, как гусыня на гнезде, а цыплята всё не вылупляются. Не умею я хватать время под уздцы, оно первое меня хватает под это самое и тащит к старости поближе — больше никакими достижениями похвастаться не могу, а жаль.
И всё же люблю я свои одинокие тарусские месяцы, особенно, если погода не дождливая; как у каждого психа, она, погода, действует на настроение, и из серого низкого неба уж никакое решительно вдохновение не нисходит на мою победную головушку. Недавно получила в подарок вышедший толстый безобразно изданный однотомник Бунина2. Я его очень люблю — всё, за исключением той прозы, что была у тебя3, или почти всё. И теперь перечитывала «Жизнь Арсеньева», «Деревню», пожалуй, с неменьшим удовольствием, чем ты своего Манна. Какое богатство, неистощимость и - ничего приблизительного, рядом стоящего. Вспоминаю его глаза, светлые, чуть не до белизны, пронзительный и недобрый взгляд. Думаю так же и Толстой смотрел, и в светлости глаз его была не русская созерцательность, а какая-то холодная раскалённость добела4. По крайней мере у Бунина было именно так.
На мамину книжечку многие — знакомые и незнакомые — отзываются письмами. Выход её в свет оказался настоящим событием, многие ведь впервые столкнулись с этим явлением. Наташа Ст<оля-рова>5 достала мне две книжечки Бориса, одну для меня, одну моей подруге детства, к<отор>ая замужем за испанцем-антифашистом и живёт в Мексике6 с ним и дочкой — на каком языке они говорят в семье, она никогда не смогла мне объяснить! Там нет русских книг, поэтому я с особым чувством отправила ей и маму, и Борю. Наташа пишет, что Борю купила в магазине, что на ул. Горького, где трое суток дежурила полуторатысячная армия книголюбов, большинство которых разошлись ни с чем: тиражи небольшие и рассылаются по всей стране и в Москве мало что оседает.
Получила ли ты «Тарусские страницы»7 и понравилось ли тебе там что-нибудь? Маминым разделом я недовольна, составлено как Бог на душу положил Оттену, - на этот раз он, Господь т. е., не очень-то расщедрился, хоть и много стихов, но пестро, случайно, нестройно. Но я ко всему, что касается мамы, лезу со своей дочерней меркой, пора бы отвыкнуть, хотя, сказать по правде, неплоха и не тесна моя дочерняя мерка... Идёт речь о перенесении праха из Елабуги - если удастся отыскать среди безымянных могил ту самую. Вопрос будет решаться весной, и, в случае, если квадрат поисков невелик, то Союз пис<ателей> получит разрешение на раскопки. Поеду опознавать; если что и осталось за 20 лет, то косточки одни, и опознавать придётся по росту, форме черепа, состоянию зубов, размеру рук, ног, и, верно, по изменению шейных позвонков (причина смерти). Трудной будет последняя встреча — но дай Бог, чтобы состоялась.
Обнимаю тебя - вас обеих - рада, что мать лучше себя чувствует. Пиши, дружок.
Твоя Аля
1 И. Малинкович ездила в Ленинград со своими школьными учениками.
2Бунин И.А. Повести. Рассказы. Воспоминания. М., 1961. Вступ. ст. К.Г. Паустовского.
3 У И. Емельяновой были «Воспоминания» и «Окаянные дни» И.А. Бунина.
4 Воспоминаниями о Бунине А.С. делится и с А.А. Саакянц в письме к ней от 8.XI.1961 г.: «Глаза были светлые, белёсые, пронзительные, недобрые - глаза-ланцеты. Сам был сух, жилист, большенос, с брезгливым ртом и красивыми, сильными, подвижными и крепкими руками. Зол, заносчив, высокомерен, влюбчив, ненавистлив и умен с головы до пят. Выпивши - добрел - выпить любил».
5 Речь идет о Н.И. Столяровой.
6 Речь идет об Ирине Владимировне Лебедевой (в замужестве Колль). 7«Тарусские страницы» - литературно-художественный иллюстрированный
сборник (Калуга, 1961. Сост. Н. Оттен).
В.Н. Орлову
17 ноября 1961
Милый Владимир Николаевич — «Идёшь, на меня похожий» сличалось с окончательным текстом, причём и для верстки, и для этой книги. Думаю, что строфа «Я вечности не приемлю»1 ушла из окончательного текста из-за повтора рифмы «погребли - земли», «пыли -земли»2, да ещё на близком расстоянии. Когда буду в Москве, ещё раз посмотрю подлинник (там поздняя мамина правка), тут у меня только копия — это единств<енный> экз<емпляр> с авторской правкой и ранней - исправление опечаток машиноп<иси> - и с поздней. Есть (не у меня) ещё 2 экз<емпляра>, правленных маминой рукой после машинки.
