Природа. Человек. Закон - Городинская Виолетта Семеновна
Что, конечно же, не снимает вины с его подчиненных. Ибо приказ приказом, но если тому же бульдозеристу прикажут разрушить собственный дом со всею его обстановкой, он что, сделает это? А ведь наша земля — ее реки, леса, озера — это наш единственный родной дом и деваться из него больше некуда. И разрушать его, даже подчиняясь приказу, преступно.
Слишком много у нас на недавней памяти творилось преступлений, прикрытых фразой «приказано — делаю», чтобы оправдывать скрывающихся под маской тупых, нерассуждающих исполнителей, слишком много натворили они бед, чтобы терпеть их существование.
Да не обидятся на нас руководители и работники других промышленных министерств и предприятий за то, что мы так много места уделили Минлесбумпрому, а их даже и не упомянули хотя бы кратко. Понимаем, несправедливо это: они в неменьшей степени заслуживают звания разрушителей родной земли, отравителей ее рек, озер, лесов, почв, атмосферы. Металлурги и химики, нефтяники и машиностроители, транспортники и горняки, энергетики и работники легкой промышленности словно бы включились в общесоюзное соревнование за первенство: кто больше и эффективнее загадит и умертвит прилегающие и отстоящие как можно дальше водоемы и территории. Просим извинения, что не можем раздать завоеванные ими призы и в утешение скажем лишь: пусть примут все, что говорилось о М. Н. Бусыгине, предприятиях и работниках Минлесбумпрома на свой собственный счет. Ибо позиция лесопромышленников, к глубочайшему сожалению, не уникальна, а типична. И повсюду прикрываясь маской исполнителей вышестоящих приказов и опостылевшими уже звонкими фразами «заботы о благе народа» в той или иной мере, так или иначе, не мытьем, так катаньем ведется загрязнение, отравление, уничтожение природных экосистем и в конечном счете уничтожение человека. Ибо регистрируемое ныне огромное увеличение — в 20–30 раз! — количества заболеваний, в том числе наиболее тяжелых и страшных, увеличение, полностью связанное с загрязнением окружающей среды промышленными отходами, как вы понимаете, отнюдь не служит продолжению жизни человека и калечит его потомство.
Огульное охаивание? Отнюдь нет — нелицеприятная правда. Ибо даже лучшие из лучших, те, что скрупулезно соблюдают ПДК в своих дымовых и сточных производственных выбросах и не производят аварийных залповых сбросов (а много ли таких? Раз, два да обчелся!), вносят очень значительную лепту в загрязнение окружающей среды. Потому что, как мы уже говорили выше, выбросы с ПДК вредных веществ от многих предприятий суммируются, накапливаются в воздушном бассейне, водах, почве и таким образом достигают превышенных, недопустимых концентраций. Так и получаются курьезные заключения в большинстве городов: «За год количество вредных выборосов сократилось, однако уровень концентрации вредных веществ в атмосфере, воде, почве за это время возрос в 2–3 раза». И особенно это страшно для озер и прочих закрытых водоемов. Тут вредные вещества, поступающие даже в самых наинижайших концентрациях, за годы и годы сбросов, превращают всю воду в ядовитый раствор или суспензию. Впрочем, и открытые водоемы — реки, хоть и уносят часть смертоносных сбросов, но и накапливают их в водорослях, животных, донном иле. А главное, уносят на более или менее большие расстояния от мест сброса и только. В конечном счете, любая река, как «Волга впадает в Каспийское море», вливает свои воды в озера и моря и уже там происходит концентрация отравляющих все живое веществ.
Тем более, что ПДК — не столько допустимые, сколько предельные концентрации вредных веществ, за пределами которых — опасные для здоровья и жизни людей последствия. А у нас их принимают за норму и превышение «всего» в 2–3, а то и в 5-10 раз не почитается даже нарушением, бесстрастно констатируется СЭС. Тогда как это уже преступление — превысить ПДК хотя бы даже на одну сотую предельно допустимой концентрации.
Тем более, что установленные в нашей стране ПДК отнюдь не самые оптимальные. Так, грузовые автомобили с нормальным, по нашим нормам, выбросам выхлопных газов не пропускаются санитарным надзором западноевропейских стран из-за их опасного воздействия на окружающую среду. Вот и приходится на границе перегружать экспортный товар в чужой транспорт или закупать чужие грузовики для бесперебойной транзитной доставки международных грузов. И уж подавно — тем более, что многие наши нормы ПДК не имеют не только серьезных, но и вообще никаких научных обоснований (если, конечно, не считать научными обоснования сотрудников ведомственных НИИ, составленные по принципу «чего изволите»). Шесть раз менялись нормы ПДК промышленных стоков того же БЦБК, с каждым разом все ужесточаясь. А комбинат, даже полностью соблюдая самую жесткую из них, продолжает отравлять воды и живность Байкала. Как вы думаете, на чем основывались первые, высокие нормы ПДК?
Так что даже те, кто считает, что их совесть чиста в этом отношении, ибо их-то не упрекнешь в нарушении норм, должны всегда помнить: и их предприятие повинно в создавшейся кризисной экологической ситуации, и им предстоит немало еще сделать для того, чтобы их совесть была действительно чиста перед природой и людьми.
Но вот уж кого совершенно нельзя обойти в разговоре о защите природы и человека, так это работников сельского хозяйства и тех министерств, которые оказывают им активную помощь в омертвлении вод страны и их обитателей. По массированности и масштабам вредного воздействия на водные экосистемы — от ручьев и прудов до рек и морей — сельское хозяйство, пожалуй, превосходит ныне даже Минлес-бумпром. И в этом ему активнейшим образом помогают и химики, и мелиораторы, и прочие, причастные к сельскому хозяйству министерства.
Те, кому сегодня за сорок, еще помнят, что всего три десятка лет назад, можно было пить воду из любой речки, пруда, озера, не опасаясь, что вместе с глотком воды хватишь добрую порцию отравляющих веществ. Из пионерлагерей и просто так, самостоятельно мы уходили в турпоходы, привязывая стоянки и ночлеги к любой речке или озерцу, лишь бы была вода. Нынче детей пионерлагеря если и водят в походы, то обусловливают стоянки требованиями, чтобы находились они в местах, где имеются водопроводы или артезианские скважины, проверенные СЭС. Иначе вполне может случиться беда, пусть даже не такая страшная, о которой мы рассказали в начале книги, но ведь любое отравление, даже легкое, не только мучительно, но и чаще всего опасно по своим последствиям, ибо в той или иной степени действует разрушительно на организм, на его основу — клетки и их генетический аппарат. И это опасно вдвойне, если отравления протекают не остро, не проявляются сразу же, а происходят отсроченно — иной раз на много лет. Острое отравление еще хоть можно распознать, от чего, и принять соответствующие лечебные меры (если они есть, а то ведь и не бывает). Скрытое же — зачастую лечить уже поздно…
«В случаях, угрожающих здоровью населения, органы, осуществляющие государственный санитарный надзор, вправе приостанавливать сброс сточных вод вплоть до прекращения эксплуатации производственных и других объектов…»(Основы водного законодательства Союза ССР и союзных республик, ст. 31).
И если наибольшая часть промышленных загрязнений опасна, то попадание в организм инсектицидов, гербицидов, дефолиантов и прочих химических «спасателей» урожаев опасно особенно. Ибо и созданы и нацелены они в первую очередь на разрушение живых организмов — их эндокринной и нервной системы, клеток и их генетического аппарата.
Четверть века прошло с тех пор, как книга Рейчел Карсон «Безмолвная весна» потрясла мир рассказом о тех вредоносных, убийственных воздействиях, которые несут всему живому, в том числе и человеку, пестициды, и в первую очередь печально знаменитый ДДТ. По требованию общественности и ученых всего мира два десятка лет назад была заключена международная конвенция, запрещающая применение ДДТ. Конвенцию эту подписала и наша страна.
Но. «Экономика должна быть экономной». Не пропадать же хорошо налаженному производству. И химкомбинаты продолжали выпускать ДДТ. Не пропадать же изготовленному добру, и продолжались «массированные многократные химические обработки, преимущественно авиационные, когда пестициды плотной пленкой ложились не только на поля, а и на луга, пастбища, водоемы», — писал в «Труде» (1988, 25 авг.) министр здравоохранения Азербайджанской ССР Т. Касумов. — И чаще всего это был препарат ДДТ. Тот самый высокотоксичный пестицид, использование которого в сельскохозяйственном производстве страны было официально запрещено в 1970 году. Как правило, ежегодно Совет Министров республики обращался с ходатайством в Минздрав СССР, и без особых уговоров главный санитарный врач страны давал разрешение на использование ДДТ в сельском хозяйстве Азербайджана «в виде исключения».
