Три аксиомы - Зыков Иван Максимович
Под впечатлением паркета из лиственницы, этого свидетельства лесных богатств Мезени, я говорю главному инженеру Березкину:
— Слов нет, пилите вы хорошо. Да, вероятно, и лес получаете первоклассный. Ведь ваш завод — единственный потребитель всех лесных богатств Мезени.
— Ой, не скажите! — горько усмехнулся инженер. — Коснулись вы самого больного нашего места. Имеем мы к лесозаготовителям серьезные претензии: они дают очень тонкие бревна. При распиле тонкого сырья получается много обрезков и мал выход досок, снижается производительность наших станков вдвое. Кроме того, мы не можем дать широких досок, какие с нас требуют. И всего хуже, что даже такого невыгодного сырья не дают нам вдосталь. Почти ежегодно стоим полтора, а то и два месяца.
— Мало заготовляют? — спросил я.
— Нет, заготовляют достаточно. На нас работают два леспромхоза: на среднем течении Мезени и ее притока Вашки — Лешуконский леспромхоз Архангельской области, а в верховьях Мезени и Вашки — Удорский леспромхоз республики Коми. Но сплавить заготовленную древесину они не успевают; каждый год в верховьях остается пятьдесят-семьдесят тысяч кубометров. Вот и в этом году плоты исправно шли только двадцать дней после начала навигации, а потом подход плотов приостановился: реки в верховьях обмелели. Пароходы там теперь уже не ходят, а лес плавят ногами.
— А что это значит «плавить ногами»?
— Это возврат к XIX веку. Поедете туда — сами увидите.
РасточительницаСтаренький и маленький одноэтажный колесный пароходик «Комсомолка», каких сейчас, пожалуй, не увидишь ни на какой другой реке, кроме Мезени, шлепает плицами, направляясь в очередной рейс. «Комсомолке» минуло от роду пятьдесят лет, и в пору звать ее «Ветеранкой», но она по-прежнему исправно несет свою службу. Это единственный на Мезени пассажирский пароход, совершающий два раза в неделю регулярные рейсы от Каменки до Лешуконского.
Достоинство суденышка заключается в том, что, имея на борту пассажирские места, не какие-либо там сидячие, а спальные, на койках, оно довольствуется минимальнейшим количеством воды, и, как бы ни мелела летняя Мезень, не было, кажется, случая, чтобы «Комсомолка» прекращала рейсы.
Да, они не прекращаются, но иной раз затягиваются. На второй остановке от Каменки (у села Дорогорского) изменился ветер, подошел густой молочно-белый туман, и наш пароход не решился двинуться дальше, пережидал, покуда не прояснится. Вместо вчерашних двадцати семи градусов тепла сегодня только семь…
Туман пронесло, открылись берега, пароход зашумел колесами, двинулся дальше. Идем на юг, в глубь лесной зоны.
Скупой мелкий дождик сопровождал нас до конца пути и, как оказалось впоследствии, потушил все таежные пожары, но воды в реке не прибавил.
Принято скорбеть по поводу обмеления наших среднерусских рек — поглядели бы на Мезень, узнали бы, что это такое — летнее мелководье.
Редкостная река по громадной ширине — шире Волги, — русло в три километра, а тонким слоем воды заполнена незначительная часть, на остальном пространстве желтеют обсохшие пески.
Многоводной бывает Мезень только в весенний разлив. И тогда она настолько глубока, что баржи-самоходки везут тяжелые грузы из Архангельска прямо в Лешуконье, без перевалки в Каменке на речные суда.
А потом с безумной быстротой растрачивает накопленные за зиму богатства. Талые воды скатываются недели за три, и река мелеет.
Причина заключается в крутом уклоне.
Уклоном, как известно, называется отношение падения (то есть разницы в высоте над уровнем моря между истоком и устьем) к длине реки. Падение Волги — 242 метра, длина — 3700 километров. На каждом километре течения Волга понижается на семь сантиметров. Вот это и есть уклон.
Уклон Мезени почти в шесть раз круче. При всем том Мезень по своему характеру — вполне равнинная река, нет на ней ни порогов, ни водопадов — всюду лежат пески. Разумеется, при таком крутом уклоне вода сбегает быстро; задерживают ее только перекаты, играющие полезную роль.
— Кабы не перекаты, вся вода из Мезени утекла бы, — говорит капитан «Комсомолки» А. Ф. Потапов. — Но они же мешают нам, судоходцам. Есть земснаряд, он поддерживает нужную глубину от Каменки до устья Вашки. Эта часть реки остается судоходной всю навигацию.
Вообще река значительно улучшена. Бывают нынче засухи и низкие уровни воды, но нет никакого сравнения с засушливыми 1932 и 1938 годами, когда судоходство почти прекращалось и пришлось бросить в обсохших на пути плотах двести тысяч кубометров древесины.
Проделана важная работа по уничтожению так называемых «собачьих горл», которых прежде было немало, особенно в верховьях.
Между высокими лесистыми берегами пролегла полоса песков шириной в 2–3 километра; по ней протянулась вереница озер. Из озера в озеро через пески струятся, причудливо извиваясь, ручьи. По нескольку рядом: по два, по три, иногда до семи штук. Это и есть «собачьи горла». Такова была прежде летняя Мезень в среднем и верхнем течении.
Теперь во многих случаях удалось ликвидировать эти лишние, слишком разветвившиеся ручейки, зря расходовавшие воду. Их забросали хворостом, вскоре хворост замыло песком, и образовались вроде как бы плотины, а скопившаяся вода направилась по одному протоку, который, естественно, стал глубже и сделался более похожим на обычное речное русло и пригодным для прогона плотов.
И все же, несмотря на недостаток воды, Мезень красива. Чем дальше от моря, тем выше и лесистее становятся берега. Крутой уклон русла и бурный сток весенних вод обусловили сильное размывание берегов. Отлогие лесистые склоны чередуются со «щельями» — крутыми подмытыми обрывами, на которых из-за крутизны не растут ни деревья, ни травы, — голый выглядывает мергель. Это мягкий камень, полуглина-полуизвестняк.
Чередования обрывов с лощинами — это еще не диковина. Все дело в том, что на Мезени мергель в обрывах красный. Вспомните, как любит наш глаз сочетание красного с зеленым (ведь даже помидоры вперемежку с огурцами в авоське домашней хозяйки выглядят приятно, и недаром же тратят деньги на устройство в самых хороших московских скверах кирпично-красных дорожек), и вы мне поверите, что Мезень с ее зелено-красными берегами очень красива. Она своеобразна, самобытна, не похожа ни на какую другую реку.
И такова же ее дочь — Вашка.
Старенькая «Комсомолка», топая по воде плицами колес, дотопала, наконец, до устья Вашки, свернула в нее, и тут в шести километрах от слияния рек стоит конечный пункт рейса — село Лешуконское, административный центр лесного края и главная пристань мезенского речного транспорта.
Вашка, вообще-то очень широкая река с обширнейшим руслом и тончайшим слоем воды на нем, достойная в этом смысле дочь Мезени, описывает здесь петлю и суживается необычайно — ýже Москвы-реки в пределах столицы. Зато эта узкая промоина глубока и всегда наполнена водой, что и делает ее удобной для стоянки речного флота.
— Наши суда, — рассказывает работник пароходства, — обслуживают не только мезенскую тундру и лешуконскую тайгу, но и Удорский район республики Коми. Завозим туда грузы, пришедшие морем из Архангельска. Общая длина наших пароходных линий — 1334 километра. Весной пароходы доходят вверх по Вашке до Лоптюги, а по Мезени — до селения Макар-Ыб. Туда сам «Макар телят не гонял», а наши суда поднимаются. Но в этом году быстро спала вода; навигация на Мезени выше Лешуконского продолжалась двадцать три дня, а на Вашке — восемнадцать дней. Осталась теперь только одна линия от Лешуконского до Каменки в сто семьдесят пять километров. Видите, вон тринадцать буксирных пароходов стоят второй месяц на приколе с потушенными топками, а команды посланы в колхозы — косить сено.
Да, я видел эти сбившиеся в кучу пароходы без признаков жизни, читал на колесных кожухах их имена: «Спартак», «Луч», «Шквал», «Ветлуга»… Стоят на приколе и леспромхозовские моторные катера-плотоводы. Одна «Комсомолка» дымит трубой.
