Пол Экман - Почему дети лгут?
Долгие беседы с самыми разными русскими людьми заставили меня по-новому осознать роль доверия в демократическом обществе. Находясь в России, я решил написать новую главу к книге «Когда говорят неправду», главу, посвященную лжи в общественной жизни, в частности, в Америке и России. В этой главе должны были быть описаны те ситуации, когда ложь со стороны ответственных лиц может быть признана необходимой, и в то же время подчеркнута опасность, которая всякий раз вызывается слишком долгой ложью. Второе издание книги, в которое была включена эта новая глава, вышло два года спустя, весной 1992 г. Вот цитата из раздела, посвященного Советскому Союзу:
«Побывав в России ранее, в 1979 г., я был теперь поражен, насколько более открытыми стали люди. Они больше не боялись разговаривать с американцем, критиковать свое правительство. Мне часто говорили: „Правильно, что вы приехали именно в эту страну. Это страна лжи! Семьдесят лет лжи!“
Много раз русские говорили мне, что они всегда знали о том, как много лжет их правительство. Однако за 5 недель, проведенных там, я увидел, насколько они были поражены, узнавая о все новых примерах обмана, о котором они ранее не подозревали… Многие русские почувствовали разочарование, когда узнали, что Горбачев обманывал их, скрывая подлинные масштабы Чернобыльской катастрофы…
За многие десятилетия советские люди усвоили, что добиться чего-либо они могут, лишь обходя установленные предписания. Хитрость и обман в этой стране стали нормой. Каждый знал, что законы несправедливы, система порочна и выжить можно, лишь перехитрив систему.
Социальные институты не могут функционировать, если каждый убежден, что закон надо нарушать или обходить. Не думаю, что перемены в правительстве могут быстро изменить данную установку. Сегодня ни один человек не верит тому, что говорят члены правительства о чем бы то ни было. Лишь немногие из тех, с кем я встречался, доверяли Горбачеву, а это было за год до путча. Народ не способен выжить, если никто не верит словам ни одного из своих лидеров.
Не исключено, что именно поэтому люди готовы присягнуть любому сильному лидеру, чьи заявления достаточно самоуверенны, а действия достаточно решительны, чтобы вернуть утраченное доверие.
Американцы шутят: „Как узнать, когда политик лжет? — Когда он шевелит губами!“ Мой визит в Россию убедил меня, что русские, наоборот, все еще ожидают искренности от своих лидеров, хотя и подозревают, что те не всегда говорят правду. Законы действуют тогда, когда большинство людей убеждены в их справедливости, когда лишь меньшинство чувствует себя вправе нарушить закон. В условиях демократии правительство способно работать, только если народ в большинстве своем верит, что ему в основном говорят правду и что он вправе рассчитывать на законность и справедливость.
Никакие серьезные взаимоотношения не могут существовать при полной утрате доверия. Если вы обнаружите, что ваш друг предал вас, постоянно лгал вам ради своей выгоды, — такой дружбе конец.
Так же и семья превращается в поле боя, если один из супругов узнает, что другой неоднократно обманывал его. Сомневаюсь, что какое-нибудь правительство долго продержится, не подавляя свой народ силой, если люди убеждены, что власти им всегда лгут» (см.: Когда говорят неправду. 2-е изд. 1992. С. 320–324).
Сегодня перечитывая эти строки, я полагаю, что они все еще имеют отношение к положению в России. Добавлю, что честность и доверие — не единственные условия. Решающее значение имеет политическая структура власти.
Трудно добиться доверия, пока люди не поверят, что они имеют определенное влияние на политику своего правительства.
Было бы ошибкой полагать, что отношения между странами и народами очень похожи на взаимоотношения отдельных людей.
Силы, действующие в этих отношениях, а также типы социальных институтов, ответственных за принятие решений и проведение политики, существенно различаются.
Даже если мы рассматриваем явления внутри одной страны — взаимоотношения правительства и народа, думаю, неверно было бы использовать те понятия, которые характеризуют отношения между родителем и ребенком, мужем и женой или между друзьями. Легко впасть в такую ошибку и персонализировать власть, поскольку она часто символизируется определенным представлением о личности лидера. Однако в условиях демократии ни один лидер не обладает непререкаемой властью; следует принимать во внимание совокупность сил, весьма отличную от тех факторов, которые привлекаются для объяснения действий индивидуума. Даже власть диктатора не является неограниченной.
Тем не менее определенные выводы относительно лжи касаются отношений и между отдельными людьми, и между правительством и народом, и между разными народами: обман не всегда является злом; он может разрушить доверие; доверие не всегда удается восстановить; чаще всего обман в конце концов раскрывается и т. д. Поэтому некоторые уроки, которые мы извлекаем из последствий лжи между народами, помогают нам понять обман между друзьями или в семье и наоборот. Есть еще одна причина, по которой доверие и ложь в рамках семьи имеют отношение к созданию справедливого и доброжелательного общественного климата. Корни наших нравственных установок по отношению ко лжи лежат в семье.
Что может сказать россиянам книга, написанная американцем о лжи, честности и доверии в американских семьях? Конечно, вам самим судить об этом, но опыт моего последнего пребывания в России заставляет меня полагать, что эта книга — и для вас. Студенты, которых я встречал в 1979 г., к 1990 г. стали взрослыми людьми, отцами и матерями. Наша дружба обновилась и окрепла, я побывал дома у многих из них, встречался с их семьями. В одной семье я даже имел возможность прожить целую неделю. По моим впечатлениям, они сталкивались с теми же проблемами, тревогами и радостями, которые известны и мне как родителю. Они живут более тесно; у них меньше приватности, возможностей оградить свою личную жизнь от вмешательства; для них труднее доступ к услугам детских учреждений; они больше времени тратят на покупки. Но они больше, чем мы, проводят времени с членами своей семьи.
Русские славятся крепостью семейных уз. Надеюсь, мысли и пожелания, высказанные в этой книге, помогут российским семьям найти решение нелегких проблем внутрисемейного доверия и честности, а это послужит вкладом в создание стабильного общества, в котором взаимное недоверие народа и правительства станет не правилом, а исключением.
Хочу выразить свою признательность моим коллегам и очень хорошим друзьям, благодаря которым эта книга выходит на русском языке. Они поверили в ее идею. Игорь Кон предложил книгу издательству «Педагогика-Пресс». Владимир Магун и Маргарита Жамкочьян взяли на себя научную редакцию перевода и вдохновили меня написать предисловие для русского читателя. Спасибо.
Сан-Франциско, январь 1993 г.
П. Экман
Введение
Цена лжи
«Мой сын Билли солгал мне, а ведь ему всего пять лет. Нормально ли это?»
«Джоанна лжет, когда говорит, что не курит марихуану. Я это знаю, но не могу доказать. Что мне делать?»
«Мишель все время врет. Перестанет ли он, когда вырастет?»
«Гита не рассказывает мне, что она делает во время свиданий. Она говорит, что это не мое дело, но я ведь имею право знать?! Я же хочу ей только добра».
«Когда моя дочь обманывает меня, мне кажется, будто я делаю что-то такое, что вынуждает ее лгать».
С подобными проблемами так или иначе сталкиваются все родители. Но дело принимает драматический оборот, когда кто-то обращается к вам со словами: «Моя дочь прекрасно провела время на вечеринке у вашего сына. Она говорит, что вы и Мэри Энн были очень тактичны — вас не было ни видно и ни слышно!»
Именно так я обнаружил, что мой приемный сын Том, которому в ту пору было 13, обманул меня. У нас есть маленький загородный домик в 40 милях от Сан-Франциско. Там он и организовал вечеринку. Я быстро сообразил, что это произошло в тот вечер когда дела заставили нас с женой заночевать в городе.
Том знал, что взрослые обычно присматривают за такими вечеринками. Только при этом условии родители, жившие по соседству, и отпускали своих детей, особенно с тех пор, как стало известно, что ребята, однажды собравшись без присмотра, отведали спиртного. Повторения подобного инцидента никто не желал.
Пару недель назад я сам предлагал Тому собрать друзей. «Мы с мамой не будем вам мешать, — обещал я, — мы даже не будем выходить из студии». То, что я называю студией, — домик, еще меньший, чем коттедж, и расположен он ярдах в 50, за деревьями. Том неопределенно кивнул в ответ, и я вскоре позабыл об этом разговоре.
Пока я восстанавливал в уме все эти события, дама, благодарившая меня, вдруг забеспокоилась. «Ведь у них была вечеринка, не правда ли?» — спросила она, явно ожидая подтверждения. Сказать по совести, я смутился. «Да, да, конечно», — пробормотал я и поспешил удалиться. Мгновение спустя мною овладели гнев, обида и разочарование. Но много позже пришло изумление.
