Майя Ракита - Дневник приемной матери
Все свои актерские способности доченька продемонстрировала и в этой ситуации. Я эмоционально собралась и стала ждать, наблюдая за ней очень тщательно. И хотя мне очень хотелось ударить ее рукой, смахнув всю фальшь с ее лица, я старалась сидеть спокойно. Как только дочь начала подглядывать, я спросила:
— В детском доме тебя мальчики били и издевались над тобой, когда ты была еще маленькая и многого не понимала. Теперь ты решила отыграться за свои унижения на Богдане и Мирославе? Да?
— Нет! Я не этого хотела! — крикнула она.
— А чего ты хотела?
— Не знаю!
— Доча, ты вчера Богдана измучила своими щелбанами по голове. У него от твоих щелбанов разболелась голова, ты же знаешь, какой он чувствительный. Богдан и Мирославчик — твои братья и мне нужно, чтобы вы подружились. Но никак не причиняли друг другу боль и страдания, и уж тем более не издевались друг над другом.
Дочь молчала, потупив взгляд.
— Напиши, пожалуйста, сочинение на тему того, что ты на самом деле хотела, и про «побью» тоже. Пока не напишешь, из комнаты не выйдешь.
Когда я вышла из комнаты, все дети уже спали на своих кроватях. Вырубились все, хотя обычно днем они не спали. Я продолжила уборку. Через час я заглянула к нам в комнату. Там мирно посапывала и моя дочурка.
Когда дети проснулись, было около 17 часов.
Дочка написала сочинение из рук вон плохо в смысле грамматики. Написала она следующее:
Сегодня днем я сказала одно слово (потом она зачеркнула «одно слово» и написала «одну фразу») «Пощади, а не то побью». Но я под этим не подразумевала проблем, потому что я не хотела бить. У меня эта фраза взялась ниоткуда.
Я молча и внимательно слушала, как она, путаясь в своих закорючках, сбивчиво мне перечитывала свое сочинение. Затем я спросила: «А как ты его не собиралась бить? Вот так?» Я подошла и достаточно болезненно дала ей щелбан по голове. «Бить приблизительно так или сильнее? Как именно?».
Дочке мой щелбан очень не понравился. Она зло на меня посмотрела. Но я спокойно продолжила: «Вчера целый день ты раздавала щелбаны и Богдану, и Мирославу. Мальчишкам было больно, но они терпели. Хоть и обижались на тебя, но ненадолго. Ты пользовалась их добрым отношением к себе, как к девочке, как к сестре. Богдан еще вчера пожаловался своей маме, что ты ему не даешь прохода и постоянно бьешь его, от чего у него стала болеть голова». Я встала и дала ей еще раз щелбан по голове. «Ты его так не собиралась бить. Или сильнее? Или ты думаешь, что Богдан своей маме наврал, что ты его била по голове. Так кто из вас врет: Богдан маме, или ты в своем сочинении?».
Дочь опять молчала, но я чувствовала, что злость ее нарастает. «Мало того, что Богдану искусали все ноги земляные блохи, а потом в него вцепился клещ, которого еле вытащили. Так еще приехала гадкая девочка, называющаяся сестрой и измучила его своими щелбанами. Ты думаешь, Богдан об этом мечтал? Ты что думаешь, все только и ждут, когда ты их одаришь своими издевками и тычками? Доча, пора понять, что игры детского дома остались в прошлом и что пора налаживать новые, более дружеские отношения. Или ты считаешь, что это и есть дружба? Ты сюда притащила бандитские отношения — кто может себе подчинить других, тот и главный! Дочка, здесь тебе не детский дом, где вы сидите взаперти и сильный подчиняет себе слабого, а старший подчиняет себе младшего! Ты находишься в открытом мире, где сильные люди защищают слабых, младших. Дочка, подумай только, это твои братья. И я не позволю тебе издеваться над ними. Я буду их защищать от твоих издевательств, потому что они дружат и играют с тобой, а ты с ними ведешь себя, как дрянь!».
— Скажи, Богдан тебя обижал?
— Нет.
— А Мирослав тебя обзывал, бил, насмехался над тобой?
— Нет.
— Тогда почему ты решила, что можешь себя вести, как дрянь? Мы, возможно, единственные в мире люди, которые любят тебя, которые приняли тебя в свой мир и от твоего поведения сейчас многое зависит. Ты это понимаешь?
— Да.
— Тогда хватит врать себе и мне. Хватит вести себя по-скотски. Мне нужна твоя честность, мне нужна ты! Ты, моя дочь, единственная дочь и я тебя очень люблю!
Через минуту молчания она вымолвила:
— Если я буду признаваться, то мне придется углубиться очень далеко.
— Да, родная, углубляйся, потому что это единственно правильный путь, путь признания, путь свободы от детского дома! От его законов и привычек!
На следующий день история получила продолжение. Я отправила детей за молоком и решила вздремнуть в тишине. Разбудил меня рев Мирослава, доносившийся издалека. Я прислушалась. Это определенно был Мирослав. Я вышла со двора и пошла по улице, предположительно навстречу неугомонной троице. Вдали я увидела, что моя дочь идет рядом с Мирославчиком и что-то ему говорит. Мирослав рыдает на всю улицу. Богдан идет на расстоянии нескольких метров от этой двоицы. Подойдя поближе, я увидела, что Мирослав закрыл ладошкой глаз, а самым обиженным мне показался Богдан. Его я и спросила:
— Что произошло?
— Она сказала Мирославу: «Ударь Богдана». И он меня очень сильно ударил. А когда я в ответ его оттолкнул, он заплакал.
Моя дочка крикнула:
— Я этого не говорила!
Мирослав рыдал безостановочно.
— Богдан, отдай ей молоко. Дочка, иди с молоком домой, я с тобой позже поговорю, а сейчас я займусь Мирославом, — распорядилась я.
Все сделали в точности, как я сказала.
Как только моя дочь отдалилась от нас, Мирослав рыдать перестал. Но ладошку от глаза не оторвал.
— Мирослав теперь слушается только ее, — обиженно начал Богдан. Мирослав, так нельзя, я же твой родной брат, мы должны защищать друг друга, а не нападать!
Мирослав по-прежнему молчал, сопел, но глаз не открывал.
— У меня болит глаз, — сказал Мирослав.
— Я знаю, что делать, пойдем домой и промоем твой глазик холодной водой из колодца. Холодная вода глаз успокоит, — предложила я.
Мирославчик мотнул головой и миролюбиво зашагал со мной домой. Богдан подтянулся к нам, и мы стали обсуждать, какая пылища на дороге, и что скоро по ней пойдут коровы с выпаса. И как пыль будет стоять столбом, но нас уже здесь не будет!
Мирослав и Богдан быстро помирились. Глаз мы умыли и он больше не беспокоил Мирославушку. Я оправила детей играть в трансформеры. Сложнее дело обстояло с моей дочкой. Когда я пришла в комнату, она сидела, как ни в чем не бывало. В ее глазах не было ни тени вины. Дочь даже не спросила меня, как глазик Мирослава. Она приготовилась к суровой обороне.
— Ты считаешь, что Богдан врал, что это не по твоей наводке Мирослав ударил Богдана, и что ты не собиралась ссорить их между собой, — начала я.
— Конечно, я здесь не при чем. Я ничего не делала такого!
— Хорошо, тогда я подожду, когда ты поймешь, что такого ты сделала. У тебя времени, сколько ты захочешь. Сиди здесь, в нашей комнате. С тобой общаться буду только я, когда у меня будет для этого время. Когда поймешь, в чем дело, тогда я тебя выслушаю.
Я ушла расстроенная. Я видела, что дочка надела маску «ничего такого». Следующим шагом будет «Подумаешь!». А потом опять моя доченька вернется в одну из своих излюбленных позиций: либо все кругом плохие, одна она хорошая, либо она плохая и тогда зачем ей жить! Мне очень нужно было, чтобы моя дочь самостоятельно сняла с себя маску «ничего такого». Пока никаких идей у меня не возникло. И я решила, что она должна побыть в одиночестве.
Трудовое единение
Почти каждый час я наведывалась в нашу комнату: дочь то рисовала, то спала, то опять рисовала. Никаких с ее стороны пониманий не звучало. Она продолжала делать вид, что «ничего такого» не случилось. А в это время жизнь в деревне протекала бурно. Мой папа предложил сделать яблочный сок. Спасу нет от этих яблок! Они падали и падали нам под ноги. Мы их убирали. Но они падали быстрее, чем у нас доходили до них руки. И вот началась целая операция по изготовлению яблочного сока. Все забегали по дому, переодеваясь в вечерние рабочие одежды. Папа из подвала вытащил ручной пресс. Богдан его отмыл от пыли в большом корыте. Пока Богдан мыл пресс, папа с Мирославом достали большую дрыну, т. е. палку с рогаткой на конце для сбивания яблок, висящих высоко на дереве. Я грела воду, чтобы в большом корыте была не слишком ледяной набранная из колодца вода. Дальше мы вытащили из бани большую деревянную лавку и взгромоздили на нее пресс. Вся эта подготовительная возня заняла добрых полчаса. И всем уже не терпелось приступить к основному процессу! Мы с мамой сели вокруг столика. На столике стояло огромное корыто с водой, куда постепенно Мирослав приносил яблоки. Мы яблоки мыли и терли на крупных терках. Как только натерто было ведро яблок, Богдан их складывал в марлю. Марлю папа подкладывал под ручной пресс и начинал крутить рычаг. Сок тек в другое ведро. Все стояли кругом и смотрели с восторгом. Как только папа выжимал последние капли, все врассыпную бежали дальше делать свое дело.
