Люси Монтгомери - Аня и Долина Радуг

ГЛАВА 1

Снова дома

Стоял ясный желтовато-зеленый майский вечер, и между темнеющими берегами гавани Четырех Ветров отражались, словно в зеркале, золотистые облака заката. Море горестно стонало на песчаных дюнах, печальное даже весной, но веселый, шаловливый ветер бродил, насвистывая, вдоль красноватой прибрежной дороги, по которой в направлении деревни Глен св. Марии неспешно продвигалась полная фигура мисс Корнелии. Мисс Корнелия имела вполне законные основания называться миссис Эллиот, поскольку вот уже тринадцать лет была замужем за Маршаллом Эллиотом, но, несмотря на это, среди ее знакомых насчитывалось гораздо больше тех, кто продолжал называть ее мисс Корнелией, чем тех, для кого она стала миссис Эллиот. Ее прежнее имя было дорого старым друзьям, и среди них нашлась только одна особа, которая с презрением отвергла его. Седая и суровая Сюзан Бейкер, верная служанка семейства Блайт, проживавшего в Инглсайде, никогда не упускала возможности употребить обращение «миссис Эллиот» и делала это таким убийственно подчеркнутым образом, словно добавляла: «Ты хотела быть "миссис", и что до меня, то уж я постараюсь, чтобы ты была "миссис" — и с лихвой».

Мисс Корнелия направлялась в Инглсайд, чтобы повидать доктора Блайта и его жену, только что возвратившихся домой из Европы. За те три месяца, что прошли со времени их отъезда — а они уехали в феврале, чтобы присутствовать на представительном медицинском конгрессе в Лондоне, — в Глене произошли кое-какие события, и мисс Корнелия горела желанием их обсудить. Начать с того, что в дом священника въехала новая семья. И что за семья! Мисс Корнелия несколько раз покачала головой, размышляя о них, пока бодро шагала по дороге.

Сюзан Бейкер и та, что в былые времена носила имя Анна Ширли, заметили приближение гостьи. Они сидели на большом крыльце Инглсайда, наслаждаясь очарованием сумерек, сладким посвистыванием сонных малиновок в тускло освещенных кленах и танцем колыхаемых ветром желтых нарциссов на красноватом фоне старой кирпичной ограды.

Аня сидела на ступеньках, сцепив руки на колене и глядя в мягкий сумрак, настолько похожая на юную девушку, насколько это может позволить себе мать большого семейства, и ее прекрасные серо-зеленые глаза, устремленные на прибрежную дорогу, были, как и прежде, полны неугасимого огня и мечты. За ее спиной в гамаке лежала, свернувшись в клубочек, Рилла Блайт, маленькое пухленькое шестилетнее создание, самая младшая среди инглсайдской детворы. У нее были вьющиеся рыжие волосы и карие глаза, крепко зажмуренные в эту минуту, так что вокруг них на личике образовалось множество забавных мелких складочек, — Рилла всегда засыпала именно так.

Ширли — в семейных анналах он значился как «смуглый малыш» — спал на руках у Сюзан. Этот темноволосый, темноглазый и смуглый, с очень румяными щеками, мальчуган пользовался особой любовью Сюзан. После его рождения Аня долго не могла оправиться, и Сюзан заменяла младенцу мать со страстной нежностью, какой не вызывал у нее ни один из остальных инглсайдских детей, как бы дороги они ей ни были. Доктор Блайт когда-то сказал, что если бы не она, младенец не выжил бы.

— Я дала ему жизнь в той же мере, что и вы, миссис докторша, дорогая, — часто повторяла Сюзан. — Он настолько же мой ребенок, насколько и ваш.

И в самом деле, именно к Сюзан всегда бежал Ширли, чтобы она своим поцелуем облегчила боль от только что полученной шишки или убаюкала перед сном, а то и защитила от заслуженной взбучки. Сюзан добросовестно отвешивала шлепки всем другим юным Блайтам, когда считала, что это необходимо для их же душевного блага, но ни разу не отшлепала Ширли и ни разу не позволила сделать это его матери. А когда однажды доктор Блайт все же отшлепал маленького шалуна, Сюзан выразила бурное негодование.

— Да этот человек отшлепал бы и ангела, миссис докторша, дорогая! Отшлепал бы, уверяю вас! — объявила она с горечью и несколько недель не пекла бедному доктору пирожков.

На время отсутствия доктора и его жены Сюзан забрала Ширли с собой в дом брата, в то время как все остальные дети уехали в Авонлею, так что три счастливых месяца он принадлежал ей одной. Тем не менее, она была очень довольна, что наконец вернулась в Инглсайд и вокруг нее снова были ее любимые домочадцы. Инглсайд был ее миром, и она царила в нем безраздельно. Даже Аня редко оспаривала ее хозяйственные решения, к большому неудовольствию миссис Рейчел Линд из Зеленых Мезонинов, которая всякий раз, гостя в Четырех Ветрах, с мрачным видом говорила Ане, что та позволяет Сюзан чересчур командовать в доме и еще пожалеет об этом.

— А вот и Корнелия Брайант шагает к нам по прибрежной дороге, миссис докторша, дорогая, — сказала Сюзан. — Намеревается облегчить душу, излив на нас трехмесячный запас сплетен.

— Очень надеюсь, что это так, — сказала Аня, обхватывая колени. — Я изголодалась по нашим деревенским сплетням, Сюзан. Надеюсь, мисс Корнелия сможет рассказать мне обо всем, что произошло, пока нас тут не было, — абсолютно обо всем… кто родился или женился, кто умер или уехал, или приехал, или поссорился, или потерял корову, или нашел жениха. Так приятно снова оказаться дома, в окружении таких близких и знакомых обитателей Глена, и я очень хочу знать о них все. Ведь даже бродя по Вестминстерскому аббатству, я — очень хорошо это помню — думала о том, за кого же из двух своих самых настойчивых кавалеров выйдет все-таки Миллисент Дрю. Знаете, Сюзан, меня мучает ужасное подозрение, что я большая любительница посудачить о делах ближних.

— Ну разумеется, миссис докторша, дорогая, — согласилась Сюзан, — любая настоящая женщина любит послушать, что новенького у соседей. Мне и самой, пожалуй, интересно узнать, за кого выходит Миллисент Дрю. У меня никогда не было поклонника, тем более двух, но теперь я об этом ничуть не горюю, ведь положение старой девы не досаждает, когда к нему привыкнешь. А волосы у Миллисент, на мой взгляд, всегда имеют такой вид, словно она зачесывала их кверху метлой. Но мужчин это, похоже, не смущает.

— Они видят только ее хорошенькое, пикантное, лукавое личико, Сюзан.

— Вполне возможно, миссис докторша, дорогая. В Библии, конечно, говорится, что миловидность обманчива и красота суетна, но я была бы не прочь убедиться в этом на личном опыте, если бы так было предопределено Господом. У меня нет сомнений, что мы все будем красивы, когда станем ангелами, но что пользы нам тогда от нашей красоты? Кстати, о сплетнях: говорят, что бедная миссис Миллер, жена Харрисона Миллера с той стороны гавани, на прошлой неделе пыталась повеситься.

— Да что вы, Сюзан!

— Успокойтесь, миссис докторша, дорогая. У нее ничего не вышло. Но я, право же, не виню бедняжку за такую попытку: ее муж — ужасный человек. Тем не менее, это была очень глупая идея — повеситься и тем самым дать ему возможность жениться на какой-нибудь другой женщине. На ее месте, миссис докторша, дорогая, я постаралась бы довести его до того, чтобы он сам попытался повеситься, а уж никак не я. Хотя не скажу, чтобы я одобряла тех, кто вешается, — независимо от обстоятельств, миссис докторша, дорогая.

— Так все-таки в чем же там дело с Харрисоном Миллером? — спросила Аня нетерпеливо. — Он вечно доводит кого-нибудь до крайности.

— Ну, одни называют это религиозностью, а другие — дьявольским упрямством… прошу прощения, миссис докторша, дорогая, за то, что употребляю такое слово. В случае с Харрисоном его родня, похоже, никак не может прийти к окончательному выводу. Бывают времена, когда он рычит на всех, так как думает, что ему суждено наказание и вечная погибель от лица Господа. А бывают другие периоды, когда он говорит, что ему плевать, и напивается. По моему мнению, у него не все в порядке с мозгами — ведь в их роду все такие. Его дед сошел с ума. Ему казалось, что он окружен большими черными пауками и что они ползают по нему и плавают вокруг него в воздухе. Я очень не хотела бы сойти с ума, миссис докторша, дорогая, и не думаю, чтобы мне это грозило, — в нашем роду такого не бывало. Но если вдруг всеведущее Провидение распорядится иначе, я лишь надеюсь, что в моих безумных фантазиях не будет больших черных пауков — я этих тварей терпеть не могу. Что же до миссис Миллер, право, не знаю, заслуживает она жалости или нет. Поговаривают, будто она вышла замуж за Харрисона только для того, чтобы позлить Ричарда Тейлора, что представляется мне весьма своеобразной причиной для замужества. Но с другой стороны, я, разумеется, не могу быть судьей там, где речь идет о матриомониальных делах, миссис докторша, дорогая. А вот и Корнелия Брайант подходит к калитке, так что уложу-ка я в постель нашего дорогого смуглого малыша и возьму мое вязание.