Ford против Ferrari. Самое яростное противостояние в автогонках. Реальная история - Эй Джей Бэйм
Гонщиков эта новость повергла в ступор. Получалось, что у команды Ford Advanced Vehicles не оставалось времени на доработку автомобилей. Их вынуждали снова бросить машины в самое пекло, выставить против Ferrari без всяких дополнительных испытаний и подготовки. К тому же трасса «Реймса» была тяжелой и опасной: 12 часов, начиная с полуночи, по холмистым скоростным прямым. Такая затея никак не укладывалась в головах непосредственных участников состязаний. Выходило, что глава маркетинговой службы принял решение участвовать в гонке, не спросив инженеров. Но спорить тут было больше не о чем: «проповедник-евангелист» сказал свое слово.
Двумя неделями позже, 4 июля, в 23:59, три Ford GT40 стояли на старте «Реймса», освещенные прожекторами и сиянием звезд. Трибуны ломились, болельщики передавали из рук в руки бутылки с прохладным шампанским. Основным гонщиком Ford был Фил Хилл. Через минуту все живое в окрестностях трассы прижалось к земле, когда полуночную тишину разорвал рев одновременно запущенных 37 моторов.
К восходу солнца, когда была пройдена всего половина гонки, команда Ford уже вернулась в отель. Все три машины вышли из строя. Ferrari же как ни в чем не бывало заняли первые четыре места.
…
Дождливым сентябрьским утром Энцо Феррари, как обычно, сел в свой Fiat, но на этот раз Пепино, его шофер, повез босса куда-то на север, по шоссе E35. Дворники однообразно гоняли воду по стеклу. Сквозь туман, окутавший долину реки По, проступали силуэты тракторов, копошащихся на полях. Машина миновала древнюю Парму, затем Пьяченцу и въехала в Монцу, небольшой городок в окрестностях Милана. Дело было 5 сентября 1964 г., накануне Гран-при Италии. Каждый год итальянцы со всех концов страны, от Турина до Палермо, съезжались сюда на Гран-при, чтобы чествовать Ferrari, и каждый год «папа Севера» неизменно посещал боксы в Монце за день до соревнований.
Для итальянцев само слово «Монца» стало синонимом скорости. Автодром длиной почти 5,8 км был одной из старейших в мире кольцевых трасс, созданных специально для гонок. Построенный в 1922 г., он постепенно разрастался. Циники, впрочем, называли автодром Монцы по-своему – «Петля смерти». За время существования эта трасса унесла немало жизней: Джаконе, Сивоччи, Зборовский, Матерасси, Арканджели, Компари, Борцаккини, Чайковский, Аскари, фон Трипс. Почти всех Энцо Феррари знал лично. Его ежегодное паломничество в Монцу было отчасти связано и с тем, чтобы почтить их память.
В 1964 г. интерес к Гран-при подогревался развернувшейся закулисной историей. Первым номером в команде Ferrari был Сертис, вторым – 28-летний Лоренцо Бандини, герой своего родного города Монцы. Бандини начал карьеру в миланской автомастерской, всего в нескольких километрах от автодрома. Менеджер команды Ferrari Эудженио Драгони тоже был родом из Милана. Он с особой благосклонностью относился к Бандини и не делал из этого секрета. Перед боссом он в открытую катил бочку на Сертиса и превозносил Бандини. Драгони настаивал, что чемпионом Ferrari должен быть итальянец, и быстрый Бандини идеально подходил на эту роль. Как бы ни любили итальянцы Сертиса, но в его жилах текла чужая кровь.
Закулисные игры часто влияют на результаты соревнований. Машины во многом похожи на спортсменов – не существует двух абсолютно одинаковых автомобилей, каждый по-своему реагирует на те или иные условия гонки. Очевидное преимущество было у того, кто оказался бы за рулем самой быстрой машины, и Драгони стремился отдать ее Бандини. Сертис, продолжавший свое восхождение к титулу первого чемпиона Гран-при на двух и четырех колесах, обнаружил, что к концу сезона его буквально столкнули с партнером по команде и что их собственный менеджер обрушивается на него с критикой в газетах.
– Любой здравомыслящий итальянец должен понимать, что в лице Бандини Италия имеет самого настоящего чемпиона мира, – заявил журналистам Драгони. В дальнейшем Сертис придет к мнению, что Феррари лично подбрасывал прессе весь этот негатив, разжигая жаркие споры.
Пока тем же вечером Феррари на своем Fiat возвращался в Модену из Монцы, Сертис выиграл квалификацию.
На следующий день, сразу по окончании гонки, в кабинете Феррари раздался звонок. Звонил Драгони. Бандини пришел третьим, а Сертис – первым, к тому же установив рекорд скорости. Но толпа подхватила на руки именно Бандини, своего земляка, и он поплыл к подиуму на этой людской волне. Сертис же, с измазанным сажей лицом, в белом шлеме и поднятых защитных очках, сосредоточенно пробирался к подиуму сам, раздвигая людское море. И даже когда зрители все-таки начали скандировать «Il Grande John», все, что он смог, – это натянуть едва заметную улыбку.
…
Тем временем в Дирборне состоялся следующий диалог.
– Что у Ferrari есть такого, чего нет у нас? – спросил Лео Биби.
– Если одним словом, то это сам Феррари, – ответил Джон Уайер. – Вместо целого комитета – всего один человек, который точно знает, чего хочет.
– Постойте-ка. General Motors управляется целой системой комитетов, и весьма успешно, – парировал Биби.
– Да, но сколько гонок на спорткарах они выиграли? – отрезал Уайер.
За этим столом у него не было друзей. Дело происходило в конференц-зале, на заседании Комитета по специальным транспортным средствам. Помещение, как и все прочие в этом здании, было пропитано едким запахом антисептика для мытья полов. Сотрудники компании даже дали ему название: «аромат от Ford». Среди прочих в комитет входили Рой Ланн и Дональд Фрей. Что касается Уайера, он был сам себе комитетом. Бо́льшую часть своих 54 лет он посвятил европейским гонкам. Когда он был менеджером чемпионской команды в «Ле-Мане», его окрестили Мистером Aston Martin. Если бы бюрократы в костюмах оставили Уайера в покое, он бы смог обеспечить победу их машине.
К тому моменту Ford выставила GT40 уже на трех гонках, и ни одна из машин не дотянула до финиша. Три автомобиля были разбиты в хлам: два потерпели аварии еще на этапе тестовых заездов и один сгорел в «Ле-Мане». Единственным достижением был успех Шелби и его Cobra в классе GT. Нужны были срочные решения, причем Лео Биби хотел, чтобы они принимались в Дирборне, а не в Англии, где базировался Уайер.
Комитет выступил с радикальной идеей. В арсенале Ford Motor Company имелся 7,0-литровый двигатель. Этот гигант доминировал в гонках NASCAR, начиная со своего дебюта в «Дайтоне-500» в 1963 г. с Малышом Лундом за рулем. Это была первая гонка, на которой Ford выступал после того, как Генри II отказался соблюдать требования Резолюции по безопасности. С точки зрения рабочего объема 7,0-литровый мотор вдвое превышал аналогичный показатель двигателя Ferrari, на которой Сертис победил в Реймсе. Для «Ле-Мана» 1965 г. Энцо Феррари, вне всяких сомнений, создавал еще более скоростной прототип. 7,0-литровый движок от Ford был «решением проблемы с помощью кувалды», как выразился
