Мир растений: Рассказы о соснах и можжевельниках, орляке и кукушкином льне, сморчках, опенках, мухоморах, морской капусте, пепельнике и многих других редких и широко известных растениях - Алексей Всеволодович Смирнов
Мякоть барана белая. Ее сушат, мелют в порошок и запасают впрок. Зимой прибавляют к щам и к борщу.
Начинающие грибники в погоне за бараном часто собирают совсем другой гриб — ежевик коралловидный из семейства ежевиковых (тоже трутовый!). Его тело, большое, желто-белое, ощетинилось крупными нежными шипами, как массажная щетка. На каждой веточке таких шипиков целая бахрома. Когда-то старому ботанику Скополи показалось, что все сооружение напоминает коралл. Скорее всего не напоминает ничего.
Гораздо чаще можно найти другой ежевик: маленький, с сосновую шишку ростом аврискальп обыкновенный. Этот специализировался на разрушении шишек, и в сосняках на старых шишках его всегда много. Аврискальп — копия щетки, которой домашние хозяйки моют посуду. Ножка как ручка. А на шляпке снизу щетина из шипиков. Замечательно, что шипы, как и сам гриб, черно-коричневые. Под цвет гниющих сучьев, на которых лежат шишки. Маскировка преотличная!
Несчастье века
Еще в начале 50-х годов корневая губка считалась самым рядовым вредителем. На корнях сосны появлялись ее ярко окрашенные, волнистые «копыта», бордовые сверху и бледно-кремовые с изнанки. Сосна засыхала. Но больших разрушений не замечалось. Прошло лет двадцать, и о корневой губке заговорили в печати. Посыпались статьи, книги. В заголовках замелькало: «Корневая губка — несчастье века!» Она стала разрушать молодые сосняки десятками, сотнями, тысячами гектаров. И чем дальше, тем энергичнее. Надежда века — сосна, так хорошо приспособленная ко всяким невзгодам, оказалась беззащитной против вредителя. Самое непонятное то, что вредитель ниоткуда не завезен, как было с фитофторой картофеля. Корневая губка своя, «доморощенная». Она тысячелетиями шла рука об руку с сосной, не принося заметного ущерба своей хозяйке. Что же изменилось за 20 лет?
Изменилось одно: способ рубки леса. Раньше рубили малыми площадями, узкими лесосеками — метров сто шириной. Теперь пришли трактора, и ширина возросла вдесятеро. Ширина уже километр, и то и два! Такой широкой вырубке часто не под силу зарасти лесом. Стали пускать лесопосадочную машину, которая сажает сосну. Сосна для хозяйства самая выгодная порода.
Что происходит дальше? Посадки растут, вступают в пору юности. Юность — время быстрого роста. У сосны она наступает лет в 25 или в 30. Потребности в пище и влаге возрастают. В густой посадке деревья слабеют. Этим и пользуется корневая губка. Она нападает на слабых. А тут еще один шанс в ее пользу. Сосенки стоят густо. Корни соприкасаются. От корня к корню вредитель перекочевывает быстро.
В 1972 году в русском переводе вышла книга Д. Эренфельда «Природа и люди». «А что, если в XXI веке начнут разрушаться лесные плантации, которые мы создаем сейчас?» — спрашивает он. Можно ответить: они уже начали разрушаться сейчас. Из-за корневой губки.
Что делать? Не рубить сосну нельзя. Не сажать на вырубках тоже нельзя. И вернуться к узким лесосекам невозможно. Есть ли выход? Несомненно, он будет найден. Над этим трудится большая бригада лесоводов. А пока выясняют, какая сосна устойчивее к губке: остро-или туповершинная, густо- или редкокронная, пока снимают с поврежденных сосен электрические показатели, лесоводы из Бузулукского бора предложили простой и надежный способ защиты.
В свое время классик лесоводства А. Тольский сажал на вырубках сосну. На всякий случай не одну, а с каким-нибудь спутником: с березой, с вязом и с желтой акацией. И вот, когда появилась в сосняках бора корневая губка, она стала громить в первую очередь чистые сосняки.
В смешанных болезнь проявлялась слабее. А там, где смешивали с желтой акацией, выпадали лишь отдельные сосенки. Вывод прост и решителен: чтобы отвести от сосны опасность, нужно сажать рядом с ней компаньона. Может быть, желтую акацию. А еще лучше едкий лютик. Его фитонциды для корневой губки погибель!
Другие трутовики
Эшелоны осиновых бревен идут из Белоруссии в Сибирь на спичечную фабрику «Байкал». Через всю страну идут. И не потому, что своей осины в Сибири нет. Ее там хоть пруд пруди, только почти вся гнилая. Впрочем, хорошей, здоровой осины и в Белоруссии немного. Такая же ситуация в Скандинавии, в Америке, да и вообще по всему свету.
Бич осины — осиновый трутовик — уже с младенчества обрекает дерево на преждевременное увядание. В 20 лет осинка уже заражена (отломился сучок — попала спора!). В 40 — внутри ствола развивается белая полосатая гниль. В 60 — на серой коре появляются, повисают серые «копытца». От земли метрах в пяти-десяти. Оттуда посыпают спорами окрестный лес. В 80 лет вихри рушат отдельные стволы. В 100 — ветровал идет полным ходом. До 120 доживают единицы. А ведь предел жизни осины 250 лет. По милости трутовика не живет и половины положенного срока.
В Швеции, где давным-давно извели всю осину на спички, незадолго перед войной бродил по лесам селекционер, профессор Нильсон-Эле. Мечтал найти здоровую осину, чтобы попытаться вывести сорт, невосприимчивый к болезни. В южной Швеции, на полуострове Лилло, возле озера Рингсьон ему бросилась в глаза осина с небывало крупной листвой, размером с тарелку. Обычно такие листья бывают у поросли, которая идет после пожара. Профессор сбросил рюкзак и стал более внимательно осматривать дерево. Почки оказались тоже вдвое крупнее. И ветви. И даже пыльники цветков. Ствол устремлялся вверх идеально прямо, рассекая ярус кленов и лип, которые обычно теснят и глушат больную осину. Когда же профессор подрубил ствол, чтобы убедиться в отсутствии гнили, он обнаружил, что и годичные кольца гораздо шире обычных. Свободное от грибного засилья дерево росло с удвоенной энергией, хотя лет ему было уже за сто.
Оглядевшись вокруг, Нильсон-Эле заметил еще несколько таких же здоровых осин. Он насчитал их несколько сотен. Целый выводок. Правда, все оказались мужскими экземплярами одного клона. Потомки одного дерева, выросшие от корневой поросли. Но ученый был и этому рад. Мужские ведь тоже можно размножать вегетативным путем. Годом позже возле города Бодена нашли еще один клон в 60 деревьев. Снова мужских. И наконец, удалось обнаружить одно дерево женское.
В те годы в шведских лесах
