Мир растений: Рассказы о соснах и можжевельниках, орляке и кукушкином льне, сморчках, опенках, мухоморах, морской капусте, пепельнике и многих других редких и широко известных растениях - Алексей Всеволодович Смирнов
Наступает 1896 год. Студенты Петровской сельскохозяйственной академии в Москве (ныне Тимирязевка) замечают, что полы в общежитии стали неустойчивыми и гнутся под ногами. И здесь мерулиус. В Лесном корпусе той же академии деревянные конструкции приходится менять не один раз. Мерулиус! Проверка других зданий показывает: во всем Петровско-Разумовском нельзя найти ни одного дома, ни одного сарая, где не поселился бы домовой гриб. Эпидемия!
Гриб не только съедает полы. Он проникает в комнаты, забирается в шкафы, в гардеробы, уничтожает бумаги, книги, одежду, постельное белье… В Омске выводит из строя здание городского архива. Гибнут ценнейшие документы. В Алма-Ате подтачивает новый губернаторский дом. Хозяин еще и въехать не успел, а дом уже аварийный. Факты множатся. Злодеяния мерулиуса привлекают внимание ученых. Микологи путешествуют по подвальным помещениям вслед за грибом. Чаще всего на месте преступления лишь грибница — нечто вроде белой ваты с желтыми и розовыми пятнами. Древесина под ней растрескивается и становится мягкой, как сырая глина. Растирается между пальцами в маслянистый порошок. А гриб в это время подыскивает новые места для агрессии. Толстые шнуры грибницы — ризоморфы, как у опенка, тянутся к здоровым доскам и бревнам. На грибнице и на шнурах выступают капельки влаги, как утренняя роса, как слезы (недаром — плачущий!). Наконец образуется то, ради чего работает гриб, — плодовое тело. Оно без ножки и похоже на лепешку, на блин, распластанный по доскам. Сначала «блин» белый, потом розовый. В старости желтый. Огромный. Бывает до метра и даже больше. На нем в складках образуются споры. Складки заменяют мерулиусу трубчатый слой.
Бороться с домовым грибом затруднительно. Ботаники иронизируют: «Если заселился, проще сжечь дом и построить новый!» В шутке есть доля правды. Примерно так поступили в конце прошлого века путейцы Северной железной дороги. Гриб захватил две станции — Гостовскую и Быстряки. Боролись, не помогло. Тогда сожгли то, что осталось. Выстроили заново уже каменные.
Есть, конечно, и у мерулиуса слабое место. Он не выносит сквозняков. Если в нижней части дома сделать отдушины и воздух не будет застаиваться, грибу придется туго. На сквозняке нити грибницы высыхают, и от них остаются лишь кристаллики щавелевокислой извести. «Блины» плодовых тел повисают, погибая, как серые тряпки. Был, правда, случай — съел мерулиус деревянный Успенский мост в Москве. Уж там-то, под мостом, сквозняк был постоянный. Наверное, помогла сырость, которой тянуло с реки.
Замечательно, что пахнет домовый гриб в молодости совсем недурно. В подвале в это время как в хвойном лесу. Запах грибной, знакомый. Немецкий миколог Р. Гартиг соблазнился, отодрал кусочек «блина» и съел. Вкус приятный, даже сладковатый. Только немного погодя ощутил во рту горечь, словно после таблетки хинина. Зато старые «блины» пахнут отвратительно. Пробовать их Гартиг не стал. Он только понюхал споры. Они не пахли ничем. Вскоре Гартиг скончался. Его смерть связали с тем, что он ел и нюхал домовый гриб.
И вообще, в те времена кривотолков в отношении домового гриба было немало. Ему приписывали тысячу грехов. Считалось, что в одном помещении с ним находиться опасно. И не только по той причине, что рушатся балки и потолки. Будто бы он губит здоровье. У одних начинает болеть голова. У других выходит из строя нервная система. У третьих развивается астма и даже… рак! Многие, всерьез считали: поселившись в сыром подвале, гриб может затем переместиться в верхние этажи, добраться до чердака. Что рушит он не только дерево, книги и тряпки, но даже камень. В особенности кирпичную кладку стен.
Разобраться в хоре тревожных сигналов выпало на долю профессора Московского университета, клинициста К. Илькевича. Работа предстояла нелегкая. В числе его оппонентов были такие светила, как немецкий миколог И. Кромбольц и уже упоминавшийся Р. Гартиг. Кромбольц прямо заявил, что мерулиус с дерева перебирается на кирпичи, «поднимает их, разламывает на куски, дробит и начисто уничтожает». Сторонники Кромбольца спустя полстолетия продолжали держаться того же мнения. Уверяли, что гриб разъедает даже типографский камень, а кирпичи пронзает насквозь, особенно если масса пористая и плохо обожжена.
Илькевич начинает с кирпичей. Конечно, он сомневается. Вряд ли гриб способен разрушить кирпич. Слишком уж неподходящий объект. Однако нужно доказывать фактами. И он их добывает. Приносит несколько кирпичей и бросает в ящики с мерулиусом. Поддерживает нужную сырость. Выжидает два с половиной года. Когда кончается испытательный срок, ящики открывают.
Кирпичи побелели от мицелия, точно их обмазали известью. Нити грибницы разбежались по всем углублениям, проникли в мельчайшие трещинки. Однако прочность материала все та же. Хоть сейчас отправляй на стройку. На всякий случай Илькевич осматривает еще несколько аварийных зданий. И в них гриб выбелил кирпичные стены. Стелется по ним, но вреда незаметно.
Для большей убедительности профессор проводит еще один опыт. Сжигает пленки гриба и взвешивает золу. Расчет такой. Если гриб разрушает кирпич, следовательно, вещество его впитывает в себя. Значит, должно быть много золы. Илькевич взвешивает остаток. Нет, вес тот же, что и обычно. Никакой разницы. Значит, из кирпичей ничего не взято.
Теперь нужно проверить, не вреден ли гриб для здоровья? Клиницист ставит опыты. Сначала на кроликах, потом на морских свинках. Разбалтывает споры в физиологическом растворе. Впрыскивает шприцем тем и другим. Крошит в кормушки плодовые тела. Однако четвероногие здоровехоньки. Правда, кролики и свинки бывают гораздо устойчивее против болезней, чем люди. И ученый решается ставить заключительный опыт на себе.
Эксперимент беспощаден. Перед Илькевичем печальный пример Р. Гартига (ел и нюхал — умер!). Илькевич знает, что грибы могут разрастаться по коже, в легких… И тем не менее глотает кусок за куском складчатые «блины». Жует ризоморфы. Отправляет в желудок паутинистую грибницу. Подносит к носу щепотку спор и с силой втягивает в себя воздух. Не так, как нюхают табак, а чтобы проникло в самые альвеолы легких. Это повторяется изо дня в день (не то, что Гартиг, — раз или два!).
Соблюдая объективность, отметим: риск был большой, но существовала и некоторая гарантия безопасности. Перед тем как вести эксперимент, ученый несколько лет наблюдал за своим подопечным. Находился в одном с ним помещении часами, днями. Дышал тяжелым воздухом, насыщенным спорами. И ничего. Обошлось.
Рядом сидели художники. Рисовали
