Александр Невзоров - Происхождение личности и интеллекта человека
Результаты опытов Олдса лишь дают известное право говорить о «жадности» мозга к различным раздражающим факторам и о том, что продуктом этих раздражений могут быть весьма любопытные процессы.
Мышление, вероятно, л ишь один из таких процессов, но мы сильно переоцениваем его «глобальность» и его значимость для мозга. Прежде всего потому, что оно явно (и значительно) уступает по своей раздражительной силе как тем воздействиям, которые были опробованы в лаборатории Хэбба, так и многим другим.
Оно, несомненно, обладает определенной раздражительной силой, но эта сила не так велика, чтобы сделать процесс мышления самым «желанным» и глобальным средством возбуждения церебральных структур.
Что же может служить самым простым индикатором экстремальности или «штатности» физиологического состояния этих структур?
Прежде всего — ликвор, т.е. питающая и омывающая мозг цереброспинальная жидкость, являющаяся и «кормильцем» мозга, и его основной «средой».
«Ликвор является зеркалом, отражающим процессы, происходящие в тканях мозга» {Фридман А.П. Основы ликворологии: учение о жидкости мозга, 1971).
Verumtamen, судя по неизменности давления, химизма, объема, электропроводимости цистернального и вентрикулярного ликвора, т.е. по относительной физиологической «безмятежности» мозга, мышление в «масштабах» мозга не является не только экстремальным, но даже и просто «заметным» явлением.
Известно, что любые колебания физиологического состояния мозга в первую очередь отражаются на химизме, давлении, электропроводности и количестве ликвора. Гнойный и эпидемический менингиты, полиомиелит, миелит, табес, любые сосудистые заболевания мозга — резко меняют данные нормы электропроводимости, т.е. с 1,05 х 102 — 2,00 х 102 (по Фридману) до самых различных значений. Эпилептоидные состояния, алкоголь, люэс, малярия резко меняют как электропроводимость, так и химизм ликвора (Klemperer et Weismann, 1940). Не столь резко, но все же существенно состав ликвора (щелочной) изменяют даже такие факторы, как сон или бессонница (Lejandr et Pierr, 1921); а изменение температуры тела или простейший эфирный наркоз кардинально искажают в нем т. н. картину сахара.
Психические заболевания влияют на содержание в ликворе дофамина, серотонина, ГАМК, кальция Щветанова, 1986). Более того, на ликворное давление оказывает сильное влияние даже факт общей вер- тикализации тела (стояния) или полувертикализации (сидения). Но никаких данных о метаморфозах ликвора соотносительно с процессом даже самого напряженного мышления не существует. Картинки КТ, МРТ и даже ПЭТ хороши для формальной диагностики гематом, гидроцефалий, вентрикулитов et cetera, но никак не для оценки «процессов мышления». (Полагаю, для обсуждения «открытий-однодневок» или откровенных спекуляций здесь не самое подходящее место.)
Еще одним косвенным доказательством того, что мышление относится к безусловно раздражительным процессам, но не к экстремальным, а к штатным и, вероятно, мало «обременительным» для мозга, может служить сопоставление электроэнцефалограмм коры решающего математические задачи А. Эйнштейна и кошки, ретикулярная формация которой подверглась одиночному электрораздражению (в области таламуса). И в том и в другом случае мы сперва видим примерно схожий, очень отчетливый a-ритм, прерываемый неким небольшим скачком, характерным для «реакции пробуждения».
С кошкой все понятно, в момент «скачка» она получила разряд в область таламуса, который немедленно потребовал «ответа» от анализаторов коры.
С А. Эйнштейном все несколько иначе, но все же, в принципе, сопоставимо и по причинности, и по электроэнцефалограмме. Г. Джаспер, проводивший его электроэнцефалографирование, пишет следующее: «Например, когда Эйнштейн производил довольно запутанные математические операции, которые он, однако, выполнял совершенно автоматически, у него регистрировался отчетливый непрерывный a-ритм. Внезапно a-ритм у него исчез, а сам Эйнштейн казался обеспокоенным. Когда его спросили, случилось ли что-нибудь неприятное, он ответил, что нашел ошибку в расчетах, которые сделал накануне, и попросил тут же позвонить по телефону в принстон» (Джаспер Г. Электрофизиология и экспериментальная эпилепсия II Пенфилд У., Джаспер Г. Эпилепсия и функциональная анатомия головного мозга человека, 1958).
Scilicet, речь не идет об идентичности электроэнцефалограмм или реакций мозга, а лишь о том, что как в том, так и в другом случае все колебания (сравнительно даже с легчайшими ишемическими или эпилептоидными состояниями или реакциями на введение метразола, эзерина, ацетилхолина, стрихнина et cetera) находились в пределах усредненной относительной нормы.
Исследования, специально посвященные электроэнцефалографиче- скому «рисунку» мышления, почти всегда (с незначительными отклонениями) регистрируют обычные колебания альфа-ритма, легкое усиление бета-активности, чуть (всплесково) меняясь при добавлении в процесс мышления различных эмоциональных компонентов (Ланге Дж., Сторм Ван Левен В., Верре П. Корреляция между психологическими и электроэнцефалографическими явлениями II Электроэнцефало- графическое исследование высшей нервной деятельности, 1962).
Вернемся к Дж. Олдсу и его экспериментам.
Opportune, при всей уникальности опытов как самого Олдса, так и его последователей история, начавшаяся в лаборатории Хэбба, не получила ни продолжения, ни развития, ни завершения.
Она оказалась лишь подобием «дудочки крысолова». Десятки физиологов во всем мире завороженно повторяли опыт с электрическим самораздражением, но возникающие на его основании гипотезы — умирали в момент их рождения.
Так произошло с «оперантной» теорией самого Д. Олдса (1960), с версией £ Грастиана (1968) о «возвратном торможении пирамидных клеток гиппокампа», с предположением С. Гликмана и б. Шиффа (1967) о наличии «биологической системы подкрепления», с концепцией Д. Дэйча (1960) о «мотивационной системе» et cetera (всего было, если не ошибаюсь, не менее 12 гипотез). Тупиковость любой из этих версий была настолько очевидна, что олдсовский эксперимент, как не получивший никакого вразумительного объяснения, в результате был просто забыт нейрофизиологией. Мы не найдем даже упоминания о нем в любом из авторитетных сводных трудов недавнего времени. Ни у Г Шеперда (1983), ни у Д. Николлса, А. Мартина, Б. Валласа, П. Фукса (1975) — о крысиной истории нетуже ни единого слова, хотя никто и никогда не ставил под сомнение научную добросовестность экспериментов с са- мораздражением и их впечатляющий наглядный результат.
Вероятно, «тупиковость» гипотез была изначально предопределена некорректностью формулировок, употребляемых как самим Д. Олдсом, так и всеми его последователями.
Обратим внимание на следующий факт.
Даже в протоколах опытов широко и концептуально употребляются такие понятия, как «удовольствие», «центр удовольствий», «поощрение», «подкрепление» и другие термины, не только не имеющие никакого нейрофизиологического смысла, но и вносящие в суть происходящего существенные искажения.
Как мы помним, Иван Петрович Павлов категорически не рекомендовал при трактовке экспериментов переходить на «чужой» язык, «чужие» понятия, каковыми являются любые термины из арсенала психологии: «До сих пор этот отдел в значительной своей части пользовался чужими понятиями — психологическими понятиями. Теперь получается возможность вполне освободиться от этой крайне вредной зависимости. <...> Итак, физиолог в данном пункте оставил твердую естественнонаучную позицию. И что он приобрел вместо нее? Он взял понятия из того отдела человеческого умственного интереса, который, несмотря на свою наибольшую давность, по заявлению самих его деятелей, не получил еще до сих пор права называться наукой» (Павлов И.П. ПСС, 1951. Т. Ill, кн. 1).
Ad verbum, Ч. С. Шеррингтон тоже обращал внимание на недопустимость и бессмысленность, как он выражался, «поддельной» или «псевдоэффективной» терминологии (Woodworth R.S., Sherrington C.S. A Pseudoaffective Reflex and its Spinal Path, 1904).
Приведем простой пример того, как неточные, чужие термины способны исказить и даже обессмыслить восприятие физиологического процесса. Это несколько отвлечет от темы, но я постараюсь быть предельно краток.
Ознакомившись с описаниями опытов, сделанными самим Дж. Олдсом, мы обнаружим следующие, puto, абсурдные формулировки: «крыса раздражает свой мозг», «животное совершает раздражение своего мозга», «когда крыса наступает на педаль, она производит раздражение собственного мозга» (Olds J. Differentiation of Reward Systems in the Brain by Self-stimulation Technics, 1960).
Рассмотрим протокол другого подобного эксперимента и вновь обнаружим: «Обезьяна научилась замыкать контакт триггера с частотой этих сокращений и производила до 18 раздражений своего мозга в 1 сек. Обезьяна действовала таким образом в течение 20 часов до полного изнеможения, производя около 200 000 раздражений» (Lilly J. Learning Motivated by Subcortical Stimulation, 1960).
