Александр Невзоров - Происхождение личности и интеллекта человека
Necessario notare, что развитие нервной системы даже и в масштабах эволюции, вероятно, всегда было «опережающим»; совершенствуясь и усиливаясь, именно нервная система «тянула» за собой организм, провоцируя его морфологические новации и перестройки.
В известной степени это утверждение (согласно теории рекапитуляции) — иллюстрируется эмбриогенезом современного homo, в котором закладки всего, имеющего отношение к мозгу и НС, существенно «опережают» развитие всех прочих структур.
Академическая нейрофизиология комментирует факт данного несомненного «опережения» следующим образом: «Развивавшийся в эволюции мозг сам становился фактором усиления и ускорения видообразования и эволюции» (Стрельников И., акад. Анатомо-физиологические основы видообразования позвоночных, 1970); «Мозг, его полушария — в известной степени орган для беспрерывного дальнейшего развития животного организма» (Павлов И. П. Избранные произведения, 1949).
И. П. Павлов и И. Стрельников говорят, впрочем, уже не о нервной системе, а о мозге. Сути вопроса это не изменяет, но в известной степени обязывает совершить краткий экскурс в историю формирования головного мозга.
Чуть выше мы определили примерное начало развития «биологической индивидуальности» границей эдиакарского и кембрийского периодов.
А теперь, «перепрыгнув» через следующие сто миллионов лет, кратко, но Claris verbis очертим историю возникновения головного мозга позвоночных, в котором, собственно, интересующая нас функция, т.е. «биологическая индивидуальность», или «личность», и расположилась со всем возможным удобством.
(Опустим этап оформления спинного мозга в тяж, защищенный позвонками. Тут все относительно понятно и даже отчасти уже являет собой locus communis.)
Ergo.
Все «таинство» происхождения головного мозга — это простое «загущение» нервных волокон спинного мозга в одной точке.
В свое время (вероятно, в протерозое) это ничтожное тогда «загущение» сконцентрировалось именно в той части организма, которая чаще находилась «впереди» во время движения и, соответственно, чаще имела дело с препятствиями, едой, противником или объектом совокупления.
Ad verbum, у вендобионтов (жителей эдиакарского «рая»), таких как Dickinsonia costata, Aspidella, Tribrachidium, по большей части еще не существовало «переднего» или «заднего» конца (илл. 52).
Поначалу образующееся нейронное и рецепторное скопление давало лишь усиление тактильной чувствительности в «переднем» сегменте организма, но в слепом мире конца протерозоя — начала кембрия даже это обеспечивало значительное преимущество.
Процесс развивался, in unda fortunae концентрация усугублялась, провоцируя постепенное образование принципиально новой анатомической формы.
Нет сомнения, что первыми ее границами были три оболочки спинного мозга, а сама форма была предельно скромна. (По крайней мере, значительно скромнее, чем то, что мы видим уже в среднем палеозое, если судить по неизменному с тех пор мозгу целакан- та Coelacanth).
Илл. 51. Схематическое изображение гипотетического протокраниата
(по Северцову)
Илл. 52.Tribrachidium. У этого вендобионта хорошо видно отсутствие «переднего» и «заднего» конца
Вероятно, это было лишь некое ничтожное утолщение, масштабирований повторяющее геометрию medulla spinalis, со всеми его фиссурами и бороздами — передней, задней и латеральными.
Трудно сказать, сколько именно миллионов лет потребовалось на то, чтобы этому «сгусточку» стало бы тесно в рамках простого утолщения рострального конца спинного мозга. (Вероятно, около 100 млн лет, если считать от кембрия до силура).
Так или иначе, но расширение было неизбежно.
Дело в том, что нейроны нуждаются в защите друг от друга, а организм и его иммунная система нуждаются в защите от прожорливости и аффектированной электрохимической активности нейронов.
Соответственно, в образующемся «загущении» разрастается и масса глиальных клеток, которые изолируют нейроны и питают их. Уже одно это обстоятельство троекратно увеличило объемы нашего «утолщения».
Но это еще не все.
Нейроны нуждаются не только в защите друг от друга; в такой же степени они нуждаются и во взаимодействии. Для их контактов тоже требуются значительные анатомические «пространства».
(В спинном мозге их связи легко обеспечиваются протяженной пучковой структурой самого тяжа.)
В новом «коротеньком» образовании эти связи потребовали объемного (вертикального и горизонтального) разрастания субстрата, что наметило своеобразную геометрию будущего мозга.
Secundum naturam, вся эта конструкция не могла бы существовать без своей собственной системы кровообращения и ликворо- творения. «Мощностей» мягкой и арахноидной оболочки, унаследованных от medulla spinalis, естественно, хватить не могло. И этот фактор тоже привел к существенному размерному разращению тех зачатков мозга, которыми располагали позвоночные на заре палеозоя.
Secundum naturam, эволюция позвоночных не собиралась останавливаться на обострении тактилизации.
Вероятно, со временем ее одной стало недостаточно для успешности организма в ту суровую пору; враги были изобретательны, половые партнеры — капризны, а еда — подвижна.
Постепенно наше нейронное «загущение» обзаводится нейро- пилем — зачатками той самой ретикулярной формации, которая
Илл. 53. Головной отдел древнейшей бесчелюстной рыбы (Heterostraci).
Силур. Прим. 420 млн лет назад. (По Оленеву)
обеспечивает предельную отчетливость связи меж спинным мозгом и нарождающимся головным.
И вот тут-то уместны et ignes et tympani: наконец-то в истории мозга появляется хоть что-то, к чему уже может быть полноценно применена нейроанатомическая латинская номенклатура. В данном случае это будет tractus spinoreticularis и tractus reticulospinalis.
Вот примерно так и образовалась первая фундаментальная часть головного мозга, именуемая ныне metencephalon, задний мозг.
Учитывая ценность данного новообразования и его большой практический смысл для организма, «загущение» постепенно облачалось в защитную костную капсулу.
Происхождение капсулы дискутивно. По одной из версий материалом для нее послужили слившиеся позвонки, а подругой (более разработанной теории) — костно-кожисто-хрящевые пластинки, вроде тех, что защищали головы акантод (первых примитивных рыб).
В этом вопросе «клинки» гипотез (в свое время) скрестились очень впечатляющим образом. Основоположником позвонковой версии был И. В. Гёте (1749-1832), малоизвестной страстью которого была сравнительная анатомия, и который в 1820 написал: «В 1791 году, когда нашел на песчаном бугре еврейского кладбища в Венеции старый изломанный череп овцы, я заметил, что и личные кости образованы из большого позвонка. Когда при внимательном осмотре мне удалось увидеть постепенность перехода от первой крыловидной кости к решетчатой и ее губчатым частям — все остальное стало для меня ясным». Гете был не одинок, почти одновременно с ним позвонковую версию муссировал иенский профессор Лоренц Окен, а чуть позже и сам сэр Ричард Оуэн, линнеевский кавалер. Противниками этой гипотезы были (естественно, в разное время): Кювье, Райхерт и Т. Г. Хаксли, как раз и породившие кожисто-хрящевую версию. А. Дорн в «Происхождении позвоночных и принципе смены функций» (1875) вообще предлагает рассматривать появление черепа как ответ эволюции на необходимость опоры для язычной и челюстной мускулатуры, что маловероятно, так как согласованная, тонкая и мощная работа челюстей никак не могла появиться раньше зачатка мозга, способного координировать эти сложные движения и вообще сделать их нужными. Более того, последние находки подтвердили, что и многие бесчелюстные уже были снабжены черепами (костными головными щитами: Astraspis, Poraspis, Tolypelepis). Puto, настоящий ответ похоронен в кембрийских (или ордовикских) горячих морях и болотах, где жизнь позвоночных обретала свои очертания, способности к сложному поведению и свой физиологический «capitales principales»51.
Вот как описывает эти существа академик А. Северцов: «Прото- краниаты были, по всей вероятности, голыми животными, т.е. их
Илл. 54. Сформированный череп костной рыбы
кожа не была покрыта чешуями... а на переднем конце тела, вероятно, из скелетных образований метамерного происхождения, уже образовался зачаточный осевой череп. Этот череп был построен чрезвычайно примитивно, и головной мозг обхватывался им снизу и сбоку; череп состоял из парахордалий, а возможно, также и из трабекул, которые, однако, к черепу еще не приросли» (Северцов А. Главные направления эволюционного процесса, 1967).
Параллельно с облачением в череп развивалась как новая ре- цепторика (зрение-обоняние), так и «ее» структуры — средний и передний мозг.
В результате всех этих процессов возникла концентрированная, физиологически обеспеченная, анатомически оформленная и защищенная группа нейрональных структур, которая стала интегративной — сперва для более слабых и рассеянных по организму частей нервной системы, а затем и для всех позднеэволюционных образований головного мозга.
