Мы – животные: новая история человечества - Мелани Челленджер
Все это могло быть невыносимо, если бы не вероятность того, что люди – особенные. Нечто важное охраняет нас от угрожающих сторон земной жизни. Нам говорят, что это идет из глубины человеческой природы, некоей важной части внутри нас. Мы не можем ее увидеть, не можем измерить, но она выделяет нас как самую важную форму жизни на Земле. Те, кто глубоко верят в Создателя, считают, что у нас есть душа, уникальная для каждого человеческого тела. С точки зрения светских гуманистов, у нас есть подобные душе ментальные силы, уникальные для человеческого мозга. Все это становится причиной, почему люди не являются животными полностью. По крайней мере, не в самых важных особенностях.
Это, в свою очередь, лишь отголоски намного более старых представлений о живых существах. Вспомните о тех философах и писателях, которых можно грубо объединить в одну группу механистов, веривших, что душа отвечает за рациональную деятельность ума и странным образом крепится к телу, что без нее человек является лишь машиной. Они спорили с анимистами, которые считали, что у всей живой материи есть анима – душа, и виталистами, которые рассматривали живую материю как бы пронизанную особой субстанцией, вызывающей движение и изменение.
Те же, кто верит, что мы созданы сверхъестественной силой, говорят нам: «Истинная природа Человека в том, что он – не животное, а человек, созданный по образу и подобию Бога». Так написано Международным комитетом по человеческому достоинству. Возникшая в Европе эпохи Ренессанса гуманистическая мысль гласит, что, когда мы становимся личностью, мы больше не являемся всего лишь биологическим организмом. Мы возвышаемся «над всеми прочими существами на Земле», как пишет Кант. Его утверждение – лишь капля в море огромного количества подходов к этой теме. По словам американского философа Эрика Т. Олсона, видного сторонника анимализма – ветви философии, которая утверждает обратное, – «эти философы говорят, что каждый из нас не является животным, но каким-то тесным образом с ним связан».
Эта идея – или нечто на нее похожее – служила источником глубокого утешения бесчисленному количеству человеческих жизней. Будь то душа или иная материя, всегда существуют способы вытащить человека за пределы невероятно анархичной природы. Все это – методы спасения людей от трудностей, с которыми сталкивает нас безнравственность природы. В разные времена и в разных местах эта идея может приобретать различные оттенки. Но в людях всегда есть нечто выдающееся, что спасает нас. Таким образом, от главных теорий о значимости человеческих жизней скорее веет психологической необходимостью, чем рациональностью.
Те, кто выступает против индивидуализма, присущего западным демократиям, склонны чрезмерно романтизировать реалии взаимоотношений человека и животного в других культурах. Хотя многие незападные традиции считают, что и люди, и животные – наследники духовной сферы, даже в такой системе верований, как буддизм, чья история включает в себя достаточное количество междоусобных войн и употребления в пищу животных, перерождение в другое животное не является поводом для торжеств. Также и образ вегетарианских последователей индуизма далек от реалий человеческой жизни. В Индии, где восемьдесят процентов населения считают себя индуистами, лишь двадцать процентов соблюдают вегетарианскую диету. В «Тайттирия-упанишада» бог Шива ясно дает понять, что люди уникальны в своей способности действовать на основе знаний.
Как бы то ни было, для наших все более тесно переплетающихся между собой популяций и экономик некоторые идеи о человеческой жизни становятся почти универсальными. Сегодня в мире распространена идея человеческого достоинства как чего-то, чем мы все обладаем, и как эксклюзивного набора руководств о том, как мы должны себя вести. Обсуждая историческое дело в южноафриканском суде против высшей меры наказания «Государство против Макуаньяне», судья Кейт О’Реган отметила, что «признание права на достоинство – это признание присущей человеческим существам ценности». Концепция, которую мы сейчас используем, была заложена в психику и правовые документы европейских наций уже тогда, когда семьи продолжали репатриировать умерших во Второй мировой войне. В немецкой конституции 1949 года заявляется, что «достоинство человека неприкосновенно».
Тут будет поучительна небольшая предыстория. В немецком языке слово die Würde близко к английскому worth – ценность/достоинство. Достоинство само по себе проистекает из древнеримской концепции влиятельности, мастерства и характера, которые мужчины – но не женщины – накапливали в течение жизни. Так же, как и слово value (стоимость/достоинство) в английском языке означает некую неудобную смесь репутации и моральной целостности, идея ценности и достоинства всегда ассоциировалась со статусом. Старофранцузское слово value как социальный принцип было позаимствовано из суждений о художественных полотнах в XVIII веке и попало в современный язык примерно в то время, когда миллионы молодых европейцев разрывало на части на землях Франции и Бельгии.
Современная концепция «ценности» как особой или внутренней стоимости когда-то была единым целым со старым английским понятием manworth, которое ранжировало людей согласно той цене, которую можно было заплатить Господу, если убивали одного из его подданных. Изначально возникшие в законах Хлотхера и Эдрика, эти кровавые деньги были придуманы не только для выплаты компенсации за потерю различных частей тела – рук, ног и так далее, – но также для определения социального статуса индивида. Благородный человек, например тан, мог оцениваться в 1200 шиллингов компенсации. Неотесанный свободный простолюдин (ceorl), от названия которого произошло слово churlish (грубый), оценивался максимум в 200. Жизнь слуги стоила мало или вообще ничего. Когда речь заходит о том, что имеет значение, общества всегда испытывают сложности с тем, чтобы не выбирать власть, богатство и статус.
Но настоящие трудности возникают из-за глобального распространения идеи, которая не может адекватно объяснить, что же мы подразумеваем под словом «доброта». Это очень актуально, учитывая, что люди настолько загрязнили свою среду обитания, что Всемирная организация здравоохранения заявляет о семи миллионах преждевременных смертей от загрязнения воздуха в год. А это более чем в десять раз превышает количество смертей, вызванных москитами Anopheles[14]. Разрушение нами окружающей среды было настолько масштабным, что опубликованный в 2020 году обзор сообщает о потере двух третей позвоночных планеты, опираясь на долгосрочные тенденции в численности популяции. Мы можем придираться к цифрам, но факт остается фактом: наносимые нами разрушения затмевают то хорошее, что в нас есть. И начинает казаться, что достоинство или любое другое представление о превосходстве, которые, как мы считаем, у нас есть, хороши только для нас самих. Более того, они хороши только время от времени и часто лишь для некоторых из нас. Учитывая все это, как мы считаем: то, что мы делаем, разительно отличается от ампул Лоренцини[15], позволяющих акуле почувствовать электрическое поле добычи? Уникально? Да. Но хорошо ли?
