Джейн Лавик-Гудолл - В тени человека
С этого дня Мифф и в самом деле начала по-матерински заботиться о своем младшем брате. Они всюду бродили вместе и по ночам спали в одном гнезде. Мифф то и дело чистила Мерлину шерстку, наверное, даже чаще, чем это делала бы Марина. В первые дни сестрица позволяла малышу взбираться к ней на спину, но потом стала прогонять его — очевидно, для нее, худенькой и не слишком крепкой, это была непосильная ноша. Пепе, уже почти взрослый самец, стал проводить с младшими членами семьи гораздо больше времени, чем раньше, когда была жива их мать, — может быть, из-за Мифф, которая теперь по пятам ходила за ним. В минуты чрезмерного волнения Пепе обычно подбегал к маленькому Мерлину и, прикоснувшись к брату, быстро успокаивался.
Но шли недели, а Мерлин, несмотря на все заботы Мифф, все больше худел, все больше вваливались его глаза, шерсть становилась тусклой и вылезала клочьями. Он все меньше и меньше играл со своими сверстниками и временами впадал в сонное оцепенение. Поведение его резко изменилось.
Как-то раз Мерлин и Мифф сидели на территории лагеря и обыскивали друг друга. Внезапно на тропе, ведущей из лесу, показалась группа шимпанзе. Впереди, громко ухая, ступал Хамфри. Две самки поспешно убрались с дороги разбушевавшегося самца. Успела вскочить на дерево и Мифф. Маленький Мерлин вместо того, чтобы тоже убежать прочь, вдруг направился прямо к Хамфри, уже начавшему демонстрировать свое могущество. Увидев перед собой малыша, который негромко похрюкивал в знак покорности, взрослый самец тем не менее схватил его за руку и поволок за собой по земле. Как только Хамфри отпустил его, Мерлин, громко визжа, бросился в объятия Мифф. Он вел себя в данном случае как глупый младенец, который не может правильно оценить намерений старших и получает из-за этого тумаки и шишки. А ведь раньше Мерлин, как и всякий нормальный трехлетний детеныш, верно улавливал перемену в настроении взрослых и своевременно реагировал на нее.
С этого времени взаимоотношения Мерлина с другими членами сообщества начали постоянно ухудшаться. Маленький шимпанзенок все время попадал впросак: то и дело подбегал к взрослым самцам в самые неподходящие моменты. К четырем годам Мерлин стал одним из наиболее подчиненных детенышей среди своих сверстников: он всячески заискивал перед взрослыми шимпанзе, без конца принимал позы покорности, подставляя зад или припадая к земле, причем все его действия сопровождались взволнованными криками. С другой стороны, отношение Мерлина к его сверстникам отличалось чрезмерной, ничем не оправданной агрессивностью. Стоило кому-нибудь из детенышей подойти к Мерлину, чтобы поиграть с ним, как тот угрожающе кидался на своего прежнего товарища. Флинт, который был на год младше его, нередко, попискивая от страха, убегал от Мерлина. Правда, случалось и так, что Мерлин просто не обращал внимания на детеныша и поворачивался к нему спиной, отказываясь принять участие в играх. В отличие от своих сверстников он все больше и больше времени тратил на выискивание в шерсти у старших членов группы, в особенности, у своей сестры.
К, шести годам поведение Мерлина стало еще более странным. Он то и дело висел вниз головой, уцепившись ногами за ветку и не шевелясь, наподобие летучей мыши. Или, усевшись на земле и обхватив колени руками, начинал монотонно раскачиваться из стороны в сторону, а его огромные, широко раскрытые глаза неподвижно смотрели в одну точку. Он все чаще занимался самообыскиванием, при этом он беспощадно выдергивал волос за волосом и, пожевав волосяную луковицу, выплевывал их.
Но наиболее странно вел себя Мерлин во время термитного сезона. Будучи еще двухлетним малышом, Мерлин подолгу стоял возле Марины, внимательно наблюдая за ее действиями. Потом он и сам начинал брать тоненькие прутики и, неумело держа их в руке — примерно так же, как держит ложку впервые взявший ее ребенок, — втыкал в поверхность термитника. Через год он достиг значительных успехов и ловко орудовал возле гнезда насекомых, хотя его ужение еще не было достаточно результативным, как, впрочем, у любого трехлетнего малыша. Он почти всегда выбирал слишком коротенькие травинки или прутики — в длину его «орудия» не превышали пяти сантиметров, тогда как у взрослых шимпанзе они достигали двадцати-тридцати сантиметров. К тому же, аккуратно засунув свою коротенькую травинку в один из ходов гнезда, он почти тотчас же резко выдергивал ее обратно, так что если бы даже какой-нибудь термит и успел ухватиться за травинку, он бы тут же свалился с нее от такого рывка. Однажды Мерлин затолкал в отверстие слишком толстую соломину, а потом долго пыхтел, но так и не вытащил ее обратно.
К сожалению, во время следующего термитного сезона я уезжала из заповедника и поэтому не могла проследить за поведением Мерлина. Оценить его способности мне удалось лишь через два года, и я была поражена, увидев, что его техника ужения существенно не изменилась. К тому времени Мерлину исполнилось пять лет, и, как всякий пятилетний детеныш, он должен был бы уметь выбирать подходящее орудие. Однако он по-прежнему подбирал только коротенькие травинки. Несколько раз я замечала у него в руках более длинные прутики и соломинки, но они были, как правило, согнуты или сломлены посредине. Он все так же резко выдергивал удочку из отверстия в термитнике, тогда как остальные детеныши этого возраста уже научились аккуратно вынимать ее и управлялись с нею не хуже взрослых. Это было очень странно, тем более что сестрица Мерлина, Мифф, была опытным удильщиком и детеныш мог бы многому научиться от нее.
Лишь в одном отношении Мерлин сильно повзрослел: раньше он, как и другие малыши, проводил за работой не больше двух минут, а потом бежал играть со сверстниками и через некоторое время снова возвращался к прерванному занятию. Теперь же он работал с упорством взрослого шимпанзе — однажды он просидел возле термитника целых сорок пять минут, причем за все это время ему удалось поймать только одного термита, да и тот уцепился за его палец, когда он попытался расширить отверстие.
К этому времени Мерлин настолько исхудал, что напоминал скелет, обтянутый кожей. Рос он медленно, и Флинт, который был моложе на целый год, давно уже обогнал его. Шерсть Мерлина стала еще более тусклой, а на ногах и руках так поредела, что появились настоящие плешины, должно быть от слишком усердного обыскивания. Он подолгу лежал на земле в состоянии сонной апатии, в то время как другие детеныши весело возились рядом с ним.
Перед наступлением сезона дождей мы стали замечать, что состояние Мерлина как будто немного улучшилось. Он снова стал принимать участие в играх. Во время игр с Флинтом, Гоблином и Пом он бывал очень оживлен. Правда, если кто-нибудь из его товарищей начинал грубо вести себя, Мерлин визжал и припадал к земле в знак покорности или угрожающе наскакивал на обидчика. Когда полили дожди, мы поняли, что Мерлин не сможет пережить шесть холодных и дождливых месяцев. Он синел от холода и дрожал, как в лихорадке, едва начинал накрапывать дождь. Вот почему мы были рады, когда полиомиелит положил конец его страданиям.
Мерлин был не единственным сиротой в нашей группе. Еще три детеныша рано лишились матерей, причем двух из них, так же как и Мерлина, опекали старшие члены семьи. Малышка Битл осталась без матери тоже в трехлетнем возрасте, но ее сестра была на два или три года старше Мифф. Сильная и крепко сложенная, эта молодая самка спала вместе с Битл, чистила ей шерстку и даже позволяла ездить верхом на своей широкой спине.
Правда, и в поведении Битл мы нередко замечали те же признаки угнетенного состояния, что и у Мерлина: она часто впадала в оцепенение и отказывалась играть со сверстниками. Но постепенно это прошло, и к шести годам Битл ничем не отличалась от других детенышей того же возраста, за исключением, пожалуй, того, что ни на шаг не отходила от своей старшей сестры. К сожалению, обе сестрички не баловали нас своими посещениями, а потом и вообще перестали появляться в лагере. Впоследствии мы несколько раз встречали старшую в лесу. Что сталось с Битл, выжила она или погибла, нам так и не удалось узнать.
Вторая из сироток — Сорема — потеряла мать, когда ей только-только исполнился год. В этом возрасте младенец еще совершенно беспомощен и полностью зависит от матери: он не может самостоятельно передвигаться, нуждается в постоянной опеке и защите и, конечно, в материнском молоке. Твердая пища начинает играть важную роль в рационе маленького шимпанзе не раньше, чем тому исполнится два года. Заботу о Сореме взял на себя ее шестилетний брат Снифф. Нужно было видеть, как бережно юный самец обращался со своей крошечной сестренкой. Он всюду носил ее с собой, прижимая одной рукой к груди, аккуратно перебирал ее нежную шерстку. Когда они приходили в лагерь, Сорема съедала немного бананов, но эта пища явно не годилась для нее — ей нужно было молоко. Малышка начала таять на глазах, и вот однажды утром Снифф принес, в лагерь трупик сестренки.
