Айвен Сандерсон - Сокровища животного мира

Под навесом из многоэтажных ячеек подчас достаточно места для человека, присевшего на корточки. В этих пусто­тах иногда поселяются очень редкие виды змей. Нам очень хотелось их поймать, но, поскольку они обычно уползают в глубокие лазы, ведущие из-под термитника в подземные норы вокруг его основания, пришлось для начала вырыть глубокую канаву вокруг термитника. Мы как раз замыкали круг, когда наткнулись на темный ход диаметром около трех дюймов.

С одной стороны ход вел прямо к термитнику, и мы принялись рыть землю вдоль него. Через несколько минут Эмере крикнул, что ход привел к камере, в которой что-то копошится. Я спрыгнул в траншею посмотреть, что там такое.

Это был предельно идиотский поступок. Я это понял, как только мое лицо оказалось на уровне хода, но из чистого упрямства, которого набираешься с опытом, я не отскочил.

Наоборот, я стал вглядываться в полутьму норы и не успел понять, что происходит, как что-то коричневое, мохнатое размером с два моих кулака, выкарабкалось из глубины и прыгнуло прямо мне в лицо. Я успел лишь увидеть что-то сверкающее, как россыпь маленьких холодных огней.

Увидев это, я почувствовал, как меня окатила волна леденящего страха. С громким воплем я метнулся в сторону и свалился боком в канаву.

На свое счастье, я кинулся влево, так что гигантский паук пролетел, задев мое правое ухо отвратительным холод­ным, мохнатым туловищем, и приземлился за канавой. Стоило мне рвануться вправо, и он, возможно, угодил бы мне прямо в лицо. Даже если бы он не успел сомкнуть свои смертоносные сантиметровые челюсти и мое лицо не разду­лось бы от укуса, как багровый воздушный шар, я бы непременно умер от ужаса и отвращения. Не подумайте, что я шучу: я настолько не выношу пауков, что это граничит с безумием и страх почти парализует меня, — так некоторые люди относятся к кошкам, червям, птицам или другим животным.

Во всяком случае, на этот раз я был парализован полностью. И если бы Эмере не выхватил меня из канавы с более чем похвальной ловкостью, чудовище доконало бы меня на обратном пути. Позднее я узнал, что на родине Эмере эти гигантские мохнатые пауки считаются воплощени­ем дьявола, а в тамошней мифологии он куда страшнее, чем в нашей.

Пока я приходил в себя поодаль от канавы, паук бросался шестифутовыми прыжками навстречу каждому, кто пытался к нему приблизиться. Африканцы, хотя и с опаской, все же попытались поймать его голыми руками, несмотря на то, что прекрасно знали о смертельной опасности. В конце концов паук убрался обратно в свою нору той размеренной и коварной походкой, которой отличаются эти существа: разду­тое тело, подвешенное на угловатых ногах с мягкими лапками, покачивалось у самой земли.

Мы загнали колья в землю позади норы и начали постепенно отбрасывать землю, а я загородил выход мешком из сетки. Когда паук увидел, что игра проиграна, он бросился в сеть. Мы поразились, заметив на его теле сплошной покрое из маленьких его подобий, размером с небольшую монету. Младенцы покрывали мать толстым слоем, а несколько штук выскочило следом за ней. Может быть, этим и объяснялась свирепость ее нападения.

Когда это ужасное существо было утоплено в спирту, я собрал все силы и заставил себя осмотреть его. Только убедившись, что тварь несомненно мертва, я выложил ее на эмалированный кювет, используемый нами при вскрытии и иной обработке мертвых животных. Длинные ноги, выпрямлен­ные и растянутые во все стороны, закрыли дно кювета, точно вписавшись в него. А размером кювет был двенадцать на восемь дюймов.

Гигантская водяная землеройка

В горных речушках Западной Африки обитает фантасти­ческое животное, подлинное живое ископаемое. Много лет назад его открыл исследователь и путешественник дю Шайю, обладавший несомненным пристрастием к сенсациям и более чём ярким воображением. С тех давних пор сведений об образе жизни гигантской водяной землеройки (Potamogale velox) почти не прибавилось, коллекционного материала для изучения набрались сущие крохи, ни одной фотографии животного не было, так что никто не мог ничего ни убавить, ни добавить в описаниях, сделанных дю Шайю. Вот почему Potamogale едва не превратилась в некий зоологический миф.

Я уже не раз упоминал о нескольких видах животных, ради которых мы отправились в Африку, и мне кажется, что, прежде чем прибавить к этому списку еще несколько видов, давая повод для упреков в том, что мы не имели определенных задач, а просто хватали все, что попадется под руку, следует ясно и четко перечислить те цели, которые мы поставили перед собой еще до отъезда. Мы намеревались составить общий каталог всех млекопитающих, рептилий и амфибий изучаемого района, а также собрать коллекцию всех паукооб­разных, многоножек, сухопутных улиток и паразитических червей, какие только нам попадутся. В частности, мы установили себе семь особых заданий повышенной сложности, а именно: раздобыть определенные внутренние органы шипох­воста и карликового лемура Демидова, достать как можно больше шкур и черепов леопардов, изучить особенности размножения червяг, собрать материал о Potamogale, привез­ти несколько шпорцевых лягушек, добыть Podogona и, наконец, собрать конкретные данные о пресноводном дельфи­не, или небольшом ките, который, судя по слухам, водится в больших реках Западной Африки.

В предыдущих главах я рассказал, как нам удалось едва ли не чудом выполнить первые три задачи; нам так повезло, что в этой экспедиции мы раздобыли и всех остальных редких животных. Осталась невыполненной только послед­няя задача — относительно пресноводного кита, но так как один крупный специалист сказал мне, когда мы вернулись: «Может быть, его вовсе и нет в природе», то это не поставят нам в вину, хотя сами мы не делаем для себя никаких скидок.

Гигантская водяная землеройка, или Potamogale, была едва ли не самой желанной и самой неуловимой добычей из всего списка.

Самое первое описание, принадлежащее дю Шайю[9], изобилует интересными подробностями: он рассказывает, например, что животное гоняется за рыбой в кристальных горных потоках и подстерегает добычу, затаиваясь под камнями на дне реки. Это утверждали и местные жители горных районов, которые мы посетили. Однако наши африканцы, в частности Афа, не решались утверждать, что животное питается именно рыбой; рассказывая о его добыче, они ограничились всеобъемлющим термином «мясо».

Водяная землеройка — Potamogale — стоит особняком на грандиозном родословном древе диких животных. У нее нет г близких родственников, кроме мелкого мышеподобного зверька с Мадагаскара, называемого Geogale. Это самое настоящее живое ископаемое: в ее анатомии встречается ряд чрезвычайно примитивных признаков, и некоторые из них известны топько по ископаемым скелетам первых млекопитающих, найденным в породах громадного геологического возраста. Должно быть, по этой причине землеройку и отнесли к отряду насекомоядных (insectivora), в который объединили животных, оставшихся после того, как все млекопитающие нашли свои законные места на древе жизни.

Землеройка достигает в длину двух футов и на первый взгляд напоминает самую обыкновенную выдру. Тело ее покрыто коротким, густым, блестящим мехом, зато хвост, сжатый с боков, как у головастика, почти голый, с редкими,, очень короткими волосками. Эти волоски незаметны на глаз, . и только когда проведешь рукой от кончика хвоста к туловищу, чувствуешь на ощупь, что гладишь «против шер­сти». Голова сверху сплюснута точь-в-точь как у налима или акулы, и точно так же рот оказывается смещенным в нижнюю часть рыльца. Лапы толстые и короткие, а голени снабжены странными продольными гребнями из отвердевшей кожи. Глазки крохотные.

Все это мы знали еще до отъезда в Африку, кроме того, мы полностью разделяли распространенное мнение о том, что животное обитает исключительно в ручьях на вершинах гор.

— Проси вождя, чтобы он приказал охотникам приносить нам всех животных, похожих на это, — и я показал фотоко­пию на редкость плохого рисунка, якобы изображающего живую Potamogale.

Я не ожидал, признаться, ничего хорошего — рисунок был вообще ни на что на свете не похож (правда, тогда я еще не убедился в этом), и, хотя африканцы прекрасно узнают любое животное, изображенное на рисунке, я не был уверен, что оно вообще водится в нашем районе.

Вождь Икумо отреагировал на это совсем иначе.

— Ага, ага, — сказал он. — Икоридзо, н’а квиль, ухумо икоридзо.

Что приблизительно можно было перевести: «Икоридзо, да, это точно икоридзо». И это подтвердили не менее четырнадцати человек охотников, собравшихся со всех кон­цов Ассумбо.

— Значит, они знают это мясо? — спросил я.

— Они много его знают, — заверил нас Этьи. — Оно живет везде в маленький речка.

— Вождь думает, охотники умеют его поймай, принеси сюда?

— Ага, — сказали все, и обсуждение закончилось.

Все это произошло вскоре после нашего прибытия в Тинта. Но на нас свалилось такое количество неожиданно­стей — срочная эвакуация Герцога, нашествие горилл, смерть брата вождя ( его похороны были отложены на двенадцать месяцев), невероятная усталость после блужданий по горам и, наконец, предпринятая Джорджем генеральная уборка заодно с ревизией всего нашего имущества, — что мы почти позабыли про икоридзо. Но вдруг однажды вечером чистый, недвижимый воздух долины наполнился звуками крохотных глиняных барабанов, которые под ударами небольших пало­чек звенели, как колокольчики.