Вымершие люди: почему неандертальцы погибли, а мы — выжили - Финлейсон Клайв
Из этих скромных начинаний на окраине степи около 45 тысяч лет назад выросла популяция бесспорных предков, процветавшая на равнинах 15 тысяч лет спустя. Неандертальцев в этой части драмы не встретить. Они уже ограничивались убежищами на юге (см. главу 7). Непросто прийти к пониманию, что результатом этого длительного и постоянного отсева человеческих популяций, вызванного быстрыми изменениями климата, стало исключительное присутствие постоянно расширявшейся популяции предков на евразийской равнине. Эта равнина была лишь в незначительной степени использована более ранними популяциями, в том числе неандертальцами, поэтому ее освоение происходило не за чужой счет. Люди преодолели новую границу, которую раньше еще никто не переходил. Это действительно было гигантским рывком для человечества.
История этого прорыва была, скорее всего, историей проб и ошибок, полной неудач, о которых археология, вероятно, никогда не сможет нам поведать. Как и письменная история, археология, вероятнее всего, рассказывает нам в основном истории успеха, а не провалов. Причина достаточно проста: успешные народы произвели больше населения, которое, в свою очередь, оставило больше отпечатков на земле. С некоторой долей уверенности мы можем определить разве что место этого прорыва, и подсказку нам дают гены современных людей.
Центральная Азия представляется чрезвычайно важным регионом, своего рода резервуаром генетического разнообразия. Здесь у людей было больше времени для накопления генетических новинок, чем где-либо еще в Евразии, и именно отсюда они распространились через равнины на запад, в Европу, и на восток, к Тихоокеанскому побережью Азии, а в конечном итоге и в Северную Америку[356]. Азиатская популяция обладала уникальным генетическим маркером, который возник около 40–35 тысяч лет назад. Люди, которые распространились на запад, в Европу, имели другую характерную генетическую мутацию, которая произошла от этого основного рода и которая указывает на экспансию на запад около 30 тысяч лет назад[357]. Так что, вероятно, в этом случае по крайней мере гены соответствуют археологии и ископаемым доказательствам.
Зарождение европейцев, северных азиатов и коренных американцев произошло здесь, в Центральной Азии, около 40–30 тысяч лет назад. Их успех и экспансия стали возможны благодаря уже знакомой нам комбинации: они оказались в месте, где стада пасущихся млекопитающих свободно бродили по открытым степям. Степи здесь почти не менялись из года в год, и люди нашли способы отлова местных животных. В этих людях не было ничего особенного или уникального — им просто повезло, что они нашли место, где до них никто еще не был. И они процветали. По мере того как климат делался все холоднее и засушливее, их дом превращался в пустыню, но степь и ее животные двинулись на запад, захватив земли, которые раньше были во власти деревьев. Люди, как и кольчатые горлицы из пролога, проследовали за ними и тоже в конечном итоге достигли Атлантического побережья Европы. Другие же отправились на восток, но мы оставим их до следующей главы.
В книге «Ружья, микробы и сталь» Джаред Даймонд продемонстрировал, как география и экология давали одним людям технологическое преимущество над другими позднее 10 тысяч лет назад, когда климат планеты стал примерно таким же, как сегодня[358]. Культурные и технологические различия между людьми развивались из-за их местоположения и обстоятельств, а не из-за того, что у кого-то из них были более развитый мозг и способности. Как мы уже говорили, этот довод можно применить и к гораздо более отдаленным временным перспективам, и, возможно, даже к ситуациям, которые затрагивают группы людей (например, неандертальцев, протопредков и предков), отличавшихся друг от друга больше, чем какая-либо человеческая популяция позднее 10 тысяч лет назад. Подобно масштабным революциям в сельском хозяйстве, животноводстве и промышленности, эти более ранние скачки были сильнее связаны с обстоятельствами, чем с какими-либо интеллектуальными различиями.
Самые известные этапы нашей истории подпитывались и развивались подобно автокаталитическим реакциям: начавшись, они уже не могли повернуть вспять. По крайней мере, так было на практике, однако в теории это вовсе не считается правилом. Поскольку климат позднее 10 тысяч лет назад был мягче по сравнению с предшествовавшими периодами, сельское хозяйство, животноводство и человеческие популяции могли расти экспоненциально во многих частях мира за счет охоты и собирательства. Если бы произошло еще одно ухудшение климата, эти технологии, возможно, перестали бы существовать, как многократно случалось в прошлом. Рост нашего населения за крошечный промежуток времени с момента изобретения сельского хозяйства был поистине головокружительным. Сорок пять — тридцать тысяч лет назад евразийские люди экспериментировали в изобильных тундростепях, но существенные колебания климата продолжали сдерживать их. Затем где-то в Центральной Азии одна популяция совершила прорыв. Изобретение сельского хозяйства около 10 тысяч лет назад обычно провозглашается отправной точкой нашей истории, однако если мы обернемся и взглянем на достижения людей равнин 30 тысяч лет назад, мы поймем, что все уже было и что население Евразии после ледникового периода просто адаптировало то, что другие придумали тысячи лет назад.
Что делать с бесконечным плоским ландшафтом, где нет деревьев, откуда можно преследовать жертву и где можно укрыться от хищников, нет пещер, в которых можно спрятаться, и нет ориентиров, которые позволяют не потеряться? Здесь все выглядит одинаково, и углубиться в этот пейзаж кажется пугающим и сомнительным предприятием. Время от времени, не выходя из пещеры на холмах вдоль окраины равнин, вы видите стадо упитанных оленей, ожидающих своего момента, и искушение становится слишком велико, а возможность — слишком хороша, чтобы ее упустить. Быть может, вы начнете с набегов в определенное время года, когда численность животных достигает максимума или когда они наиболее уязвимы, но вы ни за что не упустите из виду изломанный ландшафт, который служит вам домом. Вы изобретете новое оружие и технику, которые позволят вам охотиться в открытом поле, но не откажетесь полностью от старых приемов. Вы все еще будете устраивать засады на горного козла или благородного оленя. Они — ваша подстраховка, ведь вы стали опытны в управлении рисками.
Вы разработали смешанную стратегию — одно из тех многочисленных достижений, которые ваши соседи и дальние родственники практиковали из поколения в поколение. Иногда вы встречаете этих соседей или следите за ними, и так у вас появляются новые идеи. Да и они поступают так же, когда вы не видите. Иногда ваши соседи дружелюбны и открыты к сотрудничеству, готовы делиться технологиями или обмениваться товарами. В других же случаях чужаки, говорящие на непонятном языке, вторгаются в ваш регион, но вы не уверены в их мотивах. Телосложение у них мощное и мускулистое, поэтому вы держитесь на безопасном расстоянии. Вскоре они двигаются дальше, очевидно, больше увлеченные благородными оленями-одиночками, бродящими по холмам, чем большими стадами северных оленей поодаль. Вы уже видели, как они пытались поймать северного оленя, и вас поразило их оружие, часть которого вы скопировали. Однако у них нет такой сноровки на открытой местности, и они упускают больше животных, чем ловят, несмотря на свою изобретательность. Когда они уходят, ваше внимание снова приковывают к себе сотни крошечных пятнышек на обширных плоских землях внизу.
Столбы дыма поднимаются над нагромождением странных куполообразных сооружений. Эти сооружения теснятся рядом с рекой, извивающейся посреди невыразительных просторов. Мы отправились на воображаемой машине времени на 28 тысяч лет в назад, в отдаленное место к северу от Черного моря. С первыми лучами рассвета здесь слышен вой и лай волков, который доносится, как ни удивительно, оттуда, где расположены сооружения. Из шалаша, сделанного из шкур животных, выходит человек. В руках у него большой кусок мяса, который он бросает странным на вид волкам, и теперь заметно, что они на привязи. Вот появились шумные дети, а за ними — женщины, вероятно, их матери. Вскоре лагерь оживает, люди всех возрастов и обоего пола занимаются разными делами. Кто-то разговаривает, а другие просто делают разные дела. Дети смотрят и играют. Весь лагерь ведет себя как гигантский суперорганизм, как муравьиное гнездо. Но это не гигантские муравьи-роботы, а люди, и в их повседневной жизни есть место импровизации и действиям, которые явно продиктованы опытом. Мы наткнулись на сообщество предков, которые станут известны благодаря своим культурным достижениям, и хотя они начали свою историю на востоке, их культура прославится как граветтская (названная в честь археологического объекта во Франции, где была обнаружена).
