Ирина Яковлева - По следам минувшего
Знойное марево висит над заливом. Ни ветерка. Но море не спит. С океана приходят пологие зеленые волны, с шипением катятся по гальке и умирают на раскаленных прибрежных камнях.
В белой пене прибоя мелькнула черная длинная голова. В острых зубах бьется крупная рыбина. Вода вздохнула и мягко покатилась назад, волоча радужные пузырьки пены. А большая бескрылая птица что было сил заковыляла на красных перепончатых лапах. Пробираясь к гнезду, неуклюжий рыболов гесперорнис на свою беду потревожил стаю маленьких зубастых чаек — ихтиорнисов. Воздух наполнился шипением, кваканьем и щелканьем челюстей.
Вдруг безмолвная черная тень словно прижала к земле галдящую стаю. Величаво качнув необъятными крыльями, в небе проплыл летающий ящер птеранодон, под перепончатым крылом которого могли бы разместиться несколько слонов. Но властелин неба не смотрел вниз. Он летел к океану. Там, в горячей дымке, извивались змеиные шеи морских ящеров плезиозавров. Начиналась охота на каракатиц и белемнитов, большие косяки которых входили в залив.
ИГУАНОДОН — «ИГУАНОЗУБ»
Многочисленные находки палеонтологов в Европе, отнесенные к раннему мелу, позволили восстановить облик и образ жизни динозавра, которого ученые поначалу сочли родственником ящерицы-игуаны, а потому и назвали «игуанодоном».
Если бы в наши дни три человека встали на плечи друг другу, то только третьему удалось бы дотронуться до головы игуанодона. Этот ящер, из птицетазовых динозавров, жил в прибрежных зарослях возле озер и болот. Тут же, прямо в песок, игуанодоны откладывали яйца и, скорее всего, предоставляли их самим себе, как современные сухопутные черепахи. Легкая конструкция скелета игуанодона говорит о том, что бегать этот ящер мог довольно быстро. А щечные зубы у него слились в сплошную батарею с единой жевательной поверхностью. Это они убедили ученых в том, что пищу этот ящер мог пережевывать. Передних зубов у него не было совсем. Питался игуанодон растительностью, а защищался совсем необычно. Дело в том, что на его передних лапах первые пальцы превратились в самые настоящие кинжалы с роговым лезвием. И наверняка немало хищников, нападавших на игуанодонов, остались лежать с распоротым брюхом.
НАХОДКА ПРОФЕССОРА МАРША
Суровая зима 1870 года застала Отниэла Марша в горах западного Канзаса. Досаде знаменитого ученого не было конца. Он только что нашел обломок кости птицы, а тут приходилось свертывать работы, уезжать. Уезжать, не успев добраться до великих ценностей, которые наверняка таят в себе меловые отложения Смоки Хилл Ривер.
Скрипели колеса тронувшихся в путь повозок. Ледяной ветер сек лицо. Нестерпимо горели под плащом натруженные руки. Время от времени Марш сердито потирал их и думал, что непогода — это, пожалуй, единственное, над чем не властны его миллионы. Единственное, перед чем он вынужден отступать. Но он вернется сюда. Вернется, как только растает снег и высохнет эта бесконечная слякоть на дорогах.
Но обстоятельства сложились так, что вернулся он только летом. Вернулся прямо в пекло, когда жара достигала сорока пяти градусов. Но разве жара могла остановить неистового Марша? Он обливается потом, но не прекращает работу. И что же?! Усердие и труд почти всегда вознаграждаются. Ему посчастливилось найти почти полный скелет невиданной доселе зубастой птицы.
Марш описал эту птицу и назвал «гесперорнис» — «птица запада».
Интерес Марша к ископаемым птицам, несомненно, был подогрет сенсационными находками в Европе. В те дни палеонтологи буквально бредили археоптериксом. Найти его потомков в меловых отложениях — это, конечно же, очень привлекало тщеславного Марша.
К 1879 году Маршу и его сотрудникам удается найти уже больше сотни экземпляров зубастых птиц. Но их было всего две разновидности. Кроме большого и бескрылого гесперорниса, попадались кости и отпечатки маленькой и хорошо летавшей зубастой птицы — ихтиорниса, что значит «рыба-птица».
Рассматривая клюв гесперорниса и его челюсти с девяноста шестью зубами, сидящими в одной общей борозде, Марш обнаружил под еще крепким взрослым зубом другой зуб, росший ему на смену. Это ли не подтверждение гипотезы о происхождении птиц от пресмыкающихся, у которых зубы растут и сменяются всю жизнь?!
Скелет гесперорниса рассказал Маршу и о том, что эта птица жила у воды, так как ноги ее, судя по всему, были очень сильными и хорошо приспособленными к плаванию. На пальцах ног длинные когти, а между пальцами — плавательная перепонка. От передних конечностей у гесперорниса осталась только тонкая палочка плечевой кости. Значит, крыльев у этой птицы не было. Видимо, делает вывод Марш, гесперорнис был больше всего похож на гагару. Неповоротливый на суше, он брал реванш в воде, не уступая в проворстве рыбам. И охота его всегда бывала удачной. Насытившаяся птица кое-как выбиралась на берег и тут же валилась на бок, подставляя жарким лучам солнца длинное неуклюжее тело.
Маленькие зубастые ихтиорнисы во всем отличались от своих соседей. Они хорошо летали. Зубы их сидели в отдельных лунках и были загнуты внутрь рта. Если гесперорнисы ловили рыбу в воде и могли даже нырять за ней на большую глубину, то ихтиорнисы охотились, как современные чайки — у самой поверхности. С той разницей, что их зубастый клюв надежнее удерживал добычу.
Между собой ихтиорнисы и гесперорнисы жили мирно, потому что делить им было нечего. Жили они стаями, и на побережьях меловых морей галдели настоящие птичьи базары, совсем такие, какие устраивают морские птицы в наши дни.
Но властелинами воздуха были все-таки летающие ящеры. Самый большой из них — похожий на гигантского пеликана — птеранодон. Чудовищный призрак, словно сказочная летучая мышь, беззвучно скользил над морем и уносился вдаль, туда, где на черных одиноких скалах, вознесшихся над морскими просторами, ждали его крикливые ненасытные птенцы.
Скелеты птеранодонов с размахом крыльев до восьми метров и длиной головы до трех метров кажутся гигантскими. Что же тогда сказать о недавней находке американского палеонтолога Дугласа Лоусона?
Гигантский летающий ящер птеранодон и маленькие зубастые птицы ихтиорнисы мирно уживались на морских побережьях мелового периода.
ГИГАНТ СРЕДИ ГИГАНТОВ
Несколько лет тому назад Дуглас Лоусон работал на территории заповедника Биг-Бенд. Там ему в руки попала кость длиною в 67 сантиметров. Осмотрев кость, Лоусон понял, что перед ним предплечье какого-то животного, и принялся искать дальше. Буквально через полчаса ему посчастливилось найти плечевую кость, часть лучевой, два кистевых сустава и две фаланги какого-то огромного чудища. Чудище, судя по всему, умело летать.
До Лоусона летающих ящеров-птерозавров, к которым относится и птеранодон, уже хорошо знали. Размах крыльев даже самых крупных из них оценивали примерно в восемь метров. А тут, по самым скромным подсчетам специалистов, размах крыльев птерозавра Лоусона был никак не меньше пятнадцати метров. Некоторые ученые называли даже цифру двадцать один!
Вскоре к первой находке прибавилось еще две из того же Биг-Бенда. Они-то и подтвердили, что перед специалистами совсем новый, неизвестный еще науке род. Пустотелые кости ящера и огромный, в метр длиною, беззубый клюв служили тому доказательством. По мнению Лоусона, питался этот ящер, в отличие от рыболовов-птеранодонов, в основном падалью, так как жил он далеко от морских просторов, а реки и озера вряд ли могли прокормить такого гиганта. Вероятно, природа, считает Лоусон, возложила на него обязанности мусорщика или санитара.
В меловом периоде гигантизм был явлением обычным. Гиганты в воздухе, гиганты на суше. Не отставало от общей «моды» и море.
ДРАМА НА БОЛОТЕ
Золотой шар раскаленного солнца катился к горизонту. Длинные причудливые тени пересекли болотную гладь. Тучи мошек поднялись над водой, и казалось, воздух дрожал от их беспорядочного роения. Слабый ветерок принес дурманящий запах эфедры с далеких плоскогорий. Чуть шевельнулись кожистые листья платана. Едва заметная рябь побежала по воде и вдруг разбилась о какое-то препятствие, возникшее возле самого берега. Неуклюжие, облепленные грязью и тиной животные, словно стадо маленьких бегемотов, поднялись на ноги и побрели к берегу, лениво обрывая и переламывая жесткие болотные растения похожими на клювы челюстями. Потоптавшись на берегу, животные ложились и подставляли бока горячим солнечным лучам, более милосердным на закате. Наступало время отдыха и тишины. Мирные растительноядные динозавры-протоцератопсы один за другим безмятежно засыпали, и только часовые переступали с ноги на ногу и мерно качали головой, наверное, тоже в борьбе со сном.
