Фантастика глазами биолога - Галина Мария Семеновна
Другое дело, что пройти мимо божественного фантасты не могли никак — уж очень значима тема. История человечества всегда сопровождалась другой, непроверяемой и недоказуемой, но очень влиятельной историей. Историей Богов.
Любую ситуацию можно рассматривать как реальную, если реальны ее последствия.
Оставим споры о реальности божественного теологам. Его присутствие ощутимо, поскольку оно оказывает грандиозное влияние и на судьбу каждого отдельного человека, и на ход самой истории.
Даже советское безбожие так или иначе имело отношение к божественному — как можно бороться с тем, чего нет? Темно-фиолетовых в крапинку кровожадных спурсиков-людоедов, например, не существует — и с ними никто не борется.
С проблемой божественного фантастам пришлось разбираться, что называется «один на один» — вне догм и религий. Далеко не все они были атеистами, но даже глубоко и искренне верующий литератор, пишущий фантастику, так или иначе отступает от канонов. Иначе, повторюсь, это уже не фантастика. И боги, возникавшие на ее страницах, были и похожи, и не похожи на «реальных» богов.
Как рождаются «настоящие» боги можно узнать из любого мало-мальски приличного мифологического словаря. И вывести определенные закономерности их рождения и умирания. И хотя боги, сходящие со страниц фантастики, порождены индивидуальной игрой воображения, все же могут быть подвергнуты некоей классификации. Фантасты все же люди и движут ими некие общие представления:
Итак, Бог рождается:
А) из Машины
Выражение «Бог из Машины», означавшее в античном театре неожиданное явление спущенного сверху на веревочках божества, «выправляющего» сюжетные неувязки, здесь означает буквально — явление Бога в результате развития техники. В середине ХХ века мыслящие машины, как тогда называли компьютеры, казались чем-то непостижимым, мистическим. И порождали богов. Или сами становились богами.
В рассказе Айзека Азимова «Последний вопрос» (1957) супрекомпьютер, сконструированный для того, чтобы избежать тепловой смерти Вселенной, находит единственный верный ответ: «Да будет свет!». В рассказе Фредерика Брауна «Ответ» (1954) компьютер, сконструированный специально для того, чтобы ответить на вопрос «Есть ли Бог» отвечает — «Да. ТЕПЕРЬ Бог есть!». И испепеляет своего создателя молнией, пущенной с небес.
В «Формуле Лимфатера» (1961) Станислава Лема конструктор, создав универсальную «мыслящую машину» — всезнающее и всемогущее существо, ни живое, ни мертвое, но думающее и чувствующее, своими руками уничтожает его, чтобы дать человечеству еще один шанс — повзрослеть без «посторонней» помощи. Но один раз открытое обязательно будет открыто еще раз — где гарантия, что Бога сейчас не собирает другой конструктор, в другой, пока никому не ведомой лаборатории?
Два первых рассказа — всего лишь анекдоты на пару страниц, «Формула Лимфатера» — уже серьезная и трагическая повесть, но вопрос о компьютерной божественности с тех пор так и не затихал — правда, рассматривался он уже под несколько другим углом: всесильный компьютер получал абсолютную власть над людьми, создавая им виртуальную среду обитания — иными словами анекдот о компьютере-Саваофе эволюционировал в конце концов в компьютерный киберпанк, получив свое абсолютное воплощение в «Матрице». Если же обратиться к отечественным версиям, то, пожалуй, одной из первых ласточек стала повесть Андрея Лазарчука «Все хорошо» в первом «Времени учеников» (1996) — там власть над ойкуменой все-таки захватила Массачусетская счетная машина. И устроила человечеству сомнительный рай, виртуальный полдень ХХI века. Человечество у Лазарчука, надо сказать, все-таки восстало против «компьютерного бога» — и не только у Лазарчука. Абсолютная власть машин над людьми фантастам претит — вот они и стараются разделаться с ней руками своих героев.
Б) Бог рождается из человека — не от человека: это уже следующий казус, но именно «вылупляется», «развивается» из обычного человека, который в силу какого-то фактора приобретает всемогущество.
Иногда этим фактором становятся последние научные достижения (рассказ «Косильщик лужаек» Стивена Кинга, 1975), иногда — вмешательство инопланетян («Спектр» Сергея Лукьяненко, 2002). Иногда божественность достигается путем оккультных практик («Богадельня» Генри Лайона Олди, 2001). Чаще всего для такого скачка требуется посредник, одушевленный или неодушевленный, некий артефакт, изобретение, медиум — для люденов это некие механизмы, растормозившие их скрытую потенцию в «Институте чудаков», для земных детей — оверлорды-сверхправители, для девочки-Бога в романе «Богадельня» — отец-теософ. Мартин из «Спектра» Лукьянеко получает божественность при использовании инопланетного артефакта, придурковатый косильщик лужаек — от ученого, работающего «на оборонку». Иногда божественность оказывается просто побочным действием некоего устройства (как в рассказе Рея Брэдбери «Куколка»).
В) Большинство моделей, где Бог рождается от человека — это просто воспроизведение Евангельского сюжета: почти буквально, но на современный лад. Например, знаменитый роман Роберта Хайнлайна «Чужак в чужой земле» (1961), где рожденный от земных людей и воспитанный марсианами Майкл Валентин Смит повторяет (в довольно еретической версии) путь Христа вплоть до мученической смерти и обретенного бессмертия. Можно вспомнить и менее известный, более поздний роман Джеймса Морроу «Единственная дочь от рождения» (1990), где рожденная от неизвестного донора (а, в сущности, от Святого Духа) единокровная сестра Христа печатает свои пророчества в колонке гороскопов.
Отступает от этой схемы роман Филиппа Фармера «Ночь света» (1957), в котором боги рождаются от союза очень хороших или очень плохих людей раз в семь лет, когда солнце испускает особое излучение.
Г) Рождение Бога возможно саморазвитием, естественной эволюцией живой материи.
В некупированной версии «Соляриса» Станислава Лема (1961) есть фрагмент, по понятным причинам выпускавшийся советской цензурой:
«— …скажи мне… ты… веришь в бога?
Снаут проницательно посмотрел на меня.
— Что? Кто сейчас верит…
В его глазах светилось беспокойство.
— Это все не так просто… Я не разбираюсь в религиях… Ты случайно не знаешь, существовала ли когда-нибудь вера в бога слабого, в бога-неудачника?… Это бог, ограниченный в своем всевидении, всесилии, он ошибается в предсказаниях будущих своих начинаний, ход которых зависит от обстоятельств и может устрашить. Это бог… калека, который всегда жаждет большего, чем может, и не сразу понимает это. Бог, который изобрел часы, а не время, что они отсчитывают, а они переросли эти цели и изменили им. Он создал бесконечность, которая должна была показать его всемогущество, а стала причиной его полного поражения…
— …Ах, — сказал Снаут, — как это я сразу…
Он показал рукой на Океан».
Герои Лема имеют в виду загадочный и грозный Океан — живую «мыслящую машину», но никем не сконструированную, а возникшую самостоятельно, путем естественной эволюции из первичной протоплазмы. Первоначально целью такой эволюции была естественная потребность выжить — чтобы скомпенсировать неустойчивую орбиту своей планеты Океан научился изменять основные характеристики пространства-времени. Впоследствии, как это часто бывает в эволюционном процессе, эти качества оказались избыточными — Океан научился осознавать окружающий мир, а столкнувшись с новой для него формой жизни — земными исследователями, начал эту новую форму жизни изучать, причем неограниченными в средствах и достаточно жестокими методами. Неудивительно, что герой Лема в финале повести ожидает от карающего и дарящего Океана «жестоких чудес». Кстати, этот мотив Бога-отца очень четко просматривается в конгениальном повести (хотя и прямо противоположном по комплексу идей) одноименном фильме Андрея Тарковского.
Бог «на выходе» образуется посредством развития духовной материи. О «Пандеме» Марины и Сергея Дяченко я уже говорила в одной из статей этой рубрики, так что особо повторяться не буду. Добавлю только, что в этих пределах лежит и тема другой предыдущей статьи этой же рубрики — о «вертикальной эволюции», переходе мыслящей материи в закрытый для бренной плоти мир тонких энергий и неограниченных возможностей.
