Бернард Симен - Река жизни
Были установлены средние нормы медицинских познаний, но повсеместно люди старались не только достичь, но и превзойти их. Однако истинному прогрессу медицины препятствовало одно весьма забавное обстоятельство: по иронии судьбы большинство людей продолжало считать врачей жрецами чистой науки. Считалось, что собственноручно проводимые исследования для них унизительны. Поэтому хирургия, а также вскрытие трупов, столь необходимое для изучения анатомии, оставались уделом второстепенных лекарей, которым не требовалось длительного обучения.
Как это ни парадоксально, но в те времена хирургия была в основном побочным занятием цирюльников. Чтобы получить разрешение на лечение даже пустячного расстройства желудка, врачу приходилось учиться девять лет, между тем как ампутации и полостные операции проводили необразованные цирюльники-хирурги только потому, что им физический труд не был противопоказан!
Столь любопытное превращение цирюльников в хирургов непосредственно связано с кровью. Согласно церковному закону, каждому монаху регулярно делали кровопускания (по-видимому, считалось, что кровопускание способствует облегчению бремени мирских соблазнов). Цирюльники были частыми гостями монахов; они выстригали им тонзуру и, в силу своей профессии превосходно владея инструментами, заодно пускали кровь. К концу XI века цирюльники стали повсеместно признанными хирургами. Помимо кровопусканий, они делали операции и даже удаляли зубы. Некоторые из них добились значительных успехов в своей новой профессии и, как, например, Амбруаз Парэ, приобрели широкую известность.
Высокомерное отношение к физическому труду, естественно, сказалось на изучении анатомии. В различных медицинских школах, которые расплодились словно грибы после дождя, довольствовались простым изложением анатомии (что уже было известным прогрессом), но ее дальнейшее изучение не поощрялось. Даже там, где это разрешалось, вскрытие трупов производили крайне редко. В тех исключительных случаях, когда все-таки приходилось вскрывать труп человека или животного, преподаватель анатомии нанимал цирюльника или какого-нибудь второстепенного лекаря, который и производил эту операцию. Сам же преподаватель становился в сторонке от вскрытого трупа и громко зачитывал отрывок из трактата Галена, в котором описывалось то, что, по мнению великого классика, должно было представиться взору врача. Никому и в голову не приходило разрешать студентам изучать трупы самостоятельно.
Казалось, что в годы, непосредственно предшествовавшие эпохе Возрождения, большинство преподавателей усматривало свою задачу только в том, чтобы, с одной стороны, поделиться со своими учениками наследием классиков, а с другой стороны, защитить его от любых попыток какой бы то ни было проверки или обновления.
Разумеется, немаловажное влияние на учебный процесс оказывал и характер самих университетов. В те времена существовали три типа университетов. Государственные университеты, такие, например, как Неаполитанский, основанный Фридрихом II, или испанские, основанные Альфонсом VIII, получали поддержку коронованных особ и поэтому вынуждены были строить свою работу в соответствии с требованиями властей. Другие университеты, например Парижский и Оксфордский, находились в непосредственном подчинении у церковных властей. Обособленную группу составляли университеты, субсидируемые общинами. Такие университеты, основанные, например, в Болонье, Падуе и других крупных итальянских городах, славились своей независимостью и демократическими порядками. Именно они внесли первоначальный вклад в науку, значение которого трудно переоценить, им принадлежит заслуга в объяснении фактов реальной действительности. Об атмосфере, царившей, например, в университете в Болонье, можно судить хотя бы по тому, что студенты сами избирали ректора.
Однако, несмотря на все свободы, предоставленные университетам и школам, церковь и не помышляла отказываться от надзора за системой образования. Все христианские университеты независимо от принципов их организации и лиц, руководивших ими, в конечном счете находились под властью папы римского и его представителей. Только им принадлежало право выносить окончательные решения.
Первые университеты были своеобразными во многих отношениях. Прежде всего следует заметить, что никакими особыми удобствами они не располагали. В класс или лекционный зал часто превращалось любое место, где можно было собрать студентов, даже, например, таверны. Случалось, что лекции по анатомии проводились в весьма сомнительных местах.
Путь познания, увы, не был усыпан розами. По-прежнему свирепствовал догматизм, и, несмотря на известное послабление, излишняя самостоятельность подвергалась суровому наказанию. Примером этому может служить печальная судьба отважного и необычайно одаренного человека по имени Пьетро д’Абано.
Пьетро родился в 1250 году. Свою фамилию он выбрал по названию родного городка — небольшого курорта, расположенного вблизи Падуи и известного серными ваннами. В Падуанском университете, где Пьетро изучал медицину и философию, он зарекомендовал себя выдающимся знатоком греческого языка.
Именно знание греческого языка послужило для д’Абано источником славы и причиной гибели. Изучая медицину, он справедливо решил, что классические работы древних медиков при переводах с греческого языка на арабский, а с арабского на латынь утратили частицу своей первоначальной ценности. К счастью, некоторые греческие оригиналы уцелели, их можно было еще получить, в первую очередь в мусульманских университетах. Д’Абано решил отыскать оригиналы и перевести их непосредственно с греческого языка на латинский.
Он перевел множество трудов различных классиков, в особенности Галена. Как и следовало ожидать от столь эрудированного человека, д’Абано, столкнувшись с противоречивыми точками зрения, не мог пройти мимо и принялся сравнивать их и сопоставлять.
В Парижском университете, где он стал одним из ведущих преподавателей, д’Абано использовал весь свой талант и накопленные знания для подготовки ряда книг по вопросам медицины, астрономии и других естественных наук. Как и требовалось, студентов он учил мудрости древних. Однако в отличие от других ученых д’Абано всякий раз оспаривал их ошибочные положения. Он даже дошел до того, что усомнился в правоте некоторых сторон учения Аристотеля.
Вокруг д’Абано сформировалась группа искренних приверженцев, привлеченных необычной, упоительной атмосферой непокорности, и вскоре он стал центральной фигурой в борьбе за отмену ограничений свободы мысли. До ужасного обвинения в ереси оставался один шаг.
Монахи, принадлежавшие к инквизиторскому ордену доминиканцев, проверяли книги д’Абано с исключительной тщательностью. Им удалось обнаружить пятьдесят пять положений, противоречивших христианским догмам, и ученого передали в руки святой инквизиции. Среди выдвинутых против него обвинений было следующее: «…он занимается чародейством и колдовством, не верит в чудеса, не проявляет усердия в религии».
«Чародейством и колдовством» монахи называли научные эксперименты и анатомические исследования д’Абано! К счастью, ему удалось отвести все обвинения и добиться освобождения.
Вернувшись в Падую, д’Абано занял пост декана факультета в родном университете. Здесь, несмотря на печальный опыт «контактов» с инквизицией, он позволил себе усомниться в медицинской обоснованности чудесных исцелений и смело продолжал исследования физической природы заболеваний. Не удивительно, что церковь вновь обвинила его в ереси. В то время, когда велось следствие, д’Абано серьезно заболел и скончался до начала суда. Но от инквизиции не так-то просто было отделаться. Судилище состоялось над… трупом ученого; д’Абано был признан виновным в ереси и приговорен к сожжению на костре. Приговор был приведен в исполнение с полным соблюдением ритуала, требовавшегося в столь торжественных случаях.
В причинах смерти Пьетро д’Абано и казни, совершенной над его трупом, отчетливо проявилась неустойчивость эпохи Средневековья. Подобно тому как язвы социального разложения и экономического упадка, атаки варваров и волны эпидемий оказались провозвестниками гибели Римской империи, внешние и внутренние бедствия предвещали уход в небытие средневекового мира. В XIV столетии по Европе вновь прокатились страшнейшие эпидемии чумы, оставившие позади себя смерть и запустение. Одна из них, наиболее жестокая эпидемия бубонной чумы, прозванной черной смертью, унесла примерно половину всего населения континента. Феодальная экономика разваливалась, голод охватывал все новые районы. Все вместе взятое послужило причиной целого ряда крестьянских войн, в ходе которых крепостные стремились завоевать свободу и право использовать взращенный ими урожай по собственному усмотрению.
