Мейтленд Иди - Недостающее звено

Во всяком случае, некоторые павианы. Одно время существовали павианы ныне вымершего вида Simopithecus. Они, по-видимому, вели наземный образ жизни, питаясь корнями, листьями и семенами травянистых растений. Четыре миллиона лет они были довольно широко распространены в Африке, но около двухсот тысяч лет назад вымерли, предположительно не выдержав конкуренции с человеком. Симопитеки интересны тем, что они имели очень большие коренные зубы, а клыки у самцов были довольно маленькими для павианов.

Размышляя об этих особенностях симопитеков, Джолли воссоздал картину того, как на протяжении долгого наземного существования в связи с новым способом питания зубы у них постепенно утрачивали сходство с зубами других павианов, как в такой же среде обитания и под воздействием предположительно такого же способа питания зубы гоминидов стали отличаться от зубов их предков.

Подробно и глубоко анализируя особенности симопитеков, Джолли обнаружил данные, которые, как он считает, убедительно подкрепляют главное его положение — что древний человек в основном питался семенами. Он провел подробнейшее физическое сравнение вымершего гоминида, ведшего наземный образ жизни (австралопитека), и его близкого, ныне живущего родича (шимпанзе), с одной стороны, и вымершего, ведшего чисто наземный образ жизни павиана (симопитека) и современных павианов — с другой. Это сравнение показало, что различия между австралопитеком и шимпанзе очень часто совпадают с различиями между симопитеком и другими павианами. Иными словами, вымерший гоминид и вымерший павиан похожи в том, что отличает их от ближайших родичей. Взглянем на это любопытное положение по-другому: если у гоминидов вообще есть нечто общее с павианами, то почему у них гораздо больше общего с симопитеками, чем с другими павианами?

Действительно, почему? Сравнения, проведенные Джолли, хотя сами по себе и не составляют неопровержимого доказательства, тем не менее выявляют интересную параллель и, несомненно, дают основания полагать, что "третья обезьяна" появилась в открытой саванне очень рано; вначале она, вероятно, еще не была двуногой, однако обладала способностью ходить, опираясь на полусогнутые пальцы, и умением использовать орудия и оружие, что не только позволило ее коренным зубам и клыкам измениться в соответствии с новой диетой, львиную долю которой составляли семена, но и привело к более интенсивному использованию орудий, к увеличению ловкости рук и пальцев, к двуногости — и все это вместе стимулировало дальнейшее развитие мозга. А уж это (наконец-то!) создает прямоходящую человекообразную обезьяну именно там, где требуется, — в саванне, и именно с теми зубами, которые, как указывают окаменевшие остатки рамапитека и австралопитека, ей и полагаются.

К несчастью, как это нередко бывает в палеоантропологии, далеко не все согласны с Джолли. Так, Шервуд Уошберн не принимает исходной гипотезы о питании семенами. По его мнению, способ питания не объясняет, почему у австралопитеков появились их своеобразные зубы — крупные коренные и маленькие клыки. Уошберн полагает, что эти особенности должны восходить к специфическим видам деятельности — к все более интенсивному использованию орудий и оружия и к развитию охоты.

Насколько я понимаю, Джолли согласился бы с Уошберном в вопросе о важности как использования орудий, так и охоты — но только для объяснения того, каким образом зубы австралопитека изменились в человеческие. Сам же он заглядывает дальше в прошлое: его интересует, каким образом зубы человекообразной обезьяны изменились в зубы австралопитека.

Итак, к чему же мы пришли? Употребление в пищу семян или использование орудий? Быть может, сочетание того и другого, причем вначале важнее была роль семян, а затем — орудий? Бесспорно, Уошберн очень убедителен в своем предположении, что использование орудий на какой-то стадии оказалось решающим фактором во все убыстряющемся процессе становления человека и что охота приобретала в жизни гоминидов все большее и большее значение. Но эти два вопроса очень важны, и их необходимо рассмотреть и обсудить подробнее.

Глава пятая

Жизнь человекообезьян в сообществах

Тот, у кого в роду нет ни глупцов, ни плутов, ни попрошаек, был зачат ударом молнии.

В Гомбе-Стрим, в Танзании, самец-шимпанзе играет с маленьким братом. Во время игры малыш легко стоит на двух ногах, что указывает на зачатки прямохождения у шимпанзе и подчеркивает их близкое родство с человеком. Поза старшего животного типична для человекообразной обезьяны, опирающейся при ходьбе на полусогнутые пальцы длинных рук

Прямоходящая обезьяна! С зубами гоминида!

Вначале только это и ничего больше — если не считать споров о времени возникновения, причине и даже степени прямохождения. Но ведь все отнюдь не сводится к прямохождению и к тому, как наши предки его обрели: есть и другие важнейшие черты "человечности", которые надо проследить до единственного в своем роде переселения лесной человекообразной обезьяны в открытую саванну.

Рассматривать, как в подобной обстановке шел эволюционный прогресс существа, столь сложного, как проточеловек, чрезвычайно трудно, поскольку прогресс этот слагается из множества взаимосвязанных моментов развития, которые все зависят друг от друга и воздействуют друг на друга. Даже если мы на минуту предположим, что изменение пищевого предпочтения (постепенная замена фруктов в дневном рационе на корни, семена и мясо) послужило катализатором, давшим толчок всему процессу, загадка тем не менее будет напоминать коробочку с секретом — с какой все-таки стороны она открывается?

Приступить к поискам лучше со стороны, помеченной "социальная структура", и рассмотреть, в какого рода группы, скорее всего, объединялись эти первые ступившие на землю человекообразные обезьяны. Но возможно ли установить, какими они были, столько миллионов лет спустя?

Установить — нет, но предложить достаточно правдоподобные догадки, пожалуй, можно. Поскольку древние гоминиды находились в тесном родстве с предками шимпанзе и поскольку они делили среду обитания — саванну — с предками павианов, полезно будет в поисках данных об их социальной структуре обратиться к наблюдениям за ныне живущими потомками этих двух обезьян. Между этими сообществами существует много важных различий, но тем интереснее сходство, которое между ними есть. И наиболее интересно, конечно, то обстоятельство, что их сообщества высокоорганизованны.

Сообщества павианов или шимпанзе — это вовсе не случайное скопление прыгающих, вопящих взбалмошных диких тварей; наоборот, эти сообщества удивительно устойчивы, дисциплинированны, и обычно в них царит полный порядок, поддерживающийся благодаря сложному взаимодействию пяти основных факторов. Первый из них — узы, связывающие мать и детеныша. Второй — возраст животного, регулирующий его переход от одной роли в группе к другой. Третий — непрерывающиеся родственные отношения животного с братом, сестрой или матерью. Четвертый — отношения взрослых самца и самки. Пятый — доминирование, то есть соотношение рангов животных в социальной организации группы.

Нетрудно заметить, что эти же, пять факторов сохраняют свою важность и в человеческом обществе. То есть в течение очень долгого времени у трех разных видов игра велась почти одна и та же — отличался только счет очков и цвет формы. Для человека, для шимпанзе и для павиана основной проблемой в жизни все еще в значительной степени остается проблема уживания с остальными членами своей группы.

Антрополог Шервуд Уошберн и психиатр Дэвид Хэмберг (Стэнфордский университет), рассматривая поведение приматов, признавали важность группового образа жизни. "Группа — это средоточие знаний и опыта, намного превосходящих знание и опыт отдельных ее членов, — писали они. — Именно группа обеспечивает накопление опыта и связь поколений. Адаптивная функция удлиненного биологического детства состоит в том, что животное получает достаточно времени для обучения. В течение этого периода животное учится у других членов группы, а они защищают его и оберегают. Медленное развитие вне группы означало бы гибель для индивида и вымирание для вида".

Детеныш павиана познает жизнь, играя с подростком, который хватает его за хвост

Ласково валит на землю

Притворно кусает. Детеныш узнает, что его могут трепать, не причиняя боли