Дугал Диксон - Человек после человека

На сей раз погода подвела его. Озёрная вода слишком холодна, чтобы нырять в неё надолго, а птицы не прилетели. Солнце клонится к закату, а небо почти приобрело туманно-пурпурный цвет, который обычно видит, когда уже почти добрался до своего племени; но этим вечером его племя далеко-далеко отсюда.

Хотя он и остался, не хотелось бы возвращаться с пустыми руками.

На другой стороне озера кормится один из тундровиков, который также, похоже, отделился от своей группы. Его коренастая внешность с пушистыми складками жира, его короткие руки и толстые ноги заставляют его выглядеть так, словно он является неотъемлемой частью этого пейзажа. Он выглядит здесь как дома, тогда как Хват, с его длинными конечностями, не таков. Эти два существа не обращают внимания друг на друга. Их различающийся образ жизни не приведёт к их конфликту, хотя Хвату кажется, что тундровик должен негодовать из-за того, что он находится в том месте, частью которого не является; но он не слишком долго думает об этом. Всё, на что он надеется в данный момент — то, что движения другого существа не будут мешать его охоте.

Вдруг со смешным кряканьем с полдюжины птиц садится в стоячую воду, разбивая волнами отражение холодного пустынного неба. Теперь Хват садится на корточки в своей засаде среди пушистых головок травы, ожидая своего шанса.

Проходит много времени, прежде чем какая-нибудь из птиц подплывёт достаточно близко, чтобы напасть на неё, но в итоге они плывут на его сторону озера. Нырнув единственный раз, он рванулся вперёд, оставляя берег позади; его длинные руки и тонкие пальцы протянулись к добыче. Испуганные утки стремительно взлетают, хлопая крыльями, вверх, к небесам и к безопасности. Но одна запоздала. Длинные пальцы сомкнулись вокруг перепончатых лап, и в облаке перьев она утянута вниз, когда тело Хвата со всплеском уходит в глубину, в ледяную воду озера.

Оцепенение, вызванное волной ледяной воды, не может сдержать триумфального вопля Хвата, когда он выскакивает из озера со своим трофеем. И всё же, прежде чем он свернул птице шею, холод сковал его кожу и мускулы и пробрал его до костей. Свежепойманное мясо будет бесполезно для него, если он замёрзнет до смерти.

Он отрывает голову птицы, выдирает зоб и засовывает свои застывшие от холода пальцы в тепло тушки. Этого недостаточно. Он должен найти где-то больше тепла тела.

Поблизости есть только одно другое большое живое существо.

Тундровик стоит, неподвижный, словно мёртвое дерево, наблюдая за всем этим с вялым любопытством. Он не выказывает никакого опасения, когда Хват осторожно приближается к нему. Почему он должен это делать? У тундровиков нет никаких естественных врагов здесь, в тундре, и никаких способностей опасаться чего-либо никогда не закладывалось в них генными инженерами все те тысячи лет назад. А для Хвата появилась проблема. Как он убьёт крупное существо вроде этого? Его руки до сих пор расправлялись лишь с мелкими млекопитающими и птицами. Лицо с крошечными глазами и широкими ноздрями уставилось на него, окружённое свободной шейной складкой. Никаких эмоций, и существо не вздрагивает, когда Хват роняет свою птицу и бросается на него, нашаривая мягкое или уязвимое место на его широкой груди или на толстой шее. Всюду его пальцы находят лишь плотно спутанные волосы и сплошной слой жира — ни вцепиться, ни разорвать. Затем огромное тело наклоняется к нему, медленно опускается на колени и отцепляет его на упругие растения. Хват паникует, корчится и выкручивается, пытаясь вытянуть своё тело из-под массы подрагивающего жира, но он в ловушке. Теперь он ничего не может сделать и ждёт, пока большое существо убьёт его.

Через некоторое время Хват понимает, что он не умер. Тундровик не пробовал убивать его — он просто игнорирует его. Он опускался на землю, чтобы добраться до брошенной Хватом птицы, и теперь поедает её. Хват попался случайно.

Опускается ночь, а в складках пушистого жира тепло. Пока тундровик остаётся там, где он есть, Хват выживет; поэтому он очень доволен, что отдал свою добычу в обмен на это спасительное лишение свободы.

Этот путь ведёт на тот край снежной бури и воющей белизны. Где-то в том направлении есть уединённая лощина, покрытая нежной зеленью леса, полная ягод и орехов, с туманными лучами яркого солнечного света, пробивающегося сквозь листву и создающего пёстрые тёплые узоры, и расслабляющим щебетанием и свистом птиц, раздающимся на фоне журчания небольшого ручья, когда он плещется среди замшелых камней.

Как Хруша это знает? Она никогда не была здесь прежде. Она никогда даже не видела приветливый зелёный лес, не узнала бы ягоды и орехи в том, что там найдёт, и была бы встревожена странными звуками щебечущих птиц. Но всё же, так или иначе, она знает, что эти вещи можно найти в том направлении, в котором она идёт.

Её колония на побережье голодает. Более холодная погода в этом году означала, что меньше рыбы подошло к берегу и меньше трав растёт вдоль покрытой пеной гальки, которая отделяет серость океана от белизны ледяного покрова. Другие отправлялись в путешествие из колонии в обе стороны вдоль побережья, пробуя найти новые источники пищи; но возвратились немногие, а те, кто возвращался, не добились никакого успеха.

Homo mensproavodorum

Поскольку генные инженеры давно исчезли, не может быть никаких дальнейших искусственных изменений. Когда климатические пояса сдвинулись, изменяя местообитания, их жители в типичном случае должны приспосабливаться или эволюционировать, чтобы выжить. Но у лесовиков есть иная альтернатива.

Созданная посредством генетических манипуляций, но скрытая способность вспоминать далёкое прошлое появилась на поверхности благодаря климатическим крайностям. Группа Homo virgultis fabricatus стала людьми памяти.

Теперь вместо этого Хруша и её партнёр Васс пробовали идти вглубь суши: смелый и опасный выбор, но такой, о котором постоянно сожалеет Васс. В глубине суши нет ничего, кроме снега и льда.

Пока они бредут вперёд, снежная буря начинается, усиливается и превращает всё в кромешную белизну. Их зрение ослеплено непрекращающимся сиянием снега, их слух приглушён монотонным завыванием ветра, а их чувство осязания парализовано холодом.

Внезапно, когда её обычные чувства оказались притупленными волной дезориентирующей снежной бури, Хруша вспоминает что-то, что она, возможно, не могла переживать, и возбужденными жестами торопит Васса следовать за нею. Это уже слишком много для её партнёра, который сворачивает назад и пробует найти их следы, надеясь последовать по ним и своими силами дойти обратно к побережью.

Действуя по догадке, которая сильнее, чем её брачные узы, она бредёт в направлении, которое диктуют её чувства, дальше и дальше вглубь метущей и слепящей снежной бури, и внезапно снег расступается под ней. Она падает, кувыркаясь в комьях снега, и оказывается лежащей вниз лицом в небольшом сугробе. Когда она с усилием поднимается, она обнаруживает, что ветер стих, а она находится в защищённой, свободной ото льда долине. Тёмные камни торчат из чёрной мёрзлой почвы, а скованный льдом ручей извивается по дну долины. Наиболее примечательной особенностью пейзажа, однако же, являются громады мёртвых деревьев, чёрные и лишённые ветвей, мёрзлые и стоящие вертикально там же, где они умерли от холода невообразимое время тому назад.

Это и есть зелёная, шуршащая листвой лощина, которую она помнит, но изменённая временем и надвигающимися холодами. Как она может помнить это, когда деревья, которые она видит вокруг себя, очевидно, были мертвы ещё со времени отца отца отца её отца? Возможно ли такое? Мог ли увидеть этот пейзаж один из её отцов? Могла ли передаться ей память, подобно её характерным волосам и глазам? Насколько она знает, ни у кого из колонии прежде не было такого опыта. Конечно, у её партнёра Васса тоже не было.

Она садится перед замёрзшим ручьём, разбивает тонкую корочку льда и пьёт из-под неё холодную воду. Конечно, этот опыт может быть полезным. Конечно, она должна быть способной вспомнить другие вещи, которые видели и знали её предки — вещи, которые помогут колонии в её трудные времена. Она должна думать.

Где здесь есть пища?

Откуда вытекает ручей, приходит ей ответ, в озере, полном рыбы, озере, которое никогда не замерзает даже в самую суровую из зим. Теперь она вспомнила это.

Утомлённая своим путешествием, но теперь полная надежды, Хруша поднимается и тяжело шагает вниз по мёрзлой почве долины, следуя изгибам ручья среди тёмных скалистых берегов. В конце концов, долина заканчивается и перед нею расстилается равнина. Снежная буря стихла, и теперь она может взглянуть на некоторое расстояние вдаль. В середине равнины есть белое пространство совершенно ровного снега, которое может быть только озером. Сейчас оно замёрзло, но лед весьма тонок, и вполне вероятно, что рыба всё ещё живёт там.