Фантастика глазами биолога - Галина Мария Семеновна

Узнали?

Наверняка.

Роберт Шекли, «Обмен разумов».

Впрочем, Шекли, парадоксалист и возмутитель спокойствия в данном вопросе был не первым.

Рассказ Александра Куприна «Синяя Звезда» впервые был опубликован в Париже в 1927 году. Читатели РФ из обзора Геннадия Прашкевича, посвященного отечественным фантастам, знают, что Куприн не был чужд фантастике, но вот об этом его рассказе стоит поговорить подробно.

В некоей горной стране Эрнотерре, закрытой от остального мира (генетическом изоляте, как сегодня сказал бы ученый), жители по праву гордятся своей красотой. В незапамятные времена, впрочем, один-единственный человек сумел добраться туда через горы. Умный и энергичный, он положил начало правящей династии, однако красотой, увы, не отличался. И нет-нет да и выскакивают в его потомках черты предка. Вот и у правящей четы, чья красота была безупречна, родилась уродливая дочь. И хотя любящая мать мужественно преодолела свое отвращение и девочка воспитывалась в любви и довольстве, бедняжка отчаянно мучилась своей некрасивостью, чуждалась людей и бегала по горам, как дикая коза. Однажды во время своих странствий она набрела на истощенного молодого человека, точно так же, как ее царственный предок, преодолевшего смертельный перевал, но рухнувшего без сил. Надо ли говорить, что она подняла его (а помимо всех своих недостатков, она еще была на голову выше всех своих соплеменников), принесла во дворец и выходила? Надо ли говорить, что он был так же некрасив, как и она сама? Что он оказался принцем соседней державы? И, наконец, что он тоже влюбился в нее… А дальше… Предоставим слово самому Куприну:

«Вскоре принц Шарль попросил у короля и королевы руку их дочери: сердце ее ему уже давно принадлежало. Предложение его было принято… По случаю помолвки было дано много праздников для двора и для народа, на которых веселились вдоволь и старики и молодежь. Только королева-мать грустила потихоньку, оставаясь одна в своих покоях. «Несчастные! — думала она. — Какие безобразные у них родятся дети!» В эти дни, глядя вместе с женихом на танцующие пары, Эрна как-то сказала ему:

— Мой любимый! Ради тебя я хотела бы быть похожей хоть на самую некрасивую из женщин Эрнотерры.

— Да избавит тебя бог от этого несчастья, о моя синяя звезда! — испуганно возразил Шарль. — Ты прекрасна!

— Нет, — печально возразила Эрна, — не утешай меня, дорогой мой. Я знаю все свои недостатки. У меня слишком длинные ноги, слишком маленькие ступни и руки, слишком высокая талия, чересчур большие глаза противного синего, а не чудесного желтого цвета, а губы, вместо того чтобы быть плоскими и узкими, изогнуты наподобие лука.

Но Шарль целовал без конца ее белые руки с голубыми жилками и длинными пальцами и говорил ей тысячи изысканных комплиментов, а, глядя на танцующих эрнотерранов, хохотал как безумный. Наконец праздники окончились. Король с королевой благословили счастливую пару, одарили ее богатыми подарками и отправили в путь.(Перед этим добрые жители Эрнотерры целый месяц проводили горные дороги и наводили временные мосты через ручьи и провалы). А спустя еще месяц принц Шарль уже въезжал с невестой в столицу своих предков…

И не было в тот день не только не одного мужчины, но даже ни одной женщины, которые не признали бы Эрну первой красавицей в государстве, а следовательно, на всей земле. Сам король, встречая свою будущую невестку в воротах дворца, обнял ее, запечатлел поцелуй на ее чистом челе и сказал: Дитя мое, я не решаюсь сказать, что в тебе лучше: красота или добродетель, ибо обе мне кажутся совершенными… А скромная Эрна, принимая эти почести и ласки думала про себя: "Это очень хорошо, что судьба меня привела в царство уродов: по крайней мере, никогда мне не представится предлог для ревности". И этого убеждения она держалась очень долго, несмотря на то, что менестрели и трубадуры славили по всем концам света прелести ее лица и характера, а все рыцари государства носили синие цвета в честь ее глаз. Но вот прошел год… у Эрны родился очень крепкий и очень крикливый мальчик. Показывая его впервые своему обожаемому супругу, Эрна сказала застенчиво:

— Любовь моя! Мне стыдно признаться, но я… я нахожу его красавцем, несмотря на то, что он похож на тебя, похож на меня и ничуть не похож на наших добрых соотечественников. Или это материнское ослепление?

На это Шарль ответил, улыбаясь весело и лукаво:

— Помнишь ли ты, божество мое, тот день, когда я обещал перевести тебе надпись, вырезанную Эрном Мудрым на стене охотничьей комнаты?

— Да, любимый!

— Слушай же. Она была сделана на старом латинском языке и вот что гласила: "Мужчины моей страны умны, верны и трудолюбивы: женщины — честны, добры и понятливы. Но — прости им бог — и те и другие безобразны"».[21]

Куприн вряд ли знал генетику, но был собачником и лошадником. С научной точки зрения эта новелла безупречна:

Имеются уродливые жители генетического изолята (теоретически, впрочем, там должны были закрепиться рецессивные гены, но, судя по дальнейшему описанию, здесь среди местных жителей имела место некая спонтанная мутация по доминантному типу: именно при таком раскладе в роду может неожиданно «выскочить» подавленный латентный признак). Видимо, скрытые, рецессивные гены присутствовали у обоих родителей — поскольку и мама и папа были «высокого рода», то есть, принадлежали царствующей фамилии, начало которой положил «уродливый» пришелец Эрн. И, коль скоро молодая Эрна сочеталась браком с Шарлем, их ребенок не унаследовал ни одного из признаков жителей изолята. Он принадлежит к рецессивной, генетически чистой линии, свободной от «мутации», и его родителям даже нет нужды беспокоиться, что когда-нибудь эти признаки «выскочат» у его потомков. По законам генетики это невозможно — разве что кто-то из них взял бы в супруги уродца из Эрнотерры, но с чего бы он стал это делать! И то, что жители Эрнотерры были мелковаты, тоже прекрасно укладывается в общую схему. При близкородственных браках (а они неизбежны без притока «свежих генов» извне) наблюдается генетическое вырождение, в частности выражающееся и в маленьком росте…

Иными словами, созданные в замкнутом искусственном мирке каноны красоты оказались подделкой, обманкой, стоило лишь открыться дверям в большой мир. Значит ли это, что каноны красоты большого мира объективны? Тем более, учитывая, что все, случившееся с жителями Эрнотерры получило вполне материалистическое, научное объяснение?

И тут на сцену выходит наш главный герой…

Мы привыкли считать Ивана Ефремова адептом «правильной», «социалистической», «идеологически выдержанной» фантастики. Отчасти потому, что его в какой-то, не лучший для отечественной фантастики момент, стали противопоставлять «не нашим» Стругацким, а последователями объявили себя литераторы с, мягко говоря, сомнительным талантом и еще более сомнительными идеологическими лозунгами. Надо сказать, к писателю-Ефремову можно предъявить серьезные претензии — в частности, по подводу непрошибаемой серьезности его текстов (вообще свойственной философам и пламенным проповедникам), а также их вызывающей внелитературности. Что греха таить, сейчас перечитывать «Туманность Андромеды» для человека с литературным вкусом — тяжелое испытание. И все же в отечественной фантастике второй половины ХХ века нет другой фигуры такого масштаба — это единственный титан, который оказался способен в одиночку тягаться с могучими братьями.

Ефремов — фигура действительно титаническая. Родился будущий писатель в деревне Вырица под Санкт-Петербургом, работал матросом (отсюда любовь к морю, нашедшая отражение в его прозе), окончил экстерном геолого-разведочный факультет Ленинградского университета, участвовал во многих геологических и палеонтологических экспедициях, заведовал лабораторией Палеонтологического института РАН, защитил докторскую, основал новое направление науки — тафономию (наука о закономерности образования местонахождений ископаемых остатков), стал лауреатом Госпремии. Хватило бы на любую биографию.