Юлия Фаусек - Детский сад Монтессори (сборник)
Если мы проследим эти два процесса: процесс составления слов из букв и процесс составления предложений из слов у детей монтессориевской школы, то мы получим полную аналогию этих двух процессов. Сначала дети изучают звуки (карточки с наждачными буквами). Есть маленькие дети (четырех-, пятилетки), которые упорно отдаются характерной страсти изучения звуков и длительно находятся в процессе механического письма. Каждая буква, написанная ими, кажется им их собственным творением.
Овладев большим или меньшим количеством звуков (от шести до восьми), дети приступают к составлению слов из подвижного алфавита. Составляя то или иное слово, ребенок разлагает его на звуки, анализируя каждый звук отдельно (форму, произношение) и наблюдая порядок их строя: если какой-нибудь звук выпадает или стоит не на своем месте, слово получается неправильное, уродливое, нежизнеспособное. Для маленького ребенка эта работа является высокоумственной, творческой, захватывающей глубиною интереса. Он чувствует себя творцом этих слов; он составляет их сам, по своему желанию, а не получает их готовыми извне, от учительницы или из плаката, и никакое другое средство не дает такого могущественного стимула к побуждению ребенка обогатить свой речевой запас, как составление слов из подвижного алфавита Монтессори: у него появляется интерес, а у некоторых детей даже страсть к составлению, а затем и к письму слов. «Есть дети от пяти до семи лет – страстные любители слов, – говорит Монтессори, – они представляют незрелые умы, еще не могущие ясно толковать речь, но понимают слова, которым могут отдаваться со страстью, неутомимые и полные интереса».
«Ребенок в возрасте «интереса» к словам может использовать грамматику, останавливаясь аналитически на различных частях речи, следуя процессам своего внутреннего созревания и таким образом находя возможность владеть своим языком и потому ценить и любить его», – говорит Монтессори.
«Для того, чтобы дети с успехом занимались языком, нужно, чтобы они его полюбили, а для того, чтобы дети полюбили язык, нужно, чтобы учителя заразили их своей любовью; но инстинктивная любовь, если она и есть, не может передаваться детям: она должна как-то реально выражаться и иметь свои точки приложения», – говорит Л.В. Щерба. Такими реально выраженными точками приложения является у нас грамматический материал Монтессори. Подобно тому, как слово составляется из букв, предложение составлено из слов. Составляя то или иное предложение, ребенок анализирует слова, в него входящие (их форму, значение, согласование), а также наблюдает порядок их строя (подобно порядку строя букв в слове), если слово выпало или переставлено, речь или неполная, или измененная, или же, наконец, искаженная, а потому тоже нежизнеспособная. Составляя предложения, ребенок творит речь, из отдельных слов он строит правильную речь, усваивая себе незаметно ее законы. «Наш метод в этом отношении, – говорит Монтессори, – вероятно, начинается ересью: первое было то, что ребенок отдавался весь целиком письму в четыре-пять лет, в возрасте от пяти с половиной до семи-восьми лет он вступает в область грамматики».
Маленький ребенок, начинающий читать, высказывает сильное стремление изучать слова. Это мы видим на деле. «Он должен собирать себе этот капитал», – говорит Монтессори. Особенностью его языка в малом возрасте является бедность слов. К пяти-шести годам он входит в тот возраст, когда для выражения его мыслей ему нужен материал. «Многие наблюдают, что дети с напряженным вниманием слушают речь взрослых даже тогда, когда смысл речи для них не понятен: они стремятся схватить слова и часто повторяют с радостью какое-нибудь непонятное, но удержанное ими слово», – говорит Монтессори.
Необходимо, чтобы учительница располагала хорошо приготовленным материалом: это облегчает и гарантирует успех в ее работе. Он должен быть хорошо знаком учительнице, а кроме того она должна хорошо знать практический момент, когда можно предложить то или иное упражнение, так как не для всех детей вообще является одна и та же градация в выборе материала: она всегда определяется по индивидуальностям. Для одних детей этот материал легок, для других труден, и они приступают к нему позже; также и порядок упражнений не для всех одинаков.
В моей практике с детьми от 6 до 8 с половиной лет в течение двух лет практиковался материал, изготовленный мною самой. Он появился не сразу, а изготовлялся по мере надобности, соответственно зрелости и требованиям детей. Я не специалистка по преподаванию русского языка, но я рискнула и взяла на свою совесть дело переработки материала для изучения итальянского языка в итальянской школе Монтессори применительно к русскому языку и в русской школе Монтессори.
Первой появилась коробочка с двумя сериями карточек по двадцати в каждой. Одна серия (белых) карточек содержит двадцать слов (существительных) в единственном числе, другая (светло-зеленых) – двадцать тех же существительных во множественном числе, например: стол – столы, рука – руки, перо – перья и прочие. Слова написаны черными чернилами, окончания красными. На крышке коробочки – этикетка с обозначением «Число». Дети, свободно читающие карточки с отдельными словами, могут с легкостью работать с этой коробочкой. В нашей практике это упражнение проделывали с большим увлечением многие шестилетки и даже некоторые не достигшие еще шести лет. Упражнение заключается в том, что ребенок сначала читает карточку со словом в единственном числе и рядом кладет карточку с тем же словом во множественном числе. В начале упражнения учительница дает ребенку коротенькое объяснение вопроса: «стол – это один, а столы?» (много столов) – и больше ничего. Некоторые дети к этому выводу приходят сами: «Я знаю, – говорит мне шестилетняя девочка, – рука – это одна рука, а руки – две. Дом – это один, а дома – много». Большинство детей, окончив упражнение (раскладывание карточек), зовут учительницу для проверки работы. Для одних достаточно беглого взгляда и одобрения, выражающегося словом «верно», с другими необходим коротенький урок, т. е. прочитывание всех карточек ребенком и его ответы на вопросы: «Книга – это сколько?.. а книги?» и т. п.
Когда дети, одни скорее, другие медленнее (многие тотчас же), усвоят понятие единственного и множественного числа, я даю им термины. Детям это нравится, и иногда можно слышать, как двое детей спрашивают друг друга: «Единственное число – карандаш, а как множественное?» Некоторые дети, особенно те, которые легко предавались составлению и письму слов, повторяют и это упражнение по многу раз.
Я приносила в класс листочки со словами в единственном и множественном числе, вписывая туда такие слова, как золото, серебро, соль, ножницы, чернила, ворота, люди и прочие, и желающие писали в тетрадках соответственное множественное или единственное число. «Соль, которую мы едим – одна, значит единственное число, а соли – в аптеке бывают – это множественное», – заключил восьмилетний мальчик. У одной семилетней девочки в тетрадке среди написанных существительных (ею самою придуманных) в двух столбцах попали и прилагательные: крохотный – крохотные, темный – темные, светлый – светлые. «Можно сказать: крохотный ребенок – крохотные дети, темная ночь – темные ночи, светлый день – светлые дни», – объяснила мне девочка. Продолжая свою работу, девочка интуитивно стала исследовать единственное и множественное число не только существительных, но и прилагательных, а также местоимений и числительных (или, по-новому, – местоименных и счетных существительных и прилагательных): я – мы, ты – вы, наш – наши, этот– эти, какой – какие, один – одни; два, три, четыре и т. д. – только множественное число.
Почти одновременно с этой первой коробочкой появилась и вторая – с этикеткой «Род» на крышке. В ней заключались карточки четырех серий: первая серия – три оранжевые карточки со словами мой, моя, мое, вторая – двадцать белых карточек со словами (существительными) мужского рода, третья – двадцать (белых) – женского и двадцать (белых) – среднего рода. Все шестьдесят карточек перемешаны, и ребенок должен раскладывать их под оранжевыми карточками соответственно роду слова, так: мой стол, моя рука, мое платье и прочее. Это упражнение для некоторых детей оказывается более трудным, чем первое, особенно в определении женского и среднего рода. Изучая иностранный язык, мы отличаем род по окончанию или по члену, в своем родном языке мы, не зная еще никаких правил, делаем это просто ухом. И оказывается, что далеко не у всех детей достаточно развито ухо для различения рода слов. Есть дети, которые делают это сразу, быстро и безошибочно, есть и такие, которых приводит в сомнение, куда поместить то или иное слово: «Платье, – спрашивает шестилетний мальчик, – моя платье или мое платье?». И в речи детей мы часто слышим неправильности в отношении рода; многие дети говорят: «Этот яблок, мое стуло, мое фамилие, мои рождения, этот дверь» и прочее.
