Даша Парамонова - Грибы, мутанты и другие: архитектура эры Лужкова

Принципы второго поколения фениксов зародились в Кремле, но по-настоящему проявились в возрожденном храме Христа Спасителя. За время его строительства не только меняется главный архитектор, но и вносятся существенные изменения в сам проект: часть белокаменных элементов заменяется бронзовыми и синтетической версией мрамора – «декоративитом», появляется стоянка, поднимающая храм на другую отметку, и другие, далекие от религии помещения, отсутствовавшие в оригинальном проекте. Храм Христа Спасителя становится главным символом мутировавшей идеи воссоздания.

Фениксы первого и второго поколения

В 1996 году под руководством Владимира Ресина «в целях координации деятельности функциональных, отраслевых и штабных органов управления комплекса перспективного развития города» создан Комплекс перспективного развития города при правительстве Москвы, определяющий «приоритетные направления развития города как основы для реализации Генерального плана столицы до 2010 года». В 2000 году он реорганизован в Комплекс архитектуры, строительства, развития и реконструкции города. Так к «развитию» добавилась «реконструкция».

Начало 2000-х можно считать временем появления третьего поколения фениксов. Если в предыдущие годы главной была бескомпромиссная воля власти, подчиненная «высшим» целям, то есть скорейшему преобразованию страны, то теперь уже нельзя просто исполнять волю начальников, проектам требуется обоснование. В словарь московского архитектурного сообщества входит новое словосочетание – «заключение комиссии», решающей, кого казнить, а кого миловать. Приговоренные здания не имеют шансов выжить – они «несовременны».

Некоторые от собственной несовременности даже самовоспламеняются. Появляется формулировка «снос с последующим воссозданием». Теперь здания-фениксы буквально «восстают из пепла» – сразу после пожара или сноса.

Одна из самых ярких историй третьего поколения фениксов – снос и восстановление универмага «Военторг». Еще в 1994 году 60 % акций «Военторга» перешло правительству Москвы, и до 2000 года он пустовал. В 2000-м акции «Военторга» выставляются на продажу на закрытом аукционе. Его новым владельцем становится компания «АСТ» Тельмана Исмаилова, которой принадлежит Черкизовский рынок. Это событие наглядно демонстрирует, что произошло с идеей воссоздания. Владелец самого крупного оптового рынка, то есть одной из самых больших и прибыльных торговых площадей, становится обладателем «старого-заброшенного-без подземной парковки» исторического здания в центре Москвы со своими планировочными сложностями. Руководствуясь принципами современного бизнесмена и главным лозунгом лужковского двадцатилетия, он принимает единственно возможное решение – снести. Но с последующим восстановлением. Две основные идеи лужковкой эры – воссоздание и коммерческий функционализм, активно развивавшиеся в 1990-е и тесно связанные друг с другом, переживают очередную трансформацию. Чтобы соответствовать новым задачам сменившейся власти, необходимо маскироваться. Программа «освоения, реконструкции и развития» успешно реализуется в сносе гостиницы «Москва» и магазина «Военторг».

Четвертое поколение фениксов приходит в конце 2000-х, в эпоху «пламенеющего Лужкова», а потому имеет мистический характер. Оно возрождает не существовавшее. Этот, четвертый, этап дезавуирует саму идею воссоздания, даже в самых ее светлых побуждениях. Первый этап, воплощавший необходимость обращения к истории России, отчасти отвечал реальным запросам, на втором появились «современные требования», третий уничтожал во имя процедуры. Когда все эти элементы соединились, настало время настоящего абсурда. В 2007 году дворцово-парковый комплекс «Царицыно» возрождается таким, каким он никогда не был. Достроив его с помощью безымянных проектировщиков, Лужков сам становится его главным архитектором в полном смысле этого слова. «Новый памятник», нещадно критикуемый историками, реставраторами и другими представителями «научного подхода», стал невероятно популярен среди жителей города: по просьбам горожан с ноября 2007 года он работает круглосуточно. Последний феникс – воссозданный Коломенский дворец, перенесенный в новое место, повернутый на 90 градусов, отлитый из монолита и облицованный деревом, – открылся 4 сентября 2010 года. А 28 сентября Юрий Лужков был отправлен в отставку.

Фениксы возникли из стремления восстановить «историческую справедливость». Какова ценность этих памятников для истории? Будут ли они обречены на вечное перерождение в угоду новым представлениям об «исторической справедливости»? Какой из исторических периодов, запечатленный в фениксах, наиболее важен? Или не важен ни один? Не представляющие ценности, не являющиеся памятниками, фениксы – просто в силу своего масштаба (от храма Христа Спасителя до «Царицыно») – самые противоречивые монументы прошедшего двадцатилетия. И хотя они вряд ли будут признаны историками архитектуры – есть ли лучшие рассказчики истории этого периода?

Массивы. Мутанты

Главным событием в жизни москвичей за последние двадцать лет стала приватизация. Появление в начале 1990-х частной собственности принципиально изменило взаимоотношения человека с местом его проживания. И хотя горожане стали собственниками квартир, земля под домами осталась в собственности государства, а сами дома – в ведении городских служб. Монетизация квартир и возросшая потребность граждан жить в комфорте привели к строительному буму и появлению самой устойчивой валюты последующих десятилетий – квадратным метрам. Квартира стала основным игроком на рынке благополучия среднестатистического горожанина. В советские времена домостроительные комбинаты работали день и ночь, и квартиры, из которых собирались объемы домов, символизировали индустриальный прорыв страны. В постсоветском государстве многоквартирные дома напоминают биржевые графики – чем выше столбик, тем больше прибыль. В основе строительства новых спальных районов лежат пространственные принципы районов советского периода – свободная планировка, инсоляция и доступность объектов инфраструктуры. Начало панельному строительству в СССР положила речь Хрущева на Всесоюзном совещании строителей 1954 года, в которой он призвал сделать производство панелей для типовых проектов единым стандартизованным процессом. Так появились районы, в которых живет большая часть москвичей. Внешний вид панельных домов должен был перекочевать из социализма в коммунизм и не иметь никаких элементов, отсылающих к досоветской истории. В результате идеальный советский дом вместе с идеальным советским районом перекочевали в идеальное капиталистическое будущее. Скрещивание советского микрорайона с зарождающейся рыночной экономикой привело к появлению архитектурного мутанта. Планировочные принципы советских времен, основанные на идее всеобщего равенства, переместились в новую эпоху без существенных изменений. Разноуровневая пестрая застройка новых спальных районов лишь маскировала отсутствие решений по инфраструктуре и придомовым пространствам. Понятие «качество среды» вообще не рассматривалось, так как не влияло на стоимость квартир: вся среда была более или менее одинаковой. К тому же из старых планировок исчезло все, что не окупалось.

Я называю современные панельные районы массивами – от устойчивого выражения «жилые массивы». Перед застройщиками не стояла задача создания жилых структур. Поэтому жилые массивы в постсоветском обществе становятся просто массивами. Массивами квадратных метров.

Развитие массивов начинается с нового Закона об административно-территориальном делении Москвы (1991), который изменил структуру взаимоотношений горожан и власти. Вместо 30 районов советского времени в Москве появились 10 административных округов, состоявших из округов муниципальных. И префекты, и главы управ получали свои должности по распоряжению мэра Лужкова. Иными словами, московская вертикаль власти была выстроена лет на десять раньше, чем федеральная. Новая двухступенчатая система, по сути, лишала власти органы местного самоуправления. С другой стороны, только она давала возможность осуществлять по-настоящему масштабные проекты – вроде реконструкции кварталов. Такая жесткая иерархия позволяла контролировать как город в целом, так и каждый район в отдельности. Префект обеспечивал связь мэра с подчиненными районами. При этом сами жители районов из процесса управления были исключены. Предоставленные сами себе, они предприняли ряд хаотичных и неконтролируемых действий по освоению неучтенной территории между домами. В отличие от квартир дворы стали «ничейными» (двор не вписывается в масштабы принимаемых городом решений). Население начинает самозахват при помощи набора примитивных механизмов зонирования. Первый и самый простой – шлагбаумы и заборы. Крупные территории делятся на небольшие княжества размером с дом и придомовое пространство, в борьбе за которое возникают конфликты. Те, кто не способен объединиться для возведения преград, прибегают к другим методам. Автовладельцы в качестве главного инструмента захвата используют гараж-ракушку, появившуюся в начале 1990-х благодаря тому, что она подходила под определение «автомобильного тента». Основным типом взаимоотношений между людьми, объединенными общим жильем – многоквартирным домом индустриального типа, оказывается «борьба за машиноместо».