Джоджо Мойес - Счастливые шаги под дождем
Сабина некоторое время смотрела на мать. Потом протянула к ней руку.
– Я не считаю, что ты все делаешь не так, – начала она тихим голосом, словно выдавала чей-то секрет. – Я знаю, что иногда не очень хорошо с тобой обхожусь, но думаю, ты нормальная мама. В целом. То есть я знаю, ты любишь меня и все такое. А это важно. – Сабина покраснела. – И готова поспорить, дед тобой гордился, – продолжала она. – Спорим, гордился, правда. Просто не показывал этого. В смысле эмоций они не очень сильны, бабушка и дед. Не так, как мы с тобой. Честно. – Она сжала руку матери. – Я знаю.
Снизу раздался пронзительный голос Джулии, которая помогала миссис X. подготовить гостиную к поминкам. Был слышен скрежет передвигаемой мебели, потом последовала пауза, во время которой Джулия, очевидно, опять зарыдала.
Кейт взглянула на руку дочери, подняла глаза и медленно улыбнулась.
– Наверное, ты права, – ответила она.
Эдварда Баллантайна хоронили в такой дождливый день, что все дороги вокруг кладбища затопило, и небольшие группы приглашенных на похороны пробирались к могиле по щиколотку в воде. К всеобщему облегчению, кладбище располагалось на пригорке. Дождь лил непрерывно уже два дня, превращая небеса в мокрый пепел, а траву в слякоть и скрывая многочисленные букеты под запотевшим защитным целлофаном. Несколько стариков из деревни, укрывшись в нефе маленькой церкви, ворчали по поводу скверной погоды, бормотали что-то про знамения и символы, но Джой, не обращая внимания на мокрые туфли, непонятно улыбалась самой себе и говорила недовольным, что считает погоду подходящей. Она обыденным тоном велела Сабине пойти и надеть резиновые сапоги, если хочет, и ее внучка, плача на первых в ее жизни похоронах, очень удивилась и спросила мать, все ли в порядке с бабушкой.
– Вспомни, что ты говорила мне. Про эмоции, – прошептала Кейт, и Сабина, поразмыслив немного, успокоилась.
Народу пришло много. Удивительно, право, сказала из-под зонта миссис X., учитывая то, каким грубым бывал мистер Баллантайн в то или иное время с большинством сельчан. Но Том, рука об руку с Кейт, прошептал, что люди понимают, что к чему. К тому же дело в уважении, сказал он Кейт, которая тоже удивлялась числу пришедших в церковь. Некоторые не проявляли восторга по поводу того, что Эдвард Баллантайн и его семья сделали для охоты, но все же пришли ради Джой.
– Это все происхождение. Хорошее воспитание видно сразу, – тихо произнес Том и сжал руку Кейт.
– Хорошие поминки видны сразу, – пробормотала миссис X., купившая по указанию Джой два окорока, коробку семги и алкоголь, которого, по словам Кристофера, хватило бы, чтобы потопить небольшое судно.
За их спинами уже чувствовался подъем в настроении приглашенных сельчан, отдаленный, но явственный гул голосов, когда, выполнив свой долг, люди ожидали застолья в большом доме.
Кейт спряталась под зонтом Тома, чувствуя себя немного неловко в новом черном пальто и радуясь, что дождь смоет следы слез. Она поняла, что не может долго сердиться на отца, об этом побеспокоилась ее мать. «Это свойственно людям», – твердо сказала Джой, хватая морщинистыми руками руки дочери, когда та злилась на старика в день его смерти. Такой же была и Кейт. И кстати, добавила Джой, на месте Кейт она бы не сердилась.
Но это означало, что Кейт оставалось лишь сожалеть и скорбеть о кончине отца. А также испытывать чувство вины, что она не сумела перебросить хрупкий мостик через зияющую пропасть, чересчур долго разделявшую два поколения ее семьи.
– За тебя это сделала Сабина, – сказал Том. – Радуйся этому.
Но радоваться было еще рано.
Под неумолчный шорох дождя монотонно звучал голос викария, вещая о прахе и тлене. За их спинами громко зарыдала Джулия, и Кристофер, извинившись, увел жену. На полпути до Килкарриона слышались ее протестующие вопли о том, что она не может этого вынести.
Остальные приглашенные восприняли это как сигнал и стали отделяться от толпы, стоящей у могилы, поодиночке и парами, вышагивая под разномастными зонтами. Патрик и Энни с ребенком, которого она прижимала к груди, задержались. Патрик нависал над женой, как медведь-защитник.
– Дайте знать, чем я могу помочь, – сказала Энни, обращаясь к Джой в тот момент, когда викарий, прикоснувшись к ее руке и кивнув на прощание, поспешно направился под своды церкви, придерживая полы намокшей сутаны. – Я серьезно, миссис Баллантайн. Вы так много для меня сделали.
– Ты очень добра, Энни, – ответила Джой, по зонту которой стекали потоки воды. – Обязательно.
– Знаешь, она не станет просить, – ласково проговорила Энни, когда они с Патриком медленно пошли прочь. – Эта женщина упряма, как мул.
У могилы молча остались стоять Том, Кейт, Сабина и Джой – высокая, худощавая фигура в черном костюме, модном примерно в конце 1950-х.
Том повернулся к уходящим Патрику и Энни, очевидно решив, что его место рядом с ними, но сначала подтолкнул Кейт к матери. Но Кейт расплакалась при виде прямой черной спины, и Сабина сделала Тому знак, чтобы увел ее. Если бабушка расстроена, то меньше всего ей надо, чтобы Кейт оплакивала ее.
Джой, не обращая внимания на слякоть, в которой утопали ее туфли, и глядя невидящими глазами, стояла подле кучи темной земли, заваленной цветами. Ей хотелось бы поплакать, но ее смущало присутствие всех этих глазеющих людей. Она понимала, что, вероятно, разочаровала их тем, что не плакала. Но дело было в том, что ей стало лучше, как будто огромная туча унеслась прочь.
Едва признав это, Джой мысленно обратилась к Эдварду: «Прости, дорогой. Ты знаешь, я не хотела тебя обидеть». Теперь, когда муж ушел, ей стало легче с ним разговаривать, как будто, не видя его страданий и немощи, физического напоминания об их прежней жизни, она обрела свободу снова любить его. Джой понимала, что окружающих удивляет ее невозмутимость, а Джулия, миссис X. и все остальные ходят вокруг нее на цыпочках, думая, что это затишье перед бурей и все случится вечером, на поминках, когда ее сразит горе. Джой мысленно сказала мужу, что может это сделать, просто чтобы порадовать их. Она хотела устроить ему хорошие проводы, да, но не хотела слишком долго разыгрывать из себя хозяйку, доставлять удовольствие малознакомым гостям. Она по-прежнему не любила званые вечера, даже теперь.
Эдвард понял бы это.
Джой заморгала, вдруг сообразив, что выпустила зонтик из рук, и теперь по ее спине лилась вода. Она посмотрела на небо, рассеянно размышляя о том, расширится ли светлая полоска, потом повернулась и увидела рядом Сабину. Внучка заботливо смотрела ей в лицо распухшими от слез глазами, потом решительно просунула свою руку под руку бабушки.
– Ты в порядке? – спросила она.
– Все нормально, Сабина.
Джой уставилась на то место, где под землей лежал гроб. Казалось, он не имеет никакого отношения к Эдварду.
– Тебе грустно?
Джой улыбнулась. На минуту задумалась.
– Нет, дорогая, не очень. – Она тяжело вздохнула. – Думаю, твой дедушка был готов уйти. Он всю жизнь был очень активным, и ему не нравилось сидеть без дела. Я не стала бы желать ему жить дольше, чем он жил.
– Но разве ты не будешь скучать по нему?
Джой ответила не сразу:
– Конечно буду. Но у нас с твоим дедом были чудесные времена. И они останутся со мной навсегда.
Сабину, казалось, устроил этот ответ.
– И наверное, тебе не придется больше о нем волноваться, – предположила она.
– Да. И никому из нас не придется.
Небо немного светлело. Дождь лился уже тонкими струями, словно потеряв уверенность в собственном неоспоримом праве все затоплять и намечая следующий пункт назначения. Две женские фигуры повернулись и начали спускаться с холма.
– У меня для тебя кое-что есть, – сказала вдруг Сабина, засунув руку в карман. – Это было в последней коробке с бумагами в кабинете. Я подумала, сегодня тебе надо на это взглянуть. То есть я ничего не понимаю в религиозных делах, но миссис X. говорит, что чтение Библии… ну, в такие времена успокаивает.
Сабина протянула бабушке листок бумаги, написанный от руки и выцветший от времени. Чтобы листок не намок, пришлось держать его под зонтом, но все-таки вода попала на пару слов, и старые чернила растеклись крошечными синими завитушками.
…что при содействии Его божественной благодати ты сможешь править, охраняя вверенные твоему попечению народы в богатстве, мире и благочестии, и по прошествии долгого и славного правления светским королевством в мудром, справедливом и религиозном духе ты сможешь наконец войти в Царствие Небесное через Господа Нашего Иисуса Христа. Аминь.
– Это твой почерк, и я подумала, это может для тебя что-то значить. Так? То есть это религиозное письмо? Я знаю, ты не очень религиозна и все такое, но я подумала, это может подойти для дедушки.
