Джоджо Мойес - Счастливые шаги под дождем
Эдвард уже не пытался заниматься с ней любовью, а просто перебрался с вещами в гостевую комнату. От этого Джой стала плакать еще больше.
Не помогало и то, когда к ней заходили другие молодые жены и матери и делились с Джой своим опытом. Некоторые успешно прошли через эти испытания, бодро замечая, что их ничуточки не тошнило, как будто это могло служить ей утешением. Другие, хуже того, говорили, что понимают, каково ей, хотя она знала, что совершенно не понимают, и предлагали разные средства, которые быстро поднимут ее с постели: слабый чай, тертый имбирь, пюре из бананов. Джой послушно все пробовала и с той же готовностью извергала все наружу.
Дни перетекали один в другой, растворяясь в сезоне дождей. Вслед за безветренными, влажными днями наступали нескончаемые ночи, когда лежишь в поту, и Джой становилось все трудней притворяться перед сыном, что с мамочкой все в порядке, или перед мужем, что скоро ей станет лучше. Она повторяла это как мантру в надежде, что это остановит Эдварда от посещений Ваньчая. Ослабленная физически, Джой, пребывая в глубокой депрессии, перестала замечать дни. Она лишь считала, сколько еще пройдет до ее выздоровления, лежа в полумраке, тревожно прислушиваясь к собственному дыханию и стараясь не извергнуть свежую воду, которую приносила ей каждый час Вай Ип.
Когда срок подошел к шестнадцати неделям, а заметного улучшения в состоянии Джой не наступило, врач решил, что надо поместить ее в больницу. Она уже довольно сильно обезвожена, а это представляет риск для ребенка. Все были ужасно озабочены будущим ребенком. Но к этому времени Джой было все равно, выживет ребенок или умрет и выживет ли она сама. Поэтому она послушалась мать и без возражений собралась в больницу.
– Я позабочусь о Кристофере, – озабоченно нахмурив брови, сказала Элис. – Ты сосредоточься на своем здоровье.
Джой, для которой в ее одурманенном состоянии многое оставалось незамеченным, обратила внимание лишь на встревоженное лицо матери и в ответ сжала ее руку.
– Ни о чем не тревожься, – сказала Элис. – Мы с Вай Ип обо всем позаботимся.
Когда ее загружали в «скорую помощь», Джой просто закрыла глаза, благодарная за то, что ей больше не надо беспокоиться.
Почти месяц Джой пробыла в больнице, пока в ее состоянии не наступило заметного улучшения и она не смогла есть самую пресную еду и гулять без посторонней помощи по всему женскому отделению. Почти две недели она пролежала под капельницей, что почти сразу улучшило ее самочувствие, хотя из-за внезапных приступов тошноты есть она по-прежнему боялась. В иные дни даже безобидный подсушенный хлеб мог спровоцировать тошноту, в более удачные дни ей удавалось затолкать в себя кусок вареной рыбы. «Белая еда», говорили врачи, и чем пресней, тем лучше. Поэтому Элис, навещавшая дочь каждый день, приносила свежеиспеченные ячменные лепешки, бананы и даже меренги – все, что могли придумать они с Вай Ип. Правда, к огорчению обеих женщин, ей не разрешали приводить с собой Кристофера, чтобы не слишком утомлять маму.
– Должна сказать, она очень хороша, – говорила Элис Джой, сидя у ее кровати в модном голубом костюме с пышным бантом и откусывая от лепешки. – Много не болтает, а усердно работает, даже когда на вид усталая. Мне кажется, у девушек с материка не такое отношение к службе, как у наших из Гонконга. У них гораздо меньше самомнения. Я сказала Бей Лин, что заменю ее девушкой из Гуандуна, вот увидишь.
Впоследствии Джой считала, что в то время они с матерью были близки, как никогда: Элис, обремененная ответственностью как за дочь, так и за внука, серьезно относилась к своим обязанностям, не вызывая у Джой чувства вины за это. Джой, страдая от женских недомоганий, словно бы признавала тем самым значимость матери. Это показывало им обеим, что Элис нужна и что ее неловкая, странная дочь в конце концов оказалась права. Она ведь страдала во имя того, чтобы подарить мужу следующего ребенка.
Между тем Джой утратила свой боевой дух. Находясь в больнице, сломленная болезнью, а также неослабевающей, ненавязчиво-деспотической заботой медперсонала, она постепенно стала пассивно воспринимать различные лечебные процедуры и налагаемые на нее необоснованные правила, подчинившись больничной рутине и благодарная матери. Она просто хотела, чтобы все заботы были переложены на кого-то другого. Здесь она могла лежать на хрустящих белых простынях, под вращающимся вентилятором, прислушиваясь к тихому шарканью ног медсестер по линолеуму и шуршанию их накрахмаленных юбок, к тихому гулу голосов в другом конце отделения, находясь вдали от пота и запахов настоящей жизни. И хотя Джой очень скучала по ребенку, она в то же время испытывала облегчение оттого, что ей не надо выполнять его постоянные требования и удовлетворять физические нужды.
То же самое относилось к ее мужу.
Но по прошествии еще одного месяца, когда Джой почувствовала, что опять становится собой, она испытала растущее желание снова быть с родными. Мать дважды привозила Кристофера, и им позволили сидеть на открытом воздухе в пышном саду. В конце посещения Элис пришлось отрывать от нее плачущего ребенка, и сердце Джой едва не разорвалось. И, что более важно, ее волновало, что Эдвард здесь редко появлялся.
Он держался с женой неловко, последние два раза даже не попытался поцеловать ее в щеку, а только бродил вокруг кровати, поглядывая в окно, словно ожидая какого-то бедствия, так что в конце концов Джой пришлось попросить его сесть. Эдвард бормотал, что не любит больниц и все это смущает его. Она не сомневалась, что он имеет в виду женское отделение, и поняла его, потому что в женском окружении она тоже чувствовала себя некомфортно. Но когда Джой спросила мужа, все ли у него хорошо, он набросился на нее, говоря, что пусть она перестанет волноваться из-за пустяков. После его ухода Джой вволю поплакала в подушку.
– Не знаешь… Эдвард часто отлучается из дома? – спрашивала она потом у матери.
Сама Элис почти все время проводила дома, беспокоясь, что Вай Ип не сможет хорошо ухаживать за маленьким Кристофером.
– Отлучается из дому? Да нет. На прошлой неделе он ходил на прием к коммандеру. А в четверг участвовал в скачках в Хэппи-Вэлли. Ты это имела в виду?
– Да, это, – сказала Джой, откинувшись на подушки с плохо скрываемым облегчением. – Хорошо, что был у коммандера. Просто я хотела убедиться, что он не позабыл.
Элис сказала, что Эдвард почти никуда не ходит. Она даже советовала ему почаще выходить из дому, урвать свой кусочек свободы, что, как думала Джой, звучало немного забавно из уст женщины, которая била своего мужа по голове венчиком для сбивания яиц за то, что тот приходил домой утром. Но Эдвард съедал ужин, приготовленный Вай Ип, заходил в комнату к сыну, чтобы пожелать спокойной ночи, и скрывался в кабинете, где работал, или время от времени отправлялся в Хэппи-Вэлли или на позднюю прогулку вокруг Пика.
– Мне надо домой, – заявила Джой.
– Тебе надо позаботиться о будущем ребенке, – дотрагиваясь до напудренного лица, сказала Элис. – Нет смысла рваться домой, когда мы вполне можем обойтись без тебя.
На двадцать второй неделе Джой наконец отпустили домой с условием, что она будет больше отдыхать, избегать напряжения и выпивать по меньшей мере две пинты воды в день, хотя бы до окончания сезона дождей. Эдвард пришел встречать жену на Моррис-стрит, 10, без пиджака и в слаксах. Он сердечно обнял ее, и Джой сразу же успокоилась, уверившись, что с этого момента все будет в порядке. Кристофер, поначалу сдержанный, вцепился в мамины ноги и в первую неделю пребывания Джой дома просыпался по три-четыре раза за ночь. Элис же между тем с облегчением и некоторым разочарованием пришлось принять, что дочь выздоровела и поэтому не нуждается в ее помощи.
– Я поживу у вас первые недели две, – сказала она, когда Джой открыла дверь квартиры, чувствуя себя чужой в собственном доме. – Тебе понадобится помощь. А Кристоферу надо придерживаться режима. У нас с ним был очень хороший режим.
Джой оглядывала безупречные паркетные полы и тиковую мебель своего жилища, пытаясь почувствовать все это снова своим. Это место казалось давно знакомым, но каким-то неуютным. Вай Ип внесла поднос с прохладительными напитками, подняла на нее глаза, кивнула в знак приветствия и вышла. «Даже она привыкла, что меня здесь нет, – подумала Джой. – Наверное, пытается вспомнить, кто я такая». Она подошла к каминной полке, на которой стояла картина с голубой лошадью на белой бумаге, теперь наклеенная на светлый картон в обрамлении позолоченной рамки. Джой с минуту рассматривала ее, потом перевела взгляд на Эдварда, наблюдавшего за ней. Очевидно, он тоже старался привыкнуть к ее присутствию в доме.
