Андреа Кремер - Невидимый
– Нам уже пора быть дома, – заявляет Лори. – Мама скоро начнет беспокоиться.
– Ты идешь с нами, – сообщает мне Элизабет. – Я не обманывала Милли – мы будем приглядывать за тобой и держать ухо востро насчет Арбуса. Не хочу, чтобы ты был здесь один – вдруг он решит навестить тебя раньше? Мы с Лори попросим разрешения уйти в восемь, и ты пойдешь вместе с нами. А до того будешь свидетелем славного, старомодного семейного ужина.
Такая идея мне нравится.
Должно быть, мама Элизабет и Лори слышит, что мы идем по коридору. Она открывает дверь еще до того, как Элизабет или Лори находят ключ.
– Ты опоздал, – говорит она Лори.
Потом обращается к Элизабет.
– Извините, – говорит она. – Это грубо с моей стороны. – Она протягивает Элизабет руку. – На верное, вы одна из подруг Лори по школе. Я его мама. Может быть, поужинаете вместе с нами?
Глава двадцать восьмая
Я понимаю, что мама не знает о наличии у меня невидимого парня, чей дед – маньяк, использующий черную магию. Я понимаю, что она не знает, что вышеупомянутый сумасшедший злодей – в городе, что он был в нашем доме, и что из-за него закрыли Центральный парк. Но у меня не хватает на это терпения.
– Ха-ха, – говорю я. – Конечно, меня часто не бывает дома, но это уж слишком.
– Прошу прощения? – Мама хмурится; она смотрит на меня так, словно пытается что-то себе уяснить.
Лори, всегда выступающий в качестве посредника, встает между мной и мамой.
– А какое у нас сегодня меню? Китайское? Итальянское? А может, ускользающие, но от этого не менее притягательные, макароны с сыром?
У мамы слегка опечаленный вид. Она смотрит на меня с выражением, означающим «Я плохая мать и хозяйка».
– Если бы я знала, что ты приведешь гостью, я бы… но – работа.
– Мам! – вмешиваюсь я. – Ты же знаешь, мы не ждем от тебя, что ты будешь готовить. На дворе двадцать первый век. Ты одна работаешь, чтобы наша семья могла позволить себе жить в Манхэттене. Забудь о макаронах и сыре.
– Гм. – Мама смотрит на меня так, словно не знает, засмеяться ей или отчитать меня. Потом просительно смотрит на Лори.
– Может, ты нас все-таки познакомишь? – говорит она, натянуто улыбаясь мне. Ее взгляд полон любопытства и растерянности. Она меня не узнает.
Это доходит до меня только тогда, когда я чувствую у себя на плечах руки Стивена. Мои ладони тоже начинают дрожать, и дрожь быстро перекидывается на руки и ноги. По крайней мере, я не позволила дрожи охватить лицо, а то, если дрожат губы, то и гляди заплачешь.
Мама меня не узнает. Она смотрит на меня и видит незнакомку.
Чтобы стереть мамину память, должна быть резинка. Здесь. У нас дома.
Максвелл Арбус посетил не только своего сына. Он нашел время заглянуть и в нашу квартиру, чтобы оставить прощальный подарок.
Я уставилась на маму, понимая, что для нее эта ситуация, возможно, выглядит неловко и неприлично, но я не могу расстаться с мыслью, что, если я буду долго смотреть ей в глаза, она все-таки поймет, кто я. Она должна меня узнать.
«Пожалуйста, мама. Пожалуйста».
Маме удается сохранить свою улыбку, хотя она стала неуверенной. Я больше не могу смотреть на нее и перевожу взгляд на туфли.
Лори не пропускает и секунды.
– Ладно тебе, мама, – говорит он приукрашенным голосом ведущего телеигры. – Это семейный ужин.
– А! – Мама награждает Лори большой одобрительной улыбкой. – Вы играете – это упражнение вам задали на дом, да? И вы – родные брат и сестра в сцене, которую должны разыграть?
Дотронувшись пальцем до носа, Лори ухмыляется маме. Потом он смотрит на меня взглядом из серии «извини-но-что-черт-подери-еще-мы-можем-сделать». Несмотря на белозубую вспышку его улыбки, я вижу, что лицо его искажено паникой.
Мама смеется и восторженно хлопает в ладоши.
– Какая прелесть! Теперь у меня есть сын и дочь. И зовут ее…
– Элизабет, – спешит ответить Лори.
– Чудесное имя!
Я заставляю себя поднять на нее глаза.
Мама улыбается мне, потом через плечо косится на нашу квартиру.
– Надеюсь, я правильно запомнила, что вы любите, чтобы китайская еда была достаточно острой, но вегетарианской.
– Да, люблю.
Улыбаться ей в ответ больно. Я хочу закричать: «Это я!» Хочу обнять ее, и трясти за плечи, и умолять, пока не вспомнит, что мое любимое мороженое – «мятный леденец», что я подпеваю исполнителям на радио только во время поездок на машине, и что я посвятила себя такой карьере, что маме, скорее всего, придется всю жизнь обеспечивать меня страховкой.
Но мама может смотреть на меня только с доброжелательной, вежливой сдержанностью незнакомого человека.
Стивен наклоняется и шепчет:
– Я здесь, рядом с тобой. Я все время буду рядом с тобой.
Вот тогда я осознаю, что не могу делать то, что хочется. Я не могу выбежать из дома и бежать, не останавливаясь, пока не доберусь до Милли и не потребую, чтобы она исправила мою маму, мою жизнь. Вместо этого я должна сидеть в квартире, принадлежащей моей семье, но со мной будут обращаться так, словно я чужой человек, случайно оказавшийся здесь из-за домашнего задания Лори.
Лучше бы я не видела этого проклятия. Ровно пульсирующие всполохи света парят в воздухе перед глазами моей мамы. Они слепят ее, точно бесконечная вспышка фотоаппарата. Я знаю, что могла бы вытянуть из нее проклятие, но я вижу, что оно запрограммировано на долгое время, а это значит, что оно может иметь для меня тяжелые последствия. Или убить меня. Зная, что столкновение с Арбусом может произойти в любой момент, без предупреждения, я не могу дать себя ослабить в попытке освободить разум моей мамы. Вскоре я уже не могу на нее смотреть. От вспышек у меня горят глаза, а голова раскалывается.
Мама машет нам, чтобы мы вошли. Лори ободряюще сжимает мою ладонь, прежде чем мы следуем за мамой. Такое ощущение, что мои туфли превратились в шлакоблоки – с таким усилием приходится передвигать ноги, чтобы зайти в дом. Стивен обвивает руками мою талию, делая каждый шаг вместе со мной. Наверное, он боится, что я упаду, или просто так же сильно переживает из-за этого поворота в наших злоключениях, как и я сама.
Я скрежещу зубами, увидев стол. Коробки с китайской едой на вынос уже открыты, над ними поднимается пар, они нас ждут. Стол накрыт на двоих. Мама спешит поставить тарелку для меня – для своей нежданно-негаданно появившейся дочери.
Словно робот, я устраиваюсь на стуле напротив поспешно поставленного мне прибора. Стивен остается рядом со мной. Хорошо, что у Лори есть способности к актерскому мастерству. Он занимает маму, потчуя ее рассказами о школе и проделках манхэттенских подростков. Я тоже пытаюсь рядиться в актерскую мантию. Кивая, заставляя себя смеяться и добавляя небольшие виньетки к байкам Лори, я стараюсь не нарушить иллюзии. Я концентрирую свое внимание на Лори, а не на маме.
Наконец мама, просияв, смотрит на меня и говорит:
– Мне жаль выходить из образа, но должна сказать, что это очаровательно. Я всегда думала о том, что было бы, если бы у меня родилась дочь.
Я превращаюсь в статую, чувствуя, как кровь отливает от моего лица, а пальцы леденеют. Даже Лори вздрагивает, давясь словами, застревающими у него в горле. Стивен встает рядом со мной на колени, держа мою руку в обоих своих. Он не может говорить – иначе услышит мама, – но старательно растирает мои пальцы, чтобы вернуть жизнь моим заледенелым конечностям.
Наконец Лори выпаливает:
– Можно подумать, меня тебе мало!
Мама, которая начала озабоченно морщить лоб, глядя на меня, быстро со смехом оборачивается к Лори:
– Ах, миленький, ты же знаешь, что я не это имела в виду.
Лори притворно надувает губы, и мама начинает любовно кудахтать надо ним.
– Можно мне в туалет? – Моя улыбка настолько резкая, что, по-моему, у меня сейчас треснет лицо.
– Конечно, – отвечает мама. – Налево по коридору.
Я киваю, как будто мне и вправду нужны указания, и выскальзываю из комнаты. Я хочу попасть в ванную, чтобы обрызгать лицо водой и освежить голову. Я прохожу мимо комнаты Лори, но, дойдя до своей спальни, останавливаюсь. Я не знаю, что я ожидаю увидеть, заглянув туда, но нет – в ней все так, как я это оставила: небольшой беспорядок, мои зарисовки, разбросанные по кровати и на столе, выстиранное белье, которое нужно сложить.
Я слышу приближение шагов сзади и знаю, что это Стивен.
– Как ты думаешь, что она видит? – спрашиваю я его. – Кладовку? Ее домашний кабинет? Гостевую комнату?
Я ведь понимаю, что проклятие также распространяется на все, что видит мама. На стенах в коридоре и в рамках на журнальных столиках в гостиной по-прежнему есть фотографии, где мы с мамой и Лори. Мама ни на одной из них не видит меня.
Я стала невидимой для своей мамы. Вся моя жизнь для нее не существует.
Стивен берет меня за локоть и поворачивает к себе.
– Мне так жаль.
– Ты не виноват, – отвечаю я машинально.
