Николь Фосселер - Шелк аравийской ночи
Рашид помолчал, с сосредоточенным видом извлекая из дерева капли целительной влаги. Вновь покрывая соком ее пылающие ладони, он ответил:
– Я хочу вернуть вас англичанам целой и невредимой, насколько это в моих силах. Дело чести.
– Я не понимаю.
На его лице промелькнула улыбка:
– И не поймете.
– Может быть, вы мне объясните? – преодолела Майя робость после небольшой паузы. Она уже не ждала ответа, когда Рашид медленно заговорил, тщательно подбирая и взвешивая каждое слово:
– Здесь, на юге, жизнью во многом правят старинные традиции. Традиции отношений в семье, между мужчиной и женщиной, отцами, матерями и детьми, между молодыми и старыми. Традиции отношений в племени, между племенами, отношений с султаном, между султанатами.
– Как велит Коран? – вставила Майя, гордясь, что немного знает об арабском мире от Ричарда.
Рашид тихо рассмеялся.
– Порой да. Но наша вера еще очень юна, традиции несравнимо древнее, и мы ими очень дорожим. Они пришли к нам от далеких предков, помогли нашему племени пережить нелегкие времена и привели к процветанию. «Земля отцов ценнее годов учения» – так у нас говорят. Мы гордимся, что никто не может отнять у нас наших традиций. В первую очередь мы члены племени и только потом – верующие. Так было всегда и всегда будет впредь… Один из законов называется саиир. Он регламентирует отношения между племенами. Когда я, аль-Шахин, передвигаюсь по территории, принадлежащей другому племени, и между нами заключен саиир, все племя должно заботиться, чтобы я миновал эту территорию невредимым и поехал дальше. По отношению к вам, Майя, действует закон рафиг. Рафиг означает защиту проходящих мимо племени чужеземцев. Там, наверху, у Башни молчания, я на некоторое время взял вас под защиту нашего племени. Пока вновь не передам вас англичанам в Ижаре.
Его слова показались Майе бессмысленными, но потом она вдумалась.
– А еще рафиг означает навязанную защиту, например, в путешествии, которого я не желаю? – резюмировала она его объяснения.
Рашид засмеялся.
– Можно сказать и так. По крайней мере, в вашем случае… В рафиг всегда входит вознаграждение. Нам кое-что нужно от Коглана за вашу защиту.
– И сколько же я, по-вашему, стою? – Майя не смогла удержаться от сарказма.
– Очень много, – серьезно ответил Рашид, словно не заметил сердитой, но отчасти кокетливой интонации. – Сколько потерял в деньгах Ижар с тех пор, как Гайнс объявил Аден свободной гаванью, и, возможно, потеряет в будущем, если мы не договоримся иначе.
– Вы потому так хорошо говорите по-английски – чтобы договариваться со своими врагами и врагами султана?
Майе показалось, Рашид удивился этому вопросу. Он покачал головой и поскреб веткой землю.
– Вы, англичане, нам не враги. Конечно, мы вам не рады. Но вы сильнее и все равно оставили нам свободу. Это хорошо. Нам в глубине материка все равно, кому принадлежит гавань Адена. Здесь вопрос богатства и бедности – ваше правительство выбрало политику, выгодную для султана Лахеджа, но остальные области страдают.
– Мне очень жаль, – протянула Майя, хотя понимала, как по́шло и натянуто это звучит.
Рашид вновь засмеялся.
– Отчего же? Тут ведь ничего, как говорят, личностного?
– Личного, – поправила Майя.
– Ничего личного, – повторил Рашид. – Никто не требует от вас отвечать за политику Коглана. А я наемник султана и просто выполняю его приказ.
Он умолк, и Майя молчала тоже, раздумывая над услышанным, непроизвольно потирая покалеченное предплечье. Многое запало ей в душу, но особенно впечатлила одна фраза, которую она никак не могла увязать с закутанными в черное арабками Адена.
– Что вы имели в виду, – снова начала она, – сказав, что я могу потягаться с женщинами вашего племени?
Белые зубы вновь блеснули в темноте.
– Женщины аль-Шахинов слывут столь же воинственными, как и мужчины. Они заботятся о доме, скоте и детях, прядут, ткут, шьют и делают все остальное. Но иногда им приходится бороться с врагом рядом с мужчинами. Они отважны и искусно владеют мечом, а поскольку чувствуют себя с нами на равных, не любят, когда мы говорим им, что можно делать и чего нельзя.
Майя помедлила, прежде чем задать следующий вопрос, сомневаясь, не зашла ли она слишком далеко:
– У вас… у вас тоже есть жена? Или жены?
– Жена, – смеясь, ответил Рашид. – Я слишком редко бываю дома, не могу заботиться о нескольких, и она тоже всегда была против того, чтобы я брал вторую. Хорошая жена! Подарила мне двоих сыновей и дочь. Старший – воин, как и я, младшего недавно приняли в круг мужчин, а для девочки скоро будет пора подыскивать мужа. – В его голосе прозвучала печаль и какая-то отстраненность, словно речь шла о чужих людях.
– Я не думала, что вам уже столько лет, – удивилась Майя, вызвав у Рашида еще более громкий смешок.
– Я немного знаю об англичанах, но подозреваю, человеческая жизнь у вас проходит совершенно иначе! – Он замешкался, как прежде Майя, словно обдумывая, стоит ли задавать следующий вопрос, и наконец спросил виноватым голосом: – У вас есть дети?
– Нет, – надломленно ответила Майя.
Рашид выпрямился во весь рост, кажется, испытав облегчение.
– Еще одна причина вернуть вас мужу в целости и сохранности: чтобы вы подарили ему много детей.
Она смотрела ему вслед, как он черным силуэтом приближался к своим людям у огня, бросил туда ветку, поднявшую фонтан искр, сел, скрестив ноги, взял протянутую ему кружку, вмешался в разговор и засмеялся. Его путь пересекся с путем Джамилы, которая что-то несла своей подопечной – как оказалось, до краев наполненную деревянную тарелку и глиняную кружку с напитком, похожим на чай, пахнущий гвоздикой и кардамоном. Еще она принесла шерстяную накидку от ночного холода, он подкрался внезапно, но Майя не чувствовала его, пока рядом сидел Рашид.
Сначала она думала, что причиной гула внутри был пустой желудок. Но после того как она съела почти всю еду – жареную козлятину, свежий хлеб, песочный и копченый на вкус, и густую, острую пасту из бобов и гороха, – гул стал еще ощутимее, хотя и глуше. Майя решила, что это из-за переживаний о Ральфе и бездетности, растревоженных вопросом и прощальным замечанием Рашида, переполнившим ее негодованием, что она вообще чего-то стоит как женщина лишь после того, как забеременеет и родит, и, наконец, из-за того, что она начала задумываться о том, была бы она польщена, если бы ее охарактеризовали как «хорошую жену» – думал ли так о ней когда-нибудь Ральф?
Только когда она заползла в одну из палаток вместе с Джамилой и мгновенно заснула тяжелым сном на постели из пледов, тревога отступила.
5
На следующее утро они быстро добрались до города у подножия крутого горного отрога, за ним простиралась огромная стена плоскогорья. Примерно посередине к склону горы прижимались каменные укрепления, соединенные ступенями, которые опускались к домикам у подножия, издалека напоминающим каменную крошку. Рашид придержал лошадь и снял с лица платок.
– Салим! – крикнул он через плечо, и один из воинов арьергарда поспешно подъехал к нему, ревностно кивнул, выслушав несколько приказов, и без промедления поскакал вперед. Рашид подвел свою лошадь поближе к Майе и кивнул в сторону города:
– Аз-Зара. Мы вступаем на территорию султана Лодара. Неприятный человек. Салим принесет ему весть о нашем появлении. Пока мы там будем, держитесь в тени и ведите себя точно так же, как мои люди.
Кивком головы Майя показала, что поняла его. Ее сердце заколотилось от страха, а на ладонях проступил пот, пришлось даже крепче сжать уздечку. Размеренной рысью они приближались к городу, и Майя разглядела наверху лестницы оживленную жизнь. Люди, маленькие черные черточки, спешили вниз по ступеням, напоминая организованную суету муравейника.
Дома в Аз-Заре строили из грубых, склеенных илом каменных блоков: высокие, простые и прямые, возведенные между скалами и прямо на них. На открытой площади посреди города их уже ожидал Салим с открытым лицом, держа за уздечку лошадь. За ним выстроились в ряд солдаты, которые мгновеннно сбежали и спрыгнули с лестницы, как только увидели с наблюдательного поста, что в город поднимается группа всадников. На бедрах воины носили черные платки и тяжелые патронные ленты, а на плечах у них висели винтовки, поверх жилетов, прикрывающих худую голую грудь. Намотанные на головы платки затвердели и блестели от многократной пропитки в индиго, из-под них выбивались засаленные, словно напомаженные, кудри. Тюрбаны украшали букеты диких цветов и трав, что выглядело почти иронично.
Майя оглянулась и увидела, что мужчины за ней тоже убрали концы головных уборов, открыв мягкие черты лица. Редкая щетина росла у них лишь над верхней губой, но они все равно выглядели очень мужественно. Ей стало страшно, почти до головокружения.
