Мари-Бернадетт Дюпюи - Возлюбленная кюре

– Матильда – прекрасная мать и образцовая супруга! – нашел в себе силы заявить Колен. – Вы так ничего и не поняли. Мы хотели доказать, что невиновны!

– Полагаю, мсье, вам это не удалось.

И следователь удалился, оставив доктора де Салиньяка в полнейшем отчаянии. Мэр все это время ждал внизу, в саду.

– И что теперь? – спросил он.

– Мадам де Салиньяк будет арестована сегодня вечером. И с кюре я больше церемониться не намерен. Господин мэр, прошу следовать за мной. И вас тоже, капрал!

Приговор прозвучал, и оставалось только привести его в исполнение. Расстроенный Арно Фуше воздел руки к небу, спрашивая себя, настанет ли день, когда в Сен-Жермен наконец появится достойный доверия священник.

О попытке самоубийства Салиньяков Шарвазу рассказала Туанетта. По ее словам, доктор хотел умертвить вместе с собой и жену с маленьким сыном. По счастливой случайности они все спаслись, но кюре, беспокоясь о Матильде и мальчике, все-таки отправил ее за новостями. Поэтому, когда в дверь дважды постучали, первой его мыслью было, что это вернулась Туанетта, однако сестра развеяла его иллюзии. Выглянув в окно, Марианна увидела у входной двери мэра в сопровождении мужчины в элегантном городском костюме. Следом за ними по лестнице, держа руку на рукояти сабли, поднимались жандармы под предводительством капрала.

– Господи! Ролан, они пришли за тобой!

– Слишком рано… Не бойся, я сумею себя защитить.

Следователь вошел и приказал жандармам приступать. Пока длился обыск, он в очередной раз допрашивал своего главного подозреваемого. Кюре отвечал на вопросы с невозмутимым спокойствием.

– В вашем распоряжении имеется мышьяк, господин кюре?

– Нет, я никогда не видел его и даже не держал в руках. Знаю, что мышьяком обычно травят крыс, но у меня для этого есть кот.

– А сахарная пудра у вас имеется? Вы ею пользуетесь?

– Нет. Посмотрите сами! – И с этими словами Шарваз протянул следователю сахарницу с кусочками сахару.

– Если мне не изменяет память, на одном из допросов, в мэрии, вы говорили, что подслащивали вино для служанки.

– Наверное, я растер кусочек сахара в порошок…

– Вы в этом не уверены? Я считаю, что это был не сахар, а нечто иное.

Марианна, которая присутствовала в комнате, с тревогой прислушивалась к тяжелым шагам жандармов в спальнях и на чердаке. Ей казалось, что обыск в доме длится уже целую вечность. Наконец капрал в сопровождении солдата спустился с чердака.

– Я нашел дыру в полу, о которой Анни Менье рассказывала сыну. Вот отчет! Ширина отверстия составляет один сантиметр, длина – двадцать один сантиметр, и находится оно над комнатой кюре, непосредственно над его кроватью. Дырка образовалась от износа древесины, но создается впечатление, что кто-то нарочно ее расширил.

– Благодарю вас, капрал!

Следователь воззрился на кюре, который смотрел в сторону и даже бровью не повел.

– Значит, ваша служанка не врала детям, – строгим голосом произнес он. – Она могла застать вас с любовницей Матильдой де Салиньяк, так сказать, на месте преступления!

Услышав такое, Марианна расплакалась. Значит, все это время брат врал ей! И эта история о возвышенной любви – ложь от начала и до конца…

– Анни хотела мне навредить! – вскричал Шарваз в гневе. – А пол на чердаке и правда весь в дырах. Анни развешивала там белье на просушку, поэтому вполне могла найти дыру побольше и увидеть через нее мою кровать, а потом придумать все эти бредни! Господин следователь, почему бы вам не принять во внимание, что если бы я знал за собой вину, то за месяц, пока длится расследование, мог бы уйти через границу в Италию или Испанию. Но я этого не сделал! Я даже позвал к себе сестру, чтобы она поддержала меня в это ужасное время.

– Попытка скрыться от правосудия часто приравнивается к признанию вины, и доктор де Салиньяк доказал справедливость этого утверждения своими действиями. Вы, мсье Шарваз, полагаю, умный человек и все продумали.

Следователь вздохнул, и по его едва заметному знаку жандармы окружили кюре.

– Господин Ролан Шарваз, я беру вас под стражу. Из уважения к вашему сану я отвезу вас в своей карете. Если вас все еще интересует участь мадам де Салиньяк, могу сообщить, что я позволил ей оставаться дома до тех пор, пока состояние ее здоровья не улучшится. В свое время ее тоже заберут судебные приставы, но мы постараемся смягчить условия ее пребывания в тюрьме.

Ролан Шарваз недоумевал. Решил ли следователь так жестоко над ним подшутить или же им руководили добрые чувства? Если он полагал, что жену доктора и кюре связывают искренние чувства, то вполне мог проявить понимание. И все же отец Ролан подумал, что благоразумнее будет сохранить бесстрастный вид. Сестра поцеловала его на прощание и долго смотрела вслед. «Бедный Ролан! Сколько горя на него свалилось! Он этого не заслуживает! – думала она. – Я свято верю, что он ни в чем не виноват! Эта служанка наверняка все придумала, как он и говорит».

Колен смотрел на спящего сына. Мальчик долго плакал после того, как мать попрощалась с ним, целуя и обнимая, как в последний раз, а потом ушла. Оказавшись с сыном наедине, доктор нашел в себе силы его утешить. У него самого на сердце было тяжело. Он все время видел перед собой Матильду – как ее, такую хрупкую и красивую, уводят судебные приставы и жандармы.

– Не бойся, мой хороший, мамочка скоро вернется домой! Дедушка с бабушкой завтра заберут тебя к себе, так будет лучше. Это взрослые дела, я не могу тебе объяснить, но мамочка скоро вернется.

Тишина, царившая в доме, несмотря на присутствие Сюзанны на первом этаже, действовала на него угнетающе. Обнимая сына за плечи, Колен де Салиньяк тихим голосом повторил обещание:

– Я буду сражаться, сынок! Все закончится хорошо, и мы снова будем счастливо жить втроем – ты, мама и я. Она младше меня и могла совершить ошибку, но ведь она такая красивая! Я ее обожаю, ты это знаешь, и готов перевернуть небо и землю, чтобы у тебя опять была мамочка! Если люди посмеют о нас злословить, если будут нам вредить, мы уедем. Я богат, и у меня большие связи. Поэтому спи спокойно, мой Жером. Все уладится!

Доктор замолчал, не зная, что еще сказать. Но назад пути уже не было. Когда он с укором спросил Матильду, зачем она написала подруге в Мартон, та сухо ответила:

– Я не хотела умирать. И я должна была спасти нашего сына…

– Они арестуют тебя, дорогая, – вздохнул доктор.

– Пускай арестовывают! Я не виновата! – заявила молодая женщина.

И тогда доктор де Салиньяк решил, что в это он и будет верить. Отныне никаких сомнений, никаких подозрений насчет целомудрия супруги, потому что только так он сможет убедить свою семью и родственников по линии жены в том, что они с Матильдой стали жертвой ошибки или даже злого умысла. Это первое условие, чтобы спасти жену. Чем больше у нее будет защитников и поддержки, тем больше шансов, что ее признают невиновной…

Матильда сидела с закрытыми глазами, чтобы не видеть бесстрастных лиц двух жандармов, за ней присматривавших. Ее посадили в закрытую карету, запряженную крепкой лошадкой, которая теперь рысью бежала по дороге. Мерное покачивание кареты и обычные дорожные шумы почти усыпили молодую женщину. И только по характерному скрежету колес по каменной кладке и голосам, которые теперь доносились со всех сторон, она догадалась, что конвой въехал в город. Эта мысль вывела ее из забытья. «Меня везут в тюрьму!» – ужаснулась она.

С самого рождения Матильда жила в достатке, утонченном комфорте и неге. И в доме родителей, и в их с Коленом супружеском гнездышке тяжелую работу всегда выполняли слуги: стирали, следили за огнем в каминах, убирали, стряпали. Поэтому она представления не имела о том, что ее ждет, хоть и читала когда-то мрачные рассказы о каторге и темных и жутких средневековых тюрьмах.

– Тебе обеспечат нормальные условия, – пообещал расстроенный Колен при расставании. – Я все оплачу́.

Матильда не сомневалась, что так и будет, но все же тогда, когда ее вывели из кареты перед входом во внушительное, в несколько этажей здание, она задрожала так, что зуб не попадал на зуб, – дул ледяной северный ветер.

С трудом прелестная любовница кюре поборола свой страх, когда ее попросили пройти внутрь в сопровождении все тех же жандармов. «Я должна вести себя достойно! Чтобы никто не усомнился в том, что я невиновна!» – думала она, горделиво поднимая подбородок и выпрямляя спину.

На мгновение она вспомнила о Ролане. «Что ждет его? Колен сказал, что его арестовали еще утром. Может, он уже здесь, в тюрьме? Если да, он это заслужил! Это была его идея! Сама бы я никогда не смогла воспользоваться ядом. О нет, никогда!»

Молодой жене доктора отвели отдельную камеру. Там было чисто, но очень холодно. Пока охранник держал лампу, Матильда успела увидеть кровать с соломенным матрацем, сложенное одеяло в изножье и металлическое ведро в углу камеры. Но как только дверь закрылась, комната утонула в темноте. Губы Матильды сами собой искривились, из глаз брызнули слезы. «Колен, помоги! Спаси меня! О Колен!»