Вероника Генри - Долгий уик-энд
– Говорят, это трудный возраст. – Клэр не знала, что еще сказать.
– Он связался с плохой компанией. Мы никогда ничего ему не запрещали, хотя его новые друзья нам не нравились. Начал курить травку – одежда пахла как-то странно, и сам Джейми стал… другим. Угрюмым и холодным. Никогда не открывал занавески в своей комнате, сидел там в полумраке, надевал наушники и играл на компьютере. Успеваемость ухудшилась. Нас вызвали в школу и сообщили, что он пропустил много занятий. Мы не знали, что делать. Наш любимый сын, наша гордость, превращался неизвестно в кого.
– Представляю, как вам было тяжело, – посочувствовала Клэр.
– Мы пытались до него достучаться, пробовали помочь, лезли из кожи вон… Джейми отмахивался. Заявлял, что мы ничего не понимаем. Чего не понимаем? Его ничто больше не интересовало. Мы старались поддерживать его, как могли. Объясняли, что с радостью сделаем все, лишь бы он был счастлив. Мечтали о том, чтобы вернулся наш старый Джейми, а не этот мрачный, агрессивный, несчастный ребенок, не желающий нас знать.
Клэр легко представила себе Тревора и Монику, пытающихся переупрямить строптивого подростка. Они оба такие напористые, такие давящие. Даже если сердца и намерения их были чисты, поступки и попытки наладить контакт наверняка выглядели отталкивающе. Клэр хорошо помнила себя угрюмым подростком; ей хотелось, чтобы родители к ней не лезли. Так что отчасти она сочувствовала Джейми.
– Как-то раз… – Голос Тревора задрожал. – Утром мы пошли в его комнату, потому что он долго не вставал. Джейми там не оказалось. Он исчез. Испарился. – Тревор на миг запнулся, потом добавил: – Больше мы его никогда не видели.
Клэр потрясенно села.
– Никогда? – повторила она.
Тревор помотал головой. Говорить он не мог. Помолчав, продолжил:
– Мы не представляли, что произошло. Куда он уехал. И почему. Никакой записки. Взял с собой лишь телефон и банковские карты. То есть только то, что брал обычно, выходя из дома. Ему было всего семнадцать, – с изменившимся лицом добавил Тревор.
– Какой ужас, – наконец выдавила Клэр. – Жуткая беда.
– Я делал все, что мог, – кивнул Тревор. – Подключил знакомых полисменов. Нанял лучших частных сыщиков. Заплатил друзьям Джейми, чтобы они помогли его найти.
Да, Тревор наверняка рьяно взялся за дело. Военная операция, умащенная горой наличных.
– Узнали что-нибудь?
– Через месяц Моника получила от Джейми эсэмэску: «Прости, мама». И все. Нам неизвестно, уехал ли он за границу, или… прыгнул с моста, или… как. Мы понятия не имеем, где он. Может, начал где-нибудь новую жизнь. Или опустился и стал бродягой. Наркоманом, валяющимся под забором…
– Кошмар. Неизвестность – сущая пытка.
– Да. – Тревор посмотрел ей в глаза. – Настоящий ад. Я никогда не чувствовал такой злости, беспомощности и отчаяния. А Монику это вообще подкосило.
– Могу себе представить. – На самом деле не могла. Или не хотела. – По ней не скажешь. Она выглядит такой…
Клэр задумалась, подыскивая верное определение. Жизнерадостной. Да. Моника всегда такая жизнерадостная, такая веселая и восторженная.
– В моей жене погибла прекрасная актриса. Никто и не догадывается о том, через что она прошла. Моника научилась скрывать боль. Но боль эта никуда не делась и по-прежнему ее терзает. Моника все еще надеется. Всегда носит с собой телефон – тот самый, который был у нее, когда Джейми пропал. А вдруг он позвонит? Она давно пользуется новым номером, но постоянно проверяет старый. Днем и ночью. Словно одержимая. Не перестает надеяться.
Тревор умолк. Сердце Клэр разрывалось от жалости.
– А вы? – мягко спросила она. – Вы перестали?
Он посмотрел на море. Его глаза за стеклами темных очков были прищурены – то ли от яркого солнца, то ли от сдерживаемых слез. Клэр никогда не считала Тревора красавцем, но исходящая от него аура успеха и надежности делала его привлекательным. А присущая ему властность и сила превращали в желанного союзника и покровителя. Такой мужчина наверняка станет заботиться о тебе до конца, решила Клэр.
– Это называется «неопределенная потеря», – произнес он. – Она сложнее обычной потери, потому что не имеет… как там? Завершения. И человек не понимает почему. Что случилось? В чем он виноват? В конце концов я научился думать о настоящем. Заставил себя смириться с тем, что Джейми не хочет, чтобы его отыскали. И решил не сживать себя со свету. Я был хорошим отцом. Насколько мог и умел…
– Ну конечно. – Клэр коснулась его руки.
– Я понял: если буду надеяться и дальше, как Моника, просто сойду с ума. А я нужен ей сильным. – Тревор сгреб очередную порцию камешков, сильно сжал. Клэр ощутила боль и безысходность, которые пожирают его столько лет. – Я исповедался тебе потому, что впервые со дня исчезновения Джейми Моника наконец-то по-настоящему чем-то увлеклась. Я имею в виду новый отель. Думаю, это может стать переломным моментом. Тем самым толчком, который даст ей желание жить. Потому-то я так сильно хочу, чтобы все вышло. И заполучить вас с Лукой в команду хочу по той же причине. Вы сумеете воплотить мечту в реальность. Сама Моника не справится; ума у нее хватит, а вот сил – нет. У меня же слишком много других забот, чтобы заняться новым проектом вплотную.
– Понимаю, – ответила Клэр.
Ей стало стыдно. Она-то думала, гостиница в Лондоне – просто сумасбродство, призванное осчастливить глупую женщину с большими деньгами. Бедная Моника.
– Я знаю, что Лука проектом загорелся. – Тревор поднял солнцезащитные очки и впился в Клэр взглядом, сообщающим: с эмоциями покончено, пора переходить к делу. – Ты сомневаешься. – Он предостерегающе поднял руку, не дав ей возразить. – И правильно, нельзя сломя голову бросаться в авантюры. Женщине свойственно колебаться, взвешивать. Вы только что обручились. Ты наверняка обдумываешь будущее. Как в него впишется наше предложение. Справишься ли ты, ведь у тебя появится семья, дети.
– Да уж, – кивнула Клэр. – Подумать есть о чем.
Сердце гулко ухало. Тревор затронул слишком личную тему. Однако какая проницательность! Почуял ее сомнения.
– Я вот к чему клоню, – продолжил Тревор. – Я готов на все, лишь бы тебя переубедить. Если тебя что-то не устраивает или ты желаешь выдвинуть свои условия, пожалуйста, не молчи. Я не хочу провалить этот проект. Хочу, чтобы он был тебе в радость. Только так он будет в радость и Монике.
Клэр кивнула. Она не могла раскрыть истинную причину своего сопротивления, поэтому промолчала. Зато ей неожиданно захотелось согласиться на участие в проекте. История Парфиттов тронула ее необычайно. Конечно, Тревор мастерски умеет манипулировать людьми, потому-то и достиг такого успеха в жизни, но про сына он рассказал правду.
Теперь Клэр увидела Монику совсем в другом свете: под косметикой, дизайнерской одеждой и сверкающими драгоценностями скрывается женщина – мать, испытывающая постоянную боль.
– Сперва мне нужно кое-что уладить, – наконец произнесла Клэр.
– Все в твоих руках, – улыбнулся Тревор. – И помни, этого разговора не было. Моника не любит рассказывать о Джейми.
Тревор надвинул очки назад на глаза – из-за поворота вышли Лука с Моникой. Они увлеченно беседовали, Лука размахивал руками, Моника кивала.
Клэр не стала их дожидаться. Да, Тревор поведал, что именно стоит на кону. Однако ей не хотелось участвовать в тайном заговоре, пока она не определится с собственным будущим. Единственный человек, который может ей в этом помочь, – она сама.
– Пойду поплаваю, – объявила Клэр.
Ответа ей не требовалось. Она побежала к берегу, влетела в море. От холода перехватило дыхание, но Клэр не остановилась. Кинулась дальше, вошла в воду по пояс и поднырнула под волны. Вниз, в бодрящую прохладу, туда, где исчезают звуки. Она пробыла под водой долго, пока легкие не запросили пощады. Эх, если б можно было уплыть в безмолвную зеленую глубину океана, где никто и ничто ее не отыщет…
Лора и Тони устроились обедать на террасе перед домом. От припекающих лучей солнца их защищал индийский зонт.
Тони принес домашний суп из кресс-салата, сдобренный завитком густых сливок и россыпью шнитт-лука, что рос в горшочках под окнами. К супу прилагались пышная буханка цельнозернового хлеба и сыр бри с молочной фермы в Шарпхеме – отлично созревший и тягучий.
Несколько минут художник и ученица молча ели. Легкий ветерок с моря нес с собой острый запах озона, от которого у Лоры разыгрался аппетит. Она так нервничала, что о еде, казалось, и думать не сможет, – но с удивлением почувствовала голод. Над головами кружили, перекрикиваясь, чайки.
– Жуткие разбойники эти птицы, – сказал Тони. – Воруют еду со стола. Ни на миг отвернуться нельзя.
– Они – часть морского пейзажа. Моря без чаек не бывает. Так уж сложилось.
– Это точно. – Он улыбнулся, отрезал пару кусков хлеба и передал один Лоре на конце ножа.
