Кристина Брук - Без ума от графа
Гриффин фыркнул.
– Любят? Ну ты и скажешь. Джекс никого не любит. Она ведь еще совсем юная.
– Но это же видно невооруженным взглядом, – не отступала Розамунда. – Хотя она не призналась, но если бы я была чуть настойчивее, то, возможно, правда выплыла бы наружу.
Она замолчала и нахмурилась.
– Думаю, что Мэддокс тоже влюблен. Я даже уверена в этом.
– Ну что ж, в таком случае ему стоит выбросить глупости из головы, – ответил Гриффин.
– Он что, незнатного рода? – спросила Розамунда.
– Напротив, он очень знатного происхождения. Младшая ветвь старого рода Мэддоксов.
– Но все-таки не совсем подходящая партия для сестры графа, я правильно поняла?
Почему она так рассердилась? Неужели из-за сложностей с помолвкой Джекс? Но ведь она сама была почти в таком же положении. Более того, ее положение было намного хуже и сложнее, чем у Джекс, ведь та, сама не ведая того, выбрала лучшего претендента на ее руку среди всех подходящих кандидатов.
Может быть, всему виной любовь? Может быть, поэтому она хотела, чтобы все вокруг нее были счастливы, как и она?
– Гриффин, Жаклин будет счастлива с Мэддоксом!
– Не хочу ничего слышать. Неужели ты не понимаешь, что это невозможно?
– Ну если честно, то не понимаю. Если ты сможешь уговорить Девера…
– При чем тут Девер? – вспылил Гриффин. – Я не хочу, чтобы она вышла замуж за Мэддокса.
– Но почему? Ты же сам только что сказал, что он знатного рода и наверняка не зарится на ее богатство. Кроме того, Джекс будет жить рядом с нами. Ну что в этом плохого? По-моему, все прекрасно!
– А по-моему, нет! Я хочу, чтобы Джекс уехала, как можно скорее и как можно дальше.
Розамунда шумно вздохнула.
– Значит, Жаклин была права. Ты нарочно отправил ее в Бат, чтобы избавиться от нее.
– Черт, я был совершенно прав.
– А теперь ты хочешь погубить ее, выдав замуж, хотя она влюблена в другого. И этот человек тоже любит ее. Разве это не жестоко, Гриффин?
– Жестоко? – усмехнулся он. – Точно так же поступили и те, кто выдал тебя за меня.
Сдерживая негодование, Розамунда ответила:
– Нет, у нас все было иначе.
«Я ведь любила тебя, тупоголовое чудовище, с самого начала».
– Иначе? Неужели? – притворно удивился Гриффин. Он очень напоминал ручного медведя. Да Дирлав сумел навести некий внешний лоск, но внутри он по-прежнему оставался диким и грубым чудовищем. – С самого рождения тебя приучали к мысли, что ты должна быть послушной и выйти замуж за того, кого выберут тебе родные. Когда тебе исполнилось восемнадцать – в этом возрасте любая девушка только и мечтает о каком-нибудь принце, – ты, повинуясь долгу, без колебаний вышла замуж за меня, настоящее страшилище.
– Если бы ты мне не понравился, герцог никогда не выдал бы меня насильно замуж, – ответила Розамунда. О, как она ненавидела его внутреннее, безосновательное презрение к самому себе. Как надеялась справиться с этим, восхваляя его физическую привлекательность. Увы, у нее это не получилось.
Он приподнял пальцем ее подбородок и посмотрел ей в глаза.
– Однако Монфор никогда не позволил бы тебе взять в мужья твоего прекрасного солдата, не так ли? – Его голос звучал хрипло и отрывисто, напоминая чем-то хруст гравия под ногами. – Не стоит отпираться, дорогая. Предательский румянец изобличает тебя.
Но виной тому был вовсе стыд, она покраснела от возмущения. Гриффин ошибся, сочтя краску на ее лице признаком вины.
– Это звучит оскорбительно, сэр.
Он удивленно приподнял брови, изображая насмешливое недоумение, но в его глазах светилась настоящая ярость. Гриффин весь напрягся, словно перед прыжком.
– Правда всегда звучит оскорбительно, не так ли?
– Ты не имеешь ни малейшего представления о правде, – выпалила Розамунда. – Но ты все поймешь. Не стоит меня ревновать, милорд. Я никогда не давала повода для ревности.
– Я не ревную.
– Нет, ревнуешь. Иначе с чего ты стал бы так злиться?
Я никогда намеренно не сделаю ничего такого, что может причинить тебе боль. Капитан Лодердейл мне совершенно безразличен. Я нисколько не расстроюсь, если его никогда больше не увижу. Теперь ты доволен?
Взгляд Гриффина случайно упал на медальон, всегда висевший на ее шее. Розамунда машинально коснулась его рукой.
– Знакомая вещица. Она была у тебя во время нашей первой встречи. Похоже, ты всегда носишь ее, – шумно вздохнул Гриффин. – Покажи мне, что там внутри.
Розамунда окаменела. Внутри был его портрет, но она скорее умерла бы, чем позволила ему увидеть. Ведь тогда он сразу поймет, как давно она была влюблена в него словно глупая и наивная, романтичная простушка. Когда-нибудь она обязательно покажет ему медальон, но только не сейчас, когда он откровенно намекнул, что она притворщица и обманщица.
Увидев, как исказилось от гнева его лицо, она отступила назад.
Он не посмеет обидеть ее, она была в этом уверена. Однако от волнения кровь быстрее заструилась по ее жилам, и она еще сильнее покраснела.
Он надвигался на нее, а она шаг за шагом отступала назад, прикрывая медальон рукой.
Дыхание Гриффина стало тяжелым и прерывистым.
– Я твой муж, и я велю тебе показать мне медальон.
– Нет, можешь мне поверить – это не подарок от Лодердейла.
– Тогда почему ты не хочешь показать его мне?
– Это мое личное дело, – ответила Розамунда, прислоняясь спиной к стене. Дальше отступать было некуда. – Я требую, Гриффин, чтобы ты уважал мои желания. Ни один джентльмен не смеет не уважать желание дамы.
Он уже не мог сдерживать себя, бешенство застилало ему глаза. Не понимая, что делает, Гриффин схватил Розамунду, пытаясь сорвать медальон.
Цепочка порвалась. Несмотря на ее протестующий крик, медальон оказался в его руках.
– Грубиян! – Розамунда кипела от возмущения. Он по-настоящему разозлил ее, никогда никто ее так не обижал.
Не успел Гриффин поднять крышку медальона, как по комнате пронесся звук звонкой пощечины.
Медальон вывалился у него из рук, но Гриффин даже не обратил на это внимания. С глухим ревом он бросился к Розамунде и впился губами в ее рот.
Сперва она пыталась бороться с ним, била кулаками по его широким плечам, топталась на его ногах. Бесплодные, жалкие усилия. Она билась в его объятиях словно бабочка, пойманная в кулак. Продолжая целовать, он схватил ее руки, развел в стороны и прижал их к стене.
Оторвавшись от ее губ, он взглянул ей в лицо. Несмотря на его ярость, как это ни странно, в его глазах она увидела глубоко спрятанную боль и страдание. Кроме них Розамунда ощутила нараставшее в нем желание овладеть ею. Глаза у него были точно такие, какие бывают у голодного человека, который смотрит на хлеб и продукты, выставленные в витринах магазина.
Розамунда все поняла, ей стало жаль его. В ее сердце проснулась нежность, которая начала одолевать полыхавшие там обиду и гнев. Чувства настолько переполняли ее, что она, не выдержав возбуждения и закричав, ответила на его поцелуй. Ответила яростно, горячо, страстно.
Она буквально впилась в его губы, прокусив зубами кожу на нижней губе.
Гриффин застонал. Однако в его голосе слышалась не боль, а настоящее животное вожделение. Его чувственный стон пробрал Розамунду до самых костей.
В тот же самый миг у нее все завертелось перед глазами. Обида и гнев превратились в страсть. Она облизала кровь на его губе и, возбужденная ее запахом, с такой же ответной силой вцепилась в него. Чувствуя себя слабой, находящейся целиком в его власти, она подчинялась его воле. Однако его желание, отразившись в ее душе, усилилось в них обоих, породив взаимное, чувственное стремление.
Щетина на его щеке царапала ее нежную кожу. Осыпая ее поцелуями, он вдруг приник к нежной коже прямо под ее подбородком. Горячая волна пробежала по ее телу, по ее жилам, знакомое ощущение жара овладело ею. Она бесстыдно начала тереться об него, возбуждаясь все сильнее.
Гриффин, возбужденный ею не менее, приподнял ее чуть вверх, так что ее голова оказалась на одном уровне с его головой. Одним бесстыдным движением он вошел в нее, глядя нагло и вызывающе.
– Боже, – застонала она от вожделения.
Поддерживая ее за бедра, тогда как она обхватила его ногами, он начал двигаться взад и вперед в привычном ритме, наполняя ее, возбуждая, приводя в неистовство.
Они много раз занимались любовью, но сейчас все было иначе – острее, жестче, необузданнее. Взаимная злость воспламенила жгучую, почти звериную страсть, и теперь они сгорали в ее огне.
Как только стих первый порыв, Гриффин начал двигаться внутри ее тише, продлевая удовольствие. И эта медленная мука была самой сладкой.
– Быстрее, – не выдержав, взмолилась Розамунда.
Но он лишь покачал головой и ухмыльнулся.
Она знала, что он, как и она, стремится к максимальному наслаждению, он входил все глубже и плотнее. Невольно она обхватила губами мочку его уха, а потом больно прикусила.
