Кристина Брук - Без ума от графа
Несмотря на это, блаженство переполняло ее сердце.
Они оба лежали на мягком душистом сене, постепенно приходя в себя. Искоса наблюдая за ним, она увидела, что он опять поглядывает на нее с нетерпением. Каким бы он мог быть восхитительным любовником – страстным, неутомимым, любвеобильным.
Но она не стала говорить ему об этом, а лукаво заметила:
– Похоже, ты очень доволен собой.
– Да, – усмехнулся он, – не стану скрывать. Очень доволен.
– И я тоже очень довольна тобой, – рассмеялась Розамунда.
Выражение его лица вдруг изменилось, став мягким и добрым.
– Нам пора идти домой. Мне кажется, что то же самое с не меньшим успехом мы повторим в нашей спальне.
Следующие дни, точнее ночи, были наполнены плотскими наслаждениями. По утрам Гриффин уходил по делам, отлучаясь почти на весь день. Требовалось много сил и времени, чтобы управлять таким большим поместьем как Пендон-Плейс.
Розамунда, засучив рукава, принялась наводить порядок в главном доме. Задача непосильная для трех служанок, оставшихся в доме. После кончины деда Гриффин уволил почти всю домашнюю прислугу, а те, что остались, сами уволились после страшной и таинственной гибели мистера Олбрайта. Те слуги, которые работали на конюшне, птичнике, в саду, одним словом, вне дома, ни за что не хотели делить кров со страшным господином Гриффином Девером.
– Что за чепуха! – возмутилась Розамунда. – Откуда такое предвзятое мнение?
– Рози, не могла бы ты говорить потише, – попросила ее Джекс. – Вон там идет миссис Симпкинс, главная сплетница во всей округе.
– Неужели? – с неожиданным любопытством воскликнула Розамунда. – Дорогая, у меня возникла одна мысль.
К удивлению Джекс, Розамунда, взяв ее под руку, потащила следом за миссис Симпкинс, которая вошла в галантерейную лавку. В этом популярном среди женщин всей округи заведении продавались ткани, пуговицы, ленты, тесьма и нитки. Розамунда уже не раз под разными предлогами посещала эту лавку и была знакома с хозяйкой миссис Торн.
Понимая, насколько хорошо слышно любое, даже негромко произнесенное слово в столь небольшом помещении, Розамунда намеренно четким и даже звонким голосом обратилась к Джекс:
– Ничего не поделаешь, дорогая Жаклин, наверное, придется нанимать прислугу из Лондона. Очень досадно, но я не вижу иного выхода. Если не считать двух приходящих служанок, которых я переманила из гостиницы, похоже, здесь нет приличной прислуги.
Жаклин все поняла с полуслова и ловко подхватила:
– Да-да, дорогая. Ты совершенно права.
– Придется платить слугам из Лондона двойное жалованье, чтобы заманить их в такую глушь. Хотя мне совсем не по душе нанимать для работы в провинции городскую избалованную прислугу. Они тут совершенно не на своем месте, да и местные жители точно не станут их любить.
– У всех приехавших слуг, наверное, есть дочери, а эти чудесные создания, выросшие в городе, презирают провинцию.
– О да. Еще как. А как надменно они смотрят на простых сельских обывателей! Пожалуй, я согласилась бы платить двойное жалованье местным жителям, разумеется – из числа честных и добросовестных, – но где их взять?! Хотя мне это не очень нравится, но, видимо, все-таки придется обратиться в лондонское агентство по найму прислуги. Без прислуги в Пендон-Плейс никак нельзя.
С замирающим от волнения сердцем Розамунда услышала оживленное перешептывание хозяйки галантерейной лавочки с самой злостной сплетницей во всей округе. Теперь она почти не сомневалась в том, что к концу недели Пендон-Плейс не будет испытывать ни малейшего недостатка в прислуге.
Выбрав ленту малинового цвета, Розамунда принялась разглядывать ее на ладони.
– Какая прелесть. Жаль, для меня она слишком темновата, но тебе такой цвет подойдет как нельзя лучше.
Примеряя цвет, она приложила ленту к руке Жаклин.
– М-да, она выглядела бы прекрасно, но у тебя не очень белая кожа.
Но тут ей на глаза попалась лента бледно-голубого цвета, которая как раз подходила под цвет глаз ее золовки и хорошо гармонировала с ее смугловатой кожей.
– Не вижу никакого смысла подбирать что-либо по цвету, – заупрямилась вдруг Джекс. Ей было противно заниматься подобными пустяками и безделушками, как она насмешливо называла галантерейные товары и украшения.
– Не говори впредь подобной чепухи, а я сделаю вид, будто ничего не слышала, – спокойно ответила Розамунда. – Дорогая, будет намного лучше, если ты перестанешь сердиться и ворчать. Давай лучше займемся делом. Красота в жизни во многом зависит от нас, надо только приложить к этому руки.
Жаклин понурилась и жалобно, хотя и пыталась выглядеть веселой, проговорила:
– Рози, но я ненавижу танцевать. Я переставляю ноги неуклюже, как пьяный жираф, так шутит Гриффин. Бедный Дирлав дает мне уроки танцев, но все бесполезно. Он буквально рвет на себе волосы от отчаяния. Я не преувеличиваю. Бедняга, по моей вине он скоро будет совсем лысым.
– Ну нет, мы этого не допустим, – усмехнулась Розамунда. – Как жаль, что здесь нет моего кузена Лидгейта. Он превосходный танцор и очень терпеливый учитель.
Сразу после свадьбы Розамунда обо всем написала родным, вызвав в ответ целую бурю писем со множеством подчеркиваний и восклицательных знаков от Сесили и сдержанных похвал от герцога Монфора.
От Ксавье не пришло ни строчки.
Розамунда просила родных и друзей не спешить к ней с визитами, до тех пор пока она не приведет Пендон-Плейс в надлежащий порядок. Ни она, ни Гриффин не собирались ехать в Лондон, хлопот было полным полно.
Но это не могло длиться вечно. Гриффин успешно наводил порядок в поместье, Жаклин тоже была готова к выходу в свет, и Розамунду почти ничего более не удерживало в Пендон-Плейс. Она с затаенным нетерпением предвкушала встречу со своими близкими, только мысль о Ксавье острой иглой торчала в сознании, но Розамунда всегда отгоняла ее прочь. Она едва не витала в облаках от счастья, и ей не хотелось ничем, даже в мыслях, омрачать его.
Несмотря на скрытую неприязнь Жаклин, Розамунда продолжала покупать разные ленты, кружева, пуговицы, нитки для вышивания, хотя уже не знала, куда все это девать: по своему качеству они заметно уступали схожим товарам, продававшимся в Лондоне.
Делая столь обильные покупки, она тем самым пыталась завоевать доверие владелицы галантерейной лавки. Давая деньги, она видела, как радостно и жадно горят глазки миссис Торн. И тут ей пришла в голову еще одна мысль. Вместо Диккона, который доставлял покупки в Пендон-Плейс, кстати, это входило в его обязанности, она попросила сделать это миссис Торн.
Надо было видеть, как загорелось от алчности ее лицо, с каким удовольствием она сжимала в руках полученные монетки. Через несколько дней Розамунда повторила подобный трюк еще раз. Вскоре она сделала столько ненужных покупок, что уже не знала, куда их девать.
– Дорогая, не могла бы ты объяснить, зачем нужно столько платков с моей монограммой? У меня их уже не меньше тридцати штук, – как-то раз спросил ее Гриффин.
– Их вышивает одна женщина в деревне, – намекнула ему Розамунда.
– Ага. – Гриффин задумчиво почесал подбородок. – Все равно я что-то ничего не понимаю.
Она знала, что если откровенно признается – а правда заключалась в том, что Розамунда пыталась во что бы то ни стало завоевать доверие местных жителей, – то ему точно не понравится.
– Милый, это одна из моих причуд. Зачем покупать три платка, если можно заказать тридцать.
Не дав опомниться, она поцеловала его в лоб, и он, отвлеченный ее нежностью, не стал больше задавать вопросов.
На другой день ей предстояло переговорить с множеством народу, который уже мечтал служить в Пендон-Плейс. Хотя Гриффин не вмешивался в ее дела, ей не хотелось обманывать его.
Ни слова не сказав ему, она поставила в известность новую прислугу, что жалованье будет удвоено. Это было неприятно, расточительно, но необходимо.
Розамунда очень хорошо понимала – иногда стоит быть щедрым.
Она сомневалась, что Гриффин поймет все как надо. Тем не менее она училась управлять мужем и уже узнала, что по утрам после страстной ночи он обычно более мягок и покладист, чем вечером.
Итак, завтра надо было с этим кончать. Еще неделя такой неустроенной жизни, и она чувствовала, что не выдержит, сорвется. Пегги как экономка и ее близкие тоже не слишком утруждали себя, и вообще они были не самыми идеальными слугами. Розамунда не могла не видеть, что Пендон-Плейс слишком велик, что без штата вышколенной прислуги тут никак не обойтись.
Она сделает все возможное, чтобы превратить Пендон-Плейс в уютный дом, и когда Гриффин увидит, как все удобно и хорошо, не станет возражать и согласится на все ее нововведения. Сейчас он может не согласиться, но потом, убедившись в ее правоте и ощутив на себе все преимущества новой жизни, станет более сговорчивым. Вот так, постепенно будут сбываться ее мечты.
