Сьюзен Филлипс - Ну разве она не милашка?

– Да, – кивнула Уинни, – но он работает.

– Он всегда работает, – пробурчала Мэрилин, потянувшись за бумажным полотенцем. – Ну чистый янки!

– Помните, как мы его боялись в школе? – засмеялась Линн.

– Только не Шугар Бет, – возразила Эми. – И не Уинни, потому что ходила в любимчиках.

Все дружно захихикали.

– Господи, как я его хотела, – призналась Хейди. – Пусть он странноват немного, но, уж конечно, мужик что надо. Особенно сейчас.

Знакомая тема. С возвращения Колина в Парриш прошло пять лет, а они только начали привыкать к тому, что бывший учитель, мужчина, перед которым они когда-то трепетали, стал членом их дружной компании.

– Мы все хотели его. Кроме Уинни.

– Я тоже. Немного, – заверила Уинни, чтобы как-то оправдаться. На самом деле все было не так. Она могла вздыхать над мрачно-романтической отстраненностью Колина, но никогда не мечтала о нем, как другие девочки. Для нее существовал только один человек: Райан. Райан Галантайн, мальчик, любивший Шугар Бет Кэри всем сердцем.

– Куда я дела прихватки?

Уинни раздала подругам прихватки.

– Колин знает, что она вернулась. Видел свет в каретном сарае.

– Интересно, что он будет делать?

Эми положила на блюдо с окороком специальную длинную вилку.

– Я, во всяком случае, не собираюсь с ней разговаривать.

– Еще как собираешься. Если удастся, конечно, – парировала Линн. – И все мы тоже. Потому что умираем от любопытства. Интересно, как она выглядит?

«Как всегда. Самим совершенством. Блондинкой с журнальной обложки», – подумала Уинни, борясь с желанием помчаться к зеркалу. Убедиться, что сама она больше не толстая, неуклюжая Уинни Дэвис. Хотя ее щеки не потеряли детской округлости и она так ничего и не смогла поделать со своим крошечным, унаследованным от папаши ростом, зато оставалась стройной, как тростинка, благодаря изнурительным упражнениям в тренажерном зале пять раз в неделю. И вообще теперь у нее все как у других женщин – искусно наложенная косметика, подобранные со вкусом украшения, хотя и подороже, чем у подруг, темные блестящие волосы, уложенные в короткую модную прическу: работа лучшего в Мемфисе стилиста. Сегодня на ней были расшитая бисером майка, синие брючки и такие же шлепки. Все новое, модное, красивое, разительно отличающееся от той мешковатой одежды, которую она носила в школе, когда тенью слонялась по коридорам в страхе, что кто-то с ней заговорит.

Только Колин, который тоже был белой вороной, понимал ее и был добр с ней с самого начала. Куда добрее, чем с ее одноклассниками, часто становившимися мишенью для его резких циничных высказываний. И все же девчонки грезили о нем, особенно Хейди с ее страстью к историческим романам. Именно она придумала ему прозвище.

«Он напоминает мне исстрадавшегося молодого герцога в широком черном плаще, который развевается на ветру, и каждый раз в бурю он не находит себе места и мерит шагами стену замка, потому что все еще скорбит о смерти своей прекрасной юной невесты».

С тех пор Колин стал Герцогом, хотя в глаза его никто не смел так назвать. Он был не из тех учителей, кто поощряет подобную фамильярность.

В комнату один за другим стали заглядывать мужчины, влекомые вкусными запахами и желанием узнать реакцию жен на возвращение Шугар Бет. Правда, Мэрилин попыталась их выгнать, но они не обратили на нее внимания, как всегда, когда уж очень хотели есть, поэтому женщины начали свой знакомый танец, перенося еду с кухни к буфету восемнадцатого века, занимавшему целую стену элегантно обставленной столовой Уинни.

– А Колин знает, что Шугар Бет уже здесь? – поинтересовался Дик, муж Мэрилин.

– Именно он и сказал Уинни, – бросила та, сунув ему в руки салатницу.

– А вы, солнышки, еще жалуетесь, что в Паррише никогда ничего не происходит!

Клинт, муж Эми, вырос в Меридиане, но за это время успел узнать все старые истории их детства и настолько ими проникся, что его считали своим. И очень удивлялись, вспоминая, откуда он родом.

Брэд Симмонс, торговавший электроприборами, громко фыркнул. Он был кавалером Линн на сегодняшний вечер. Линн он не слишком-то и нравился, но со времени своего развода она успела «отработать» почти всех достойных женихов в Паррише вместе с несколькими не слишком достойными, но об этом никто не говорил вслух, потому что Линн тяжело воспринимала критику. Имея двух детишек, один из которых был умственно отсталым, и бывшего мужа, вечно задерживавшего алименты, любая нуждается хоть в каких-то развлечениях, и трудно ее в этом упрекнуть.

Последним появился муж Уинни. Он был самым высоким из мужчин, самым стройным и самым красивым, с волосами цвета пшеницы, светло-карими глазами и почти совершенными чертами лица: недаром Мэрилин не раз твердила ему о необходимости выполнить Господне предназначение и стать штатным донором спермы.

«Сивиллы» были слишком хорошо воспитаны, чтобы бросить свои занятия и допросить его, но искоса поглядывали, как он берет штопор и начинает открывать вино.

Старая незажившая рана вновь открылась в груди Уинни. Они женаты чуть больше тринадцати лет. У них прекрасный ребенок, чудесный дом и почти идеальная жизнь. Почти… потому что, как бы ни старалась Уинни, она всегда будет только запасным вариантом в сердце Райана Галантайна.

После двухдневного сидения на коке и сухом печенье Шугар Бет поняла, что откладывать посещение бакалеи больше просто невозможно. Она подождала до вечера четверга, рассчитав, что «Биг стар» к этому времени опустеет, и поехала в город. Удача ей сопутствовала: она не встретила никого из знакомых, если не считать Пег Дракер за кассой, которая пришла в такое волнение, что дважды просканировала виноградное желе, и Кабби Боумара, успевшего поймать ее, пока Пег складывала покупки в пакеты.

Кабби широко улыбнулся, показав зияющую дыру на месте правого резца:

– Эй, Шугар Бет, ты все такая же шикарная, куколка моя.

Его глаза, беззастенчиво скользнув по ее груди, поползли к переду ловко сидевших на бедрах брюк.

– А у меня теперь свой бизнес. Чистка ковров. Дела идут неплохо. Как насчет пары пива в «Дадли»? Посидим, вспомним былые времена.

– Прости, Кабби. Но я зареклась проводить время с роскошными мужчинами с тех самых пор, как решила стать монахиней.

– Черт, Шугар Бет, да ты ведь даже не католичка!

– Да ну? Вот это сюрприз для моего друга папы римского.

– Ты не католичка Шугар Бет. Просто выделываешься, как всегда.

– А ты все такой же умный, Кабби! Передай привет мамочке!

Выходя из магазина, она старательно отводила глаза от плаката, перед которым застыла по пути сюда.

Шугар Бет казалось, что ночь смыкается над ней. Душит. Почти теряя сознание, она направилась к озеру, но, к счастью, сообразила, что не может тратить бензин зря. Поэтому развернулась на Спринг-роуд, недалеко от оконной фабрики Кэри, основанной отцом. Только теперь она называлась ОФК. Трудно представить, что Уинни и Райан дают концерты! Они женаты уже лет двенадцать, не меньше.

Почему ей так больно? Ведь это она, Шугар Бет, его бросила! Со своей типичной самоуверенностью, не позволявшей верно судить о людях, втрескалась в Даррена Тарпа с первого взгляда, забыв о любви до гроба. А теперь Уинни стала одним из инициаторов возрождения города. И заседала в советах большинства городских организаций.

Мимо в противоположном направлении протарахтел фургон Кабби Боумара. Когда-то Кабби с приятелями ночами торчали на газоне перед Френчменз-Брайд, выли на луну и скандировали ее имя:

– Шугар… Шугар… Шугар…

Ее отец обычно спал так крепко, что ничего не слышал, но Дидди вставала с постели и садилась у окна спальни дочери. Курила «Тэритон» и следила за мальчишками.

– Ты станешь женщиной на все времена, солнышко, – шептала она. – На все времена.

– Шугар… Шугар… Шугар…

Женщина на все времена повернула свой потрепанный «вольво» на Мокингберд-лейн и мельком глянула на здание во французском колониальном стиле, бывшее когда-то домом одного из самых известных дантистов города, но теперь принадлежавшее Райану и Уинни. Последние два дня прошли на редкость скверно. Шугар Бет навела некоторый уют в каретном сарае, но так и не смогла напасть на след картины Линкольна Эша, и завтра ей предстояла не менее неприятная перспектива обыска вокзала. Ну почему Таллула не могла завещать ей свои «голубые фишки»[6] вместо убогого каретного сарая и старого железнодорожного вокзала, который следовало бы снести сто лет назад?

Она добралась до конца Мокингберд-лейн и нажала на тормоза, когда фары «вольво» выхватили нечто такое, чего здесь не было, когда она уезжала: тяжелую цепь, натянутую поперек ухабистой подъездной дорожки. Она отсутствовала не более двух часов. Кто-то весьма оперативно сработал.