Салли Маккензи - Без ума от виконта
Джейн состроила гримасу в зеркале. Сожалеет ли она, что не была осторожнее? Нет. Боль, которая пришла, была просто платой за те радости, какие она узнала. А его поцелуи… они были полны наслаждения. Чувствовать губы Эдмунда на своих губах, его язык у себя во рту, его сильное тело в тесном единении с ее телом…
Господи, ведь она по доброй воле готова была пойти с ним на сближение… или что-то еще. Тогда почему же она его ударила, причем ударила сильно? Ему, после того как она убежала, пришлось долго оставаться на террасе и ждать до тех пор, пока не исчезнет след от ее пальцев у него на щеке.
А теперь вот она собиралась вместе с ним посетить художественную галерею. Провести несколько часов в его обществе.
Даже если он не питает к ней ненависти, то и доброго отношения ей от него ждать нечего.
– Быть может, лорд Моттон – просто добросердечный и хорошо воспитанный человек, но я в это объяснение ни капли не верю. И почему ты поддерживаешь с ним столь близкие отношения? Я чуть в обморок не упала, когда узнала, что ты поехала с ним в Королевскую академию. Мне и в голову не приходило, что ты интересуешься искусством. – Мама многозначительно подняла брови. – Я никогда не предложила бы тебе посетить галерею.
Джейн не могла рассказать маме, что обрывок рисунка Кларенса может быть спрятан где-то в галерее на Харли-стрит. Если бы не это, она…
Нет, незачем себя обманывать. Если бы им с Эдмундом не надо было искать оторванную часть рисунка, она все равно хотела бы совершить эту экскурсию только ради того, чтобы подольше побыть вместе с ним.
Она бросила взгляд на дверь – незапертую дверь, которая соединяла их спальни. Джейн всю ночь проворочалась без сна.
– Полагаю, что я… недостаточно интересная спутница, м-м-м? – сказала мама.
Джейн приподняла плечо, стараясь не встретиться в зеркале со взглядом матери. Надо как можно скорее закончить туалет хотя бы ради того, чтобы избавиться от маминой болтовни.
– Какую галерею вы собираетесь посетить сегодня, Джейн?
Вопрос достаточно легкий.
– Ту, которая на Харли-стрит.
– Что?!
У мамы открылся рот, и глаза едва не выскочили из орбит. Она мертвенно побледнела. Что все это значит?
Джейн вскочила с места и схватила мать за руки.
– Мама! У вас такой вид, словно вы сейчас упадете в обморок! Присядьте, прошу вас!
Споткнувшись, мать опустилась на стул, с которого только что встала Джейн.
– Харли-стрит? – еле выговорила она. – Ты сказала – Харли-стрит?
– Да, а что? Я не понимаю…
Боже милостивый! Не могла же мама попасть на рисунок Кларенса, нет?
Немыслимо. Мама всей душой предана папе, они женаты больше тридцати лет. И даже если бы она не была такой преданной, она ведь очень мало времени проводит в Лондоне. Должно быть, за этим непонятным испугом кроется что-то другое. Но что?
– Не будьте такой неразумной, мама, – заговорила Джейн. – Лорд Моттон уже все спланировал. Он мне сказал, что даже спрашивал у вас на днях, в какие часы галерея открыта для посетителей.
– Да, это верно, только я не думала, что он собирается взять с собой тебя!
Мама, разумеется, думать не думала, что красавец лорд захочет появиться где бы то ни было на людях с ее простенькой на вид дочерью. Джейн выпрямилась.
– Я поеду, мама, – заявила Джейн, надеясь, что голос ее звучит не столь нервозно, как она себя чувствует. – И смею сказать, что лорд Моттон с нетерпением ждет меня внизу у подъезда.
Мама опустила голову на ладони и застонала.
– Я пришлю наверх Лили, она о вас позаботится. Думаю, вам станет лучше после чашки укрепляющего чая, а может, стоит и немного вздремнуть.
– Ох-х!
Мама протянула руку и вцепилась в запястье Джейн.
– Что такое?
– Скажи мистеру Боллингбруку, это он обычно встречает посетителей галереи, хотя его появления, возможно, придется подождать, он любит заниматься живописью в студии… – Мама сделала паузу и глубоко вздохнула. – Скажи ему, что ты – моя дочь. Впрочем, я уверена, что он тебя узнает. Я ведь привозила тебя туда несколько лет назад, верно?
– Да, я…
– Ладно. Скажи мистеру Боллингбруку, кто ты такая. Да, он тебя непременно узнает. У него, как у художника, отличная память на детали, это само собой, да и вообще отличная память. И передай ему, что я прошу его запереть Голубую спальню. Го-лу-бую, запомнишь?
– Да, конечно, однако…
– Вот и хорошо. А я пойду прилягу. – Мама встала со стула. – Желаю тебе приятной поездки. Только не заходи в Голубую спальню. Послушай меня, раз я говорю тебе, чтобы ты и не думала заходить в эту комнату.
– Да, я…
Слова Джейн повисли в воздухе. Мама уже испарилась.
Что там такое, черт побери, в этой самой Голубой спальне?
Моттон старался сосредоточить все свое внимание на лошадях – как ему казалось, именно сегодня на проезжей части улиц было что-то не по-обычному много неосторожных любителей быстрой езды. Однако внимание его слишком часто переключалось на ту, что сопровождала его в поездке. Он никак не мог решить, о чем заговорить с ней.
– Удобно ли вам? – спросил он.
Не то чтобы очень заметно, однако она все-таки поерзывала на сиденье.
– Вы меня уже спрашивали об этом, – ответила Джейн.
Да, он спрашивал, но ей не стоило о том напоминать.
Моттон слегка натянул поводья, чтобы избежать столкновения с фаэтоном, сиденье которого скорее было похоже на высокий насест. Идиот кучер сделал крутой поворот с Брук-стрит, даже не глянув в сторону их экипажа.
– Эй! – Джейн ухватилась одной рукой за подлокотник сиденья, а другой дернула Моттона за рукав. – Нельзя ли поосторожней?!
К дьяволу, это было уже слишком!
– Не только я повел себя неосторожно.
Джейн искоса бросила на него быстрый взгляд и снова уставилась прямо перед собой.
Моттон стиснул зубы. Ну с какой стати Джейн все время обижается? Ведь он заботится о ее безопасности, и только!
И можно начать с того, чтобы уберечь ее от самой себя.
Черт побери! Он заставил себя сделать глубокий вдох и расслабить челюсти. Он понимал, что должен принести ей извинения, – понимал с той самой минуты, как чуть ли не силой увел ее на террасу у дома Истхейвена. Он полночи проворочался с боку на бок, размышляя об этом происшествии.
Зато вторую половину ночи он пролежал неподвижный, как бревно, и твердый, словно камень, куда более твердый, чем гипсовый пенис Пана, пытаясь сообразить, сумеет ли он придумать хоть какой-то подходящий повод, чтобы воспользоваться этой проклятой смежной дверью.
– Мисс Паркер…
– Милорд?
Ох, черт… что это произошло сегодня с лондонцами? Теперь вот опрокинулась тележка для перевозки цветов. Если бы те, кто ею управляет, не оказались такими проворными и умелыми, и если бы он сам не был таким хорошим кучером, они бы тоже могли оказаться на земле.
– Отлично сделано, милорд, – произнес со своего высокого сиденья Джем.
– Спасибо на добром слове, Джем. – Намерена ли барышня, что сидит рядом с ним, также поблагодарить его за находчивость и умение? Само собой, что нет. – С вами все в порядке, мисс Паркер-Рот?
– Не совсем. Я чуть не свалилась на мостовую.
Пожалуй, не стоит на нее огрызаться. Она немного испугалась, да и сам он ощутил укол страха. В данном случае молчание – наилучшая политика. Если он не скажет больше ни слова, ему потом не о чем будет сокрушаться.
Как бы ему убедить ее в необходимости соблюдать осторожность? Если она права, они найдут другую часть рисунка в галерее на Харли-стрит и будут весьма близки к разгадке нарисованного, а может, и к установлению личности Сатаны. Тогда все станет еще опаснее.
Он услышал вздох и повернулся к Джейн.
Она встретила его взгляд и слегка улыбнулась:
– Прошу прощения за то, что оказалась такой драчливой, милорд. Я всю ночь не могла толком уснуть.
Чудо за чудом – это же извинение! Ну, теперь его черед.
– Надеюсь, что не я был причиной вашей бессонницы.
Черт побери – она покраснела! Значит, все-таки она не спала из-за него. Это было только справедливо, ведь и он из-за нее лишился сна. Моттон снова устремил взгляд на уши лошадей.
– Я тоже должен попросить у вас прощения за свое поведение на террасе. Это было несправедливо и даже бессовестно с моей стороны. Я от всего сердца раскаиваюсь.
– Вы раскаиваетесь?
Проклятие, неужели она произнесла это со злостью? Нет, у него просто разыгралось воображение.
– Разумеется, иначе быть не может.
Несколько минут они ехали в молчании. Собственно говоря, до галереи было уже совсем недалеко.
– И вы раскаиваетесь во всем, что было? – очень-очень тихо спросила она.
– Что?
Он скосил глаза, чтобы посмотреть на нее. Она старательно расправляла юбку. Бегло глянула на него и снова занялась своим платьем.
– Вы целиком и полностью раскаиваетесь в том, как вели себя вчера вечером, или есть и то… – Джейн откашлялась. – …о чем вы не сожалеете?
– Ну, как бы сказать…
Чего она, собственно, добивается? У Моттона возникло опасение, что любое его слово может быть истолковано во вред.
