Кристина Брук - Без ума от графа
Гриффин дернулся, задрожал, конвульсия пробежала по его телу. Он уткнулся головой в ее грудь, издав стон, и застыл прямо на ней, совершенно обессиленный.
Изнеможение овладело им. Слова с губ слетали прерывисто и невнятно. Больше всего на свете ему хотелось спать.
– Как… ты? Тебе… не больно?
Глупый вопрос.
– Немного.
Ее неуверенность смутила его. Ему стало неловко. Боже, как грубо он взял ее. Наверное, он отбил у нее на всю жизнь охоту заниматься любовью.
– Ты был просто великолепен… – Ее тихий голос едва долетал до его слуха. – После всего того, что ты сделал перед этим, мне было почти не больно.
«Как хорошо. Просто замечательно», – подумал он засыпая.
– Гриффин? – Розамунда ласково дотронулась до его плеча, но у него не было сил повернуть к ней голову.
Беда с этими женщинами. После любви им, как назло, хочется поболтать, излить свои чувства, поделиться своими ощущениями. Ему не хотелось обижать ее, но у него не было ни сил, ни желания объяснять ей, каким усыпляющим действием на мужчин обладает оргазм. Он почти отключился.
– Мм? – сквозь сон промычал он.
– Нам надо пожениться, завтра. Ты не против?
– Мм. – Гриффин ничего уже не слышал, он спал.
– Вот и прекрасно, – сказала Розамунда, целуя его в щеку.
Глава 15
Диккон ждал хозяйку, спрятавшись в глубокой тени стены конюшни при гостинице.
– Миледи. – Он слабо окликнул ее, услышав топот конских копыт. Подойдя, помог спуститься.
– Спасибо, Диккон, – поблагодарила его Розамунда, морщась от боли.
После ночи любви ездить верхом было весьма болезненно. Даже мерная рысь ее лошади причиняла ей боль.
Как только она спустилась на землю, то от усталости у нее едва не подгибались колени. Розамунда с трудом заставила себя выпрямиться. В первые мгновения она даже засомневалась в том, что сумеет дойти до гостиницы и подняться к себе в номер.
Краска стыда и смущения залила ее лицо, но к счастью, в темноте Диккон ничего не заметил. Или не хотел замечать. Была ли причина ее ночной отлучки столь же очевидна для него, как это казалось ей самой?
Отбросив эту неприятную мысль, она аккуратно всунула в руку слуге деньги. Сделав вид, что ничего не увидел, Диккон быстро спрятал деньги в карман.
– Задняя дверь в ограде не заперта, – прошептал он. – Затем пройдете по дорожке между гостиницей и прачечной и поднимитесь по черной лестнице. В столь поздний час вы вряд ли кого-нибудь встретите.
– Благодарю вас, Диккон. Вы самый лучший слуга.
Розамунда побрела к дому, тогда как сам Диккон тихо повел лошадь в конюшню.
Она шла и благодарила судьбу за то, что герцог послал вместе с ними в Пендон-Плейс именно Диккона. Иначе она вряд ли сумела бы так ловко устроить эту ночную отлучку. Диккон был сразу подкуплен Сесили, едва успев перешагнуть порог их лондонского особняка, и с того самого времени верно служил юной хозяйке, прикрывая все ее проделки и шалости, причем их было так много, что Розамунда уже ничего не хотела слышать об этом от Сесили.
Возможно, ни Розамунде, ни Сесили не надо было вовлекать его в свои тайные дела, с их стороны это было не очень порядочно. Однако Диккон ни разу за всю службу не возразил и не уклонился, напротив, у него всегда был такой вид, как будто ему нравилось принимать участие в их проделках. Конечно, он не мог не понимать, насколько рисковал, прикрывая столь опрометчивый, почти безрассудный поступок Розамунды. Если бы герцог узнал, то незамедлительно выгнал бы Диккона.
Совесть мучила Розамунду. Пробираясь тайком в свой номер, она решила: если герцог уволит слугу, то она, став графиней Трегарт, возьмет его к себе на службу.
О, с каким удовольствием она жила бы в Пендон-Плейс! Здесь было все, к чему стремилась ее душа. Или почти все.
С присущей ей силой духа и упорством она дождалась, когда Гриффин проснется и поговорила с ним. Перед ее уходом он твердо пообещал ей с утра послать за своим другом, викарием с тем, чтобы тот завтра обвенчал их.
От одной лишь мысли, что через несколько часов она станет графиней, у Розамунды сладко замирало сердце.
Несмотря на усталость и боль, ее тело буквально пело от радости: наконец-то осуществится ее мечта и она займет то положение, которое было ей предназначено с детства. Жаль, что Джейн и Сесили не смогут быть завтра рядом, два самых близких ей человека не разделят с ней огромное счастье.
На мгновение в ее сознании мелькнул образ Ксавье. Да, он лишь иронически улыбнулся бы ей и цинично заметил, что она совершила глупость. Ха, много он понимает!
Вдруг за углом раздался звук льющейся воды. Затем послышались пьяные голоса, запахло пивом. Выглянув, она увидела двух мужчин, стоявших к ней спиной и мочившихся на землю.
Розамунда быстро спряталась за какой-то дверью, судя по запаху мыла, прачечной. Она стояла и ждала, когда они закончат свое дело, почти не прислушиваясь к тому, о чем они говорили. Вдруг до ее слуха донеслось имя Трегарт. Она чуть-чуть приоткрыла дверь, чтобы лучше слышать.
Однако мужчины были сильно пьяны, говорили невнятно, к тому же на корнском диалекте, одном из кельтских языков, поэтому вообще было трудно понять, о чем они говорят.
Несмотря на это, ей удалось ясно и отчетливо разобрать одно-единственное слово – «убийца». Оно словно обухом ударило ее по голове.
На следующее утро, вернувшись с конной прогулки, Гриффин, к своему удивлению, обнаружил странную суматоху в огромном холле.
Джошуа и двое слуг, которых он никогда не видел, поднимали два тяжеленных сундука. Они втащили их наверх и понесли в его спальню. Гриффин торопливо шел следом за ними.
В спальне он увидел Дирлава. Камердинер стоял посредине комнаты в окружении несметного количества сундуков и коробок и раздавал распоряжения слугам.
– Черт, что все это значит? – рявкнул Гриффин, входя внутрь. Впрочем, он уже догадался, в чем тут дело.
Дирлав изобразил на лице почтительную улыбку.
– Милорд, после своего отъезда вы оставили кое-что.
Гриффин усмехнулся про себя, подразумевал ли Дирлав среди этого кое-чего и самого себя. Однако по лицу Дирлава никак нельзя было сказать, что он обижен. Гриффину стало неловко. В самом деле, хорошо ли он поступил, уехав, бросив беднягу одного в Лондоне?
– Большая часть ваших заказов, милорд, выполнена. Понимая, в чем вы можете нуждаться, я взял на себя смелость захватить с собой еще несколько вещей, без которых трудно представить себе жизнь в деревне.
– Неужели ты хочешь сказать, что это еще далеко не все? – Гриффин от удивления вытаращил глаза. Чудовищные размеры его нового гардероба поражали.
– Конечно, не все, милорд. Остальное хранится в ваших комнатах в особняке Монфора.
Гриффин напоминал собой статую, изображавшую удивление. Запинаясь, он спросил:
– К-когда же мне носить все это?
– Пусть милорд простит мне мою дерзость, но это моя забота. – Дирлав виновато развел руки в стороны. – Но, милорд, когда у вас есть камердинер, вам не стоит забивать голову подобными пустяками.
Гриффин задумчиво почесал подбородок. Раньше он почти не думал о том, что надеть, не стоило об этом волноваться и теперь. Отлично! Рядом с ним Дирлав, он обо всем и позаботится.
– Дирлав, сегодня я женюсь, – решительно произнес Гриффин, с удовольствием отмечая, как изменилось обычно невозмутимое лицо его слуги.
– О-о, в таком случае, милорд, следует выбрать соответствующий наряд для столь праздничного события. Но сперва надо побриться, вы не против? Ах да, еще подстричься. Джошуа, принесите горячей воды, и побыстрее.
Все более или менее обдумав этой ночью, Гриффин решил, что надо как следует подготовиться к свадьбе. Розамунда без всякого труда соблазнила его, он был как мягкий воск в ее руках. Пришло время расплачиваться.
Дело зашло слишком далеко. Подсознательно он догадывался, что ей не меньше, чем ему, хотелось завлечь его в любовные сети. Ну а о нем вообще говорить нечего, он давно и страстно мечтал о такой ночи любви.
Наконец Розамунда принадлежит ему. От одной этой мысли ему стало жарко и кровь быстрее побежала по жилам.
Хотя он вел себя как эгоист, она отдалась ему, надеясь обрести всю полноту счастья, он же поступил не совсем честно, пойдя ей навстречу. Розамунде ничего не было известно о тех трудностях, которые поджидали ее как будущую графиню Трегарт.
Если бы только знать, как велика опасность.
Ему ничего не было известно о тех уликах, которые опять всплыли в деле об убийстве Саймона Олбрайта. Если старина Уильям Дрейк, их мировой судья, уверял, что нет никаких оснований для беспокойства, то скорее всего так оно и было. В противном случае он уже сидел бы в заточении в кандалах.
Тем не менее факт оставался фактом. Все местные жители единодушно считали его убийцей. Казалось, что кому-то выгодно распространять и подогревать подобные слухи, благодаря чему изначальные подозрения в умах людей превратились в уверенность.
