Стефани Лоуренс - Прекрасная Юнона
Истина заключалась в том, что Хелен так до конца и не могла поверить в то, что все происходящее с ней – правда. Ей не верилось, что радуга, появившаяся на горизонте ее жизни, не исчезнет со следующим рассветом. Она давно убедила себя в том, что ей суждено прожить без любви. И теперь, когда любовь явилась перед ней на золотом блюдечке, это превзошло все ее ожидания. Хелен Уолфорд никогда не чувствовала себя такой счастливой.
Примириться с внезапной переменой в ее жизни оказалось непростой задачей, еще больше осложнявшейся постоянным присутствием Мартина и сбивавшим ее с толку взглядом его серых глаз. Когда ее карета, постукивая колесами по мостовой, доставила Хелен домой к одинокой постели, она села и, вздохнув, обратилась к небесам с немой молитвой: «Прошу тебя, Господи, пусть на этот раз все будет по-другому. И пусть на этот раз судьба будет ко мне добра. Чтобы на этот раз мои мечты не рассыпались в прах, и я, наконец, стала такой же счастливой, как Доротея».
Почувствовав легкую дрожь, Хелен закрыла глаза и пожелала, чтобы все сбылось.
Дэмиан Уиллисден вернулся в столицу на следующий день. Серьезные финансовые затруднения заставили его на время уехать в деревню к приятелю. С намерением найти подходящую компанию, чтобы наверстать упущенное время, Дэмиан отправился в стрелковый клуб Мэнтона. Но вместо этого он наткнулся на своего брата.
Широкие плечи, обтянутые прекрасно сшитым сюртуком тончайшего сукна, исключали возможность ошибки. Мартин пришел пострелять в компании друзей.
Сообщая ему о том, что Мартин вернулся целым и невредимым и занят принятием наследства, мать была против обыкновения немногословна во всем, что касалось нового графа. Дэмиан воспринял это как очередное проявление ее всем известного равнодушия к Мартину и ко всем его делам. Он даже больше, чем мать, жил в уверенном ожидании того, что его опрометчивый старший брат позволит себя убить, оставив титул ему. То, что Мартин все еще жив, стало тяжелым ударом. И для Дэмиана, и для его кредиторов.
Очередной сюрприз поджидал его, когда он обратился к брату за помощью. Разговор, состоявшийся через несколько дней после возвращения Мартина, убедил Дэмиана в том, что, пока Мартин жив, ему едва ли удастся попользоваться его щедротами. Его воспоминания о брате можно было назвать в лучшем случае туманными. Их разделяла разница в десять лет, и они никогда не были близки. Однако Дэмиан смутно надеялся, что легко сможет убедить брата, которого считал немного туповатым и который провел столько лет в заморских колониях, поделиться с ним наследством. Вместо этого разговор получился крайне неприятным и надолго отбил у него желание морочить Мартину голову.
Дэмиан успокаивал себя тем, что люди, подобные Мартину, обречены умирать молодыми. Это всего лишь вопрос времени.
Наблюдая, как рука, твердо державшая один из знаменитых пистолетов Джозефа Мэнтона, целилась в самый маленький кружок из тех, что предлагались в клубе в качестве мишени на расстоянии двадцати шагов, Дэмиан размышлял, что, скорее всего, такое мастерство необходимо для поддержания статуса великосветского повесы, которым так гордился его брат. Раздался выстрел, дым рассеялся. В самом центре кружка появилась маленькая дырочка с обуглившимися краями. Когда с поздравлениями к брату вышел сам Мэнтон, Дэмиан понял, что ему остается надеяться только на то, что жизнь Мартина оборвет какой-нибудь оскорбленный муж.
Отвернувшись от Десборо и Фэншоу, чтобы положить пистолет, Мартин увидел входящего в дверь Дэмиана. Он кивнул и, с недовольным видом глядя на приближающегося брата, не смог сдержать скептической понимающей улыбки. Заметив его улыбку, Дэмиан помрачнел. Мартин почувствовал, как его собственное лицо стало жестче. Строго говоря, в том, как выглядел Дэмиан, не было ничего отталкивающего. Его сюртук, хоть и не из самой лучшей ткани, был хорошо скроен. То же самое относилось к его бриджам и сапогам. Раздражение вызывало его поведение. К своим двадцати четырем годам ему следовало бы достичь зрелости и набраться ума. Однако нахальство Дэмиана, вкупе с его уверенностью в том, что семья при любых обстоятельствах обязана оплачивать его непомерное мотовство, убедили Мартина в незрелости Дэмиана.
Когда брат остановился перед ним, Мартин вопросительно поднял брови:
– Вернулся к столичным удовольствиям?
Дэмиан пожал плечами:
– Жизнь в деревне слишком медлительна, на мой вкус. – Он подумывал попросить денег в счет своего содержания, но отказался от этой мысли. Положение еще не было критическим. Дэмиан кивнул в сторону мишени. – Отличный выстрел. Это ты в колониях так научился?
Мартин засмеялся:
– Нет. Этот талант я довел до совершенства задолго до того, как покинул эти берега. – Он помолчал. – Почему бы тебе не попробовать?
На мгновение Дэмиан задумался. Его увлекла перспектива присоединиться к своему брату в этом светском занятии и в такой благородной компании. Потом его взгляд упал на золотое кольцо-печатку на правой руке Мартина, и детская зависть затуманила ему голову.
– Это не для меня. Мне ведь не угрожает опасность со стороны разгневанных мужей.
Немного удивившись собственной грубости и не уверенный в том, какую реакцию она может вызвать, Дэмиан резко повернулся на каблуках и быстро вышел из клуба.
Тони Фэншоу, который, стоя рядом с Мартином, стал невольным свидетелем этой сцены, бросил вслед Дэмиану озадаченный взгляд.
– Этого щенка нужно проучить, – сказал он. – Чертовски невежливо так отвечать на приглашение.
Мартин, также смотревший вслед брату, повернулся к нему и с отсутствующим видом кивнул.
– Боюсь, – сказал он, – манеры моего брата далеки от совершенства. Впрочем, яблоко от яблони не далеко падает. – Взяв себе на заметку, что рано или поздно ему придется что-то делать с Дэмианом, Мартин вернулся к своим друзьям и продолжил состязание.
Он любит ее.
Этот рефрен снова и снова повторялся в голове Хелен, когда она кружилась по бальному залу в доме леди Броксфорд в крепких объятиях Мартина Уиллисдена. Когда она, наконец, позволила своему сознанию утвердиться в мысли о том, чтобы провести остаток жизни под взглядом серых глаз Мартина, ее сердце воспарило. Золотая чаша на конце радуги наконец должна была достаться ей.
Посмотрев вверх, Хелен увидела теплый взгляд серых глаз, в глубине которых таилась нежность.
– Хотел бы я знать, о чем вы думаете, миледи.
Этот низкий, немного хриплый голос вызвал в ней шквал разнообразных чувств. Стараясь унять радостную дрожь, Хелен в задумчивости прищурила глаза:
– Не думаю, что будет очень умно рассказывать вам, о чем я думаю, милорд. Правила хорошего тона определенно велят мне хранить молчание.
– О-о? Не может быть, чтобы ваши мысли были настолько скандальны.
– Они вовсе не скандальны. Скандальны вы, – возразила Хелен. – Я уверена, что где-то в «Настольной книге для юных леди», под заголовком «Как вести себя с ловеласами», написано, что нет ничего более неразумного, чем поощрять их.
Серые глаза широко раскрылись.
– А ваши мысли способны меня поощрить?
Хелен постаралась ответить на его настойчивый взгляд полнейшим равнодушием. Но ее партнера это не испугало.
– Моя дорогая Хелен, я подозреваю, что ваше образование было несколько неполным. Вы определенно никогда не дочитывали эту главу до конца. В противном случае вы бы знали, что еще более неразумно подогревать аппетиты ловеласа.
В ответ на такой неприкрытый выпад глаза Хелен округлились. К счастью, в этот момент они приблизились к концу зала, и Мартину пришлось отвлечься на то, чтобы сделать поворот. Его рука крепче сжалась вокруг нее, отчего у Хелен еще сильнее перехватило дыхание. Она чувствовала себя как ягненок, которого собирается сожрать голодный волк. В определенном смысле эта идея показалась ей весьма привлекательной, что с очевидностью говорило о полном беспорядке в ее мыслях.
Мартин посмотрел ей в лицо. Облегающее шелковое платье Хелен цвета морской волны подчеркивало ее роскошные формы, шурша и скользя по его фраку с каждым движением танца. Это шелковое шуршание волновало ее еще больше, и Мартин сомневался, что она в состоянии изменить ход своих мыслей и отвлечься от того нескромного направления, которое он задал им. И хотя ему нравилось состояние, в котором пребывала Хелен, он решил не принуждать ее к дальнейшей беседе, переключившись на обдумывание вопроса «когда». Когда он должен просить ее руки?
Мартин планировал сделать предложение, как только будет уверен, что Хелен достаточно свыклась с мыслью стать графиней Мертон и преодолела очевидную нервозность, связанную с возможностью повторного замужества. Опыт подсказывал ему, что все опасения, которые она скрывает, уже отошли в прошлое. Когда прозвучали последние аккорды вальса, Мартин принял решение. Откладывать больше не было причины.
