Элизабет Чедвик - Зимняя корона
Глава 12
Вестминстер, весна 1158 года
– Мама, мама, смотри!
Весь сияя, Гарри вихрем ворвался в комнату. За ним не столь резво следовали отец и Томас Бекет. На плече Генриха сидела маленькая бурая обезьянка с цепью на шее. В ловкой кожистой руке она сжимала финик и деловито грызла заморский фрукт, поглядывая вокруг умными черными глазами из-под мохнатого лба.
Алиенора изумленно уставилась на животное, не зная, рассмеяться или разозлиться. Только обезьяны ей и не хватало. Придворные дамы принялись сюсюкать и глупо причмокивать.
– Как думаешь, подходящий подарок для Людовика? – спросил Генрих, весело усмехаясь. – Будет сидеть у него на плече и давать советы – обезьяны славятся своей мудростью.
– Его зовут Роберт! – с воодушевлением выкрикнул Гарри. – Я хочу оставить его себе!
– Ах нет, сын. – Генрих покачал указательным пальцем. – Это подарок королю Франции. Когда подрастешь, может, и тебе купим такого зверя.
Алиенора удивленно вскинула брови.
– В самом деле, великолепная идея, – процедила она. – А своих советчиков не хочешь заменить обезьянами? Они-то стоят всего несколько мешков миндаля и фиников. Существенная экономия.
Генрих осклабился:
– Томас, что скажешь? Что, если я заменю тебя обезьяной?
Бекет неприятно улыбнулся:
– Уверен, вы нашли бы это очень поучительным, сир.
Обезьянка уселась поудобнее на плече Генриха, обвила его шею хвостом и принялась старательно искать вшей в его волосах.
Алиенора расхохоталась:
– Да она еще более расторопна, чем вы, милорд канцлер. В это просто трудно поверить!
Генрих оторвал обезьяну от важного занятия, чем вызвал ее пронзительный визг, и отдал животное Бекету.
– У милорда Томаса очень-очень много обезьян! – возбужденно прокричал Гарри. Он наморщил лобик, подсчитывая. – Двенадцать! Пойдем посмотрим на них, мама, ну пойдем! – Сын дергал Алиенору за руку.
– Зачем же двенадцать? – Алиенора издевательски воззрилась на Томаса. – А одной что же, недостаточно?
Томас переглянулся с Генрихом и улыбнулся:
– По одной на каждую вьючную лошадь с гостинцами для торжественного въезда в Париж, – объяснил он. – А потом их подарят избранным членам французского двора.
– Все это – чтобы показать Людовику, как много власти и богатства в моем распоряжении, – подхватил Генрих, – ну и позабавить французов. – Король одобрительно похлопал канцлера по плечу таким же жестом, каким поощрил бы коня, успешно выполнившего трюки в манеже. – Томас необыкновенно изобретателен. У него есть не только мудрые обезьяны, но и попугай, читающий «Отче наш» на латыни, и два беркута. – Его глаза засияли весельем и гордостью. – Не говоря уже о своре отборных гончих, сторожевых собаках, а уж мехов, материи и мебели достаточно для убранства дворца.
– В казне что-нибудь осталось или ты все отдаешь французам? – язвительно поинтересовалась Алиенора.
Стыдно было представить, как Людовик, с его безупречным вкусом, отнесется к этому чрезвычайно помпезному и столь же вульгарному фарсу, но, возможно, вкусам обычных парижан это зрелище польстит. Сколько денег и стараний тратится на то, чтобы добиться союза, который она не одобряет. Эта мысль Алиенору угнетала.
Томас затейливо поклонился:
– Не беспокойтесь, госпожа, я не трачу больше, чем королевская казна может себе позволить.
– Отрадно слышать, – презрительно ответила Алиенора, но, чтобы повеселить Гарри и удовлетворить собственное любопытство, набросила плащ и отправилась вместе с сыном смотреть на плоды трудов Бекета.
Со стороны устроенного Томасом зверинца доносился оглушительный шум и немилосердный запах. Алиеноре пришлось прикрыть нос краем вимпла. Как и сказал Генрих, псарня кишела собаками. Черные и рыжевато-коричневые ищейки с грустными мордами, висячими ушами и низким глухим лаем. Длинношерстные гончие, привезенные с уэльских границ. Неугомонные, беспрерывно лающие терьеры, златошерстные мастифы, крупные и мускулистые, как львы, призванные охранять многочисленные повозки с грудами подарков и всякой всячины. Гарри шел от загона к загону, от клетки к клетке, широко раскрывал глаза и на каждом шагу восхищенно вскрикивал.
Генрих взял руку Алиеноры:
– Все наши усилия окупятся, я обещаю.
– Как говорится, чем больше платишь, тем выше цена.
Он сердито взглянул на жену:
– Да забудь ты хоть на минуту о своей гордыне и подумай о будущем. Этот союз принесет нам земли Вексена, когда Гарри и Маргарита поженятся. Мир с Людовиком позволит отправить армию в Тулузу и вернуть область во владения Аквитании. Этот брак только средство для достижения цели.
Алиенора в отчаянии сомкнула губы. Слепому видно, что на самом деле цель всей этой показухи – удовлетворить страсть Томаса Бекета к шику и жажду Генриха перещеголять Людовика, раздавить его пышной демонстрацией своего богатства, которого француз лишен. Все равно что один кобель показывает свое превосходство, пуская струю выше, чем соперник. Однако, если в конце концов удастся подчинить Аквитании давно желанную Тулузу, что ж, может быть, игра и стоит свеч.
– Верь мне. – Генрих улыбнулся своей открытой улыбкой, которой, она знала, верить нельзя.
Взяв Гарри на руки, муж пошел в конюшню смотреть на лошадей, приготовленных Бекетом для парада.
Братья Генриха, Амлен и Вильгельм, были уже там и вместе с Джоном Фицгилбертом, одним из маршалов Генриха, оценивали животных. Фицгилберт был искусным наездником и по поручению Генриха помогал Бекету подобрать лошадей требуемой масти и качества. С ним были два его сына: серьезный сероглазый паренек лет шестнадцати и темноволосый отрок чуть помоложе. Младший уверенно оседлал гнедого иноходца, а Амлен в это время изучал зубы коня, определяя его возраст.
– Превосходное животное, – произнесла Алиенора, присоединяясь к собравшимся.
Мужчины почтительно поклонились.
– Это чтобы тянуть повозки, – объяснил королеве Амлен. – Канцлер требует пять упряжек из двух коней и чтобы все лошади были одной масти и размера.
– Он не просит невозможного, всего лишь чуда, – язвительно заметил Джон Фицгилберт.
– Ты знаком с барышниками и знаешь, где искать, милорд маршал, – вступился за Томаса Генрих. – Я верю в тебя. Ты поставлял моей матери лошадей и в более сложных обстоятельствах, когда она воевала за корону.
Фицгилберт поклонился.
– Я все еще могу быть вам полезен, сир, – сказал он с едкой улыбкой.
Алиенора была лишь поверхностно знакома с Джоном Фицгилбертом. В былые дни в его обязанности входило снабжать войска лошадьми, но теперь он служил по налоговому ведомству, преимущественно в Вестминстерском казначействе. Иногда он бывал при дворе, но видной роли при новом правлении не играл. Левую половину его лица покрывали плотные рубцы от ожога, глазница была пустой – память о том страшном дне во время войны между императрицей Матильдой и королем Стефаном, когда Фицгилберт оказался запертым в горящем аббатстве. Правая сторона свидетельствовала, что до увечья он был весьма привлекательным мужчиной с волевым и выразительным лицом. Теперь ему под пятьдесят, в светлых волосах серебрилась седина, но он был все еще высок и статен и всем своим видом внушал людям уважение и, несмотря на изуродованную щеку, вызывал неизменный интерес у женщин. Генрих относился к нему как к старому боевому коню, которого следует держать в узде, но тем не менее высоко ценил его деловые качества.
Гарри указал пальцем на гнедого жеребца:
– Хочу покататься!
– Оп-па! – Сидящий на коне юноша наклонился и протянул руку. – Вы можете сесть вместе со мной, сир.
Амлен подсадил Гарри, и сын Фицгилберта бодро и уверенно подхватил принца и заботливо устроил его перед собой в седле.
– У Уильяма есть два младших брата, – пояснил маршал.
Пока взрослые беседовали, Уильям прокатил Гарри вокруг двора, пустив лошадь медленным шагом, затем передал ребенка няне и ловко спрыгнул с гнедого. Он нашел горбушку черствого хлеба, покормил коня с ладони, похлопывая его по шее. Алиеноре понравился отпрыск маршала: озорной и резвый мальчуган, но держится в рамках приличия.
Вдруг обезьянка, которую перед этим взял подержать Гарри, вскарабкалась по телу Уильяма вверх, вырвала у него из рук корку хлеба и уже собралась было улизнуть со своей добычей, но сын маршала оказался проворнее и схватил ее за цепь, удерживая воришку, хотя животное уже сунуло хлеб в рот.
– Нет. – Фицгилберт-старший нахмурился. – Предваряя твой вопрос: мы не заведем такую же у нас дома. Бог свидетель: мне хватает и ваших шалостей. Потом еще и ваша мать привяжется к ней, и тогда покоя мне не будет даже в собственной опочивальне.
Уильям приуныл и отдал обезьянку одному из слуг канцлера.
Королева и дамы собрали детей и вернулись на женскую половину замка, предоставив мужчин их делам. Бекетовский балаган, презрительно подумала Алиенора. Она взглянула на Гарри, который вприпрыжку шел рядом. Трудно представить, что он будет обручен в таком нежном возрасте с малюткой, еще лежащей в колыбели. Пока они повзрослеют, много воды утечет, но все же ей придется мириться с присутствием при дворе французской невестки, дочери ее бывшего мужа, единокровной сестры девочек, которых она родила от Людовика. Разве можно к этому притерпеться?
