Барбара Ханней - Незнакомый муж

– Работа кропотливая, – пояснил он. – Мне будет помогать Барни, но это может занять весь день до вечера.

Кэрри вышла из кухни.

– Если ты надолго, давай поцелуемся на прощание.

Он остановился в дверях с суровым выражением на лице. Кэрри решила, что муж собирается отказаться от столь заманчивого предложения. Но его глаза потеплели, выдавая его пытку сдержать улыбку.

– Ах ты, шалунья, – пробормотал он, притянул ее за талию к себе, приподняв, чтобы их губы оказались на одном уровне. Теперь, когда они смотрели друг другу в глаза, сказал: – Ну, Кэрри, поцелуй меня.

После прошедшей ночи она не удивилась, что ее будто ножом прорезало внутри. Макс не двигался с места. Просто стоял неподвижно, в то время, как ее сердце стучало так, что билось о ребра, а лицо запылало. Она, едва дыша, слегка приподняла подбородок. Теперь совсем рядом с его губами вдруг подумала: а не чмокнуть ли его просто в щеку? Но мысль умерла так же быстро, как и родилась. Соблазн почувствовать его на вкус оказался слишком великим.

Еще немного, и ее губы дотронулись до его. Она почувствовала первый сладкий контакт, его напряжение, услышала, как он произнес ее имя, почти беззвучным шепотом. И тут она просто впилась в его нижнюю губу, наслаждаясь ее мягкостью, так контрастировавшей с мускулистой твердостью тела.

Когда она дотронулась до верхней губы, он издал стон, который, казалось, исходил из самой глубины его души. Сердце забилось еще сильнее. Она прижалась к его бедрам. Потом он целовал ее, медленно и неторопливо, с полной отдачей, наслаждаясь каждым мгновением.

– Ты здесь, Макс?

В забытьи Кэрри повернулась и увидела на задней лестнице Барни, тот, покраснев и выпучив глаза, смотрел на них.

– О, черт! Прости, босс. – И бедняжка так быстро развернулся, что едва не свалился со ступеней.

– Я сейчас тебя догоню, Барни! – прокричал Макс ему вслед.

Теперь он держал Кэрри за руки и смотрел на нее сверкающими синими глазами под полуприкрытыми веками.

– Я получу нагоняй, – пробормотал он.

– Прости, – прошептала она в ответ.

– Не за что. – Он улыбнулся, на лице появилось выражение приглушенного удовольствия. – Поймаю тебя позже.

Захлопнув за собой дверь, он побежал вниз, догоняя Барни.

Кэрри оперлась на дверной косяк, перевела дыхание, улыбнулась и прикоснулась к губам, вспоминая соблазнительный момент, когда ее губы прикоснулись к губам мужа. То первое прикосновение было легким, как пух, но сила его могла сравниться, пожалуй, с силой землетрясения.

Она все еще ощущала поцелуй на губах, собирая посуду с обеденного стола и складывая ее в посудомоечную машину.

Вдали послышался шум заводившейся машины. Макс и Барни уехали ремонтировать насос на водяной мельнице. Она подумала, чем бы заняться после обеда, и решила, набравшись смелости, заняться тем, что она так старательно откладывала.

В окна спальни лился послеполуденный солнечный свет, отражаясь от пола, на который опустилась Кэрри, чтобы открыть чемодан, привезенный из Вайтхорс-Крик. Как ни странно, она сильно нервничала, открывая замок и оглядывала сложенную одежду. Неужели это ее вещи?

Как она и предполагала, там были синие джинсы, несколько футболок с длинными рукавами, бывшие de rigueur[1] для женщин в буше. Но там была и другая одежда – летняя и зимняя. И платья. Довольно милые – на бретельках, темно-зеленое, белое, гламурное, с открытыми плечами и божественное маленькое черное с серебряной отделкой по короткому подолу.

Кэрри стояла перед зеркалом, прикидывая платье на себя и удивляясь, почему носила такие вещи. Неужели ее жизнь в буше была намного оживленнее и разнообразнее, чем она представляла? Или собиралась переехать в город, когда отвезла эти вещи в Вайтхорс-Крик?

Если так, то почему?

Неужели она хотела уйти от Макса?

От этой мысли ее затрясло. Неужели их отношения дошли до этой точки?

Ослабев от такой догадки, Кэрри принялась яростно разгружать чемодан. Повесила платья на плечики в гардероб, уложила в шкаф джинсы и футболки, открыла сумку с разными туалетными принадлежностями, парой книг в мягких обложках, флаконом духов и мешочка с драгоценностями.

На дне чемодана она обнаружила две пары тщательно завернутых и довольно модных туфель на высоких каблуках. Одна пара серебряная, другая – черная. И теперь на дне оставался один небольшой сверток в белой папиросной бумаге.

Мгновение Кэрри смотрела на него, гадая, что это могло быть, и почувствовала странный трепет, почти удар током. Потом ее захватило по-настоящему сильное чувство дежавю.

Она поняла, что уже видела этот сверток раньше.

По рукам побежали мурашки. Сердце застучало пугающе быстро. Она испуганно закрыла глаза, сделала глубокий вдох, надеясь успокоить дыхание.

А когда открыла глаза, сверток в белой папиросной бумаге все еще лежал на дне чемодана. Такой знакомый. Дрожащими руками она взяла его. Он был легким, как перышко.

Опустившись на залитый золотистым солнечным светом пол, Кэрри почувствовала, как перехватило горло и бешено забился пульс, едва она положила сверток на колени.

Она не знала, сколько просидела вот так, боясь развернуть упаковку. Только когда на мягкой бумаге остался след от упавшей слезы, поняла, что пришел момент, который она так ждала и которого боялась.

Она точно знала, что найдет, открыв сверток.

Она уже вспомнила.

Вспомнила все. До мельчайших подробностей, разбивших ей сердце.

Глава 10

– Извини за не слишком хорошие новости, Кэрри.

Врач, сидевший по другую сторону стола, поправил галстук-бабочку прежде, чем закончил выносить приговор. После анализа результатов компьютерного сканирования и рентгена он обнаружил у нее недоразвитость матки. Это оказалось настолько серьезно, что могло привести к тому, что у нее не будет детей.

К сожалению, проблему невозможно было решить даже хирургическим путем, и, хотя ее овуляции были регулярными, отклонений в яйцеклетке не наблюдалось, матка не сможет выносить беременность. Поэтому он не предлагал ей ЭКО.

Она никогда не родит.

Никаких шансов зачать ребенка.

Ни одного.

Никогда.

Это было невыносимо. Кэрри слышала слова врача, теоретически его понимала, но шок парализовал ее от головы до ног. Судьбоносное сообщение выстрелило в нее, как пуля. Все было бессмысленно, уцепиться не за что.

В сером тумане сомнения она поблагодарила врача за беспокойство.

Он выглядел несколько встревоженно.

– Вы побледнели, дорогая. – Наклонившись, он нажал на кнопку на столе. – Сузи, не могли бы вы принести миссис Кинсайд чашку чаю?

– Мне не нужно чаю, – запротестовала Кэрри.

– М-м-м, Сузи, чай отменяется. – За очками в золотой оправе светились симпатией его серые глаза. – Может быть, стакан воды?

– Нет, я не хочу пить, спасибо. Со мной все в порядке.

Врач выглядел встревоженным.

– Эта новость настоящий шок, я понимаю. Обсудите ее с мужем. И возможно, вы захотите проконсультироваться со специалистом. Есть несколько хороших людей, с которым я могу вас свести.

– Спасибо. – Кэрри говорила на автомате. – Я подумаю об этом.

Врач принял ее заверения и проводил до двери. В холле у стола администратора Кэрри протянула кредитную карту и карту медицинского страхования улыбающейся девушке за столом.

– Вас записать на новое посещение? – поинтересовалась девушка.

Кэрри отказалась. Не будет никаких новых посещений. Она машинально сложила полученный рецепт в аккуратную кожаную сумочку. Убрала карточки в яркий цветной кошелек.

Не глядя ни направо, ни налево, она прошла мимо сидевших в очереди будущих мамочек. Автоматические стеклянные двери раскрылись перед ней, и она вышла на залитый солнцем тротуар Сиднея.

Был жаркий яркий день конца весны. Мимо спешили машины. Кэрри видела красные крыши, разогретые на солнце. В соседних садах разбрызгивали мягкие капли фонтаны, цвели красными рождественскими цветами кусты в Новом Южном Уэльсе.

Мир выглядел таким же, как час назад, когда она приехала на прием. Но врач только что сказал, что ее мир полностью изменился. Ничего из того, что они планировали с Максом, не случится.

В это все еще трудно было поверить. Поверить, что это реальность.

Она забросила ручку сумки на плечо и пошла по тротуару к станции метро. Шуршание шин по асфальту и стук ее каблуков по бетону были городскими звуками, так отличались от криков зимородков или стука лошадиных копыт о твердую землю.

Кэрри чуть не улыбнулась, поняв, что деревенский шик стал ее жизнью.

Она пыталась не думать о Максе, ее красивом, загорелом муже-ковбое, но его образ внезапно возник в голове и затронул сердце. Мысль о нем прогнала онемение в теле; на смену пришла такая пронизывающая боль, что она едва не споткнулась.

Макс никогда не станет отцом.

В Риверсли-Даунс не будет больше Кинсайдов, и это после пяти поколений, живших там.