Шома Нараянан - Еще одна помолвка
– Я говорила сама с собой, – процедила она.
– Но я хочу, чтобы ты говорила со мной, – намеренно скорбным голосом заявил он, кладя ладони на ее мыльные руки.
– Я мою посуду.
– Мы попросим Кришну прийти и помыть посуду потом, – сказал он, очень нежно целуя ее затылок.
Она почувствовала, как его дыхание шевелит ей волосы, и решительно подавила порыв бросить посуду и повернуться к нему лицом.
– Ты эксплуатируешь Кришну.
– Хм… собственно, если подумать хорошенько, может, я не хочу, чтобы он тут отирался.
Его ладони скользнули по ее плечам и ниже, к талии. Нужно всего лишь чуть откинуться назад, чтобы ее прижали к этому сильному, упругому телу…
– Может, я помогу тебе помыть посуду, – предложил он. – Тогда мы сможем заняться… м-м-м… другими делами.
– Поиграть в скраббл? – сладко осведомилась Шуэта, включая воду.
Упс… неверный ход. В своем возбуждении она чересчур сильно повернула кран, откуда вырвался Ниагарский водопад, затопив посуду и почти целиком промочив ее черный джемпер. Нихил подался вперед, привернул кран и, взяв ее руки, принялся смывать средство для мытья посуды. Он делал это очень осторожно и медленно, проводя по ее рукам чувственными движениями, отчего Шуэта, не помня себя, стала извиваться. Так и не выпустив ее, он потянулся за полотенцем и стал вытирать ее руки – по-прежнему очень-очень медленно. И только потом повернул ее лицом к себе.
– Ты совершенно мокрая, – прошептал он.
В его тоне не было абсолютно ничего двусмысленного, но Шуэта вздрогнула, когда он взялся за подол топа и потихоньку поднял. Под джемпером у нее была футболка, так что она по-прежнему была прикрыта, но когда он швырнул джемпер в угол кухни, она почувствовала себя голой, едва он окинул ее теплым взглядом.
– Пойдешь со мной в постель? – тихо спросил он.
На несколько секунд в Шуэте взыграло традиционное воспитание. Она запаниковала, намереваясь решительно отказаться. Но это Нихил! Она знала его всю жизнь. Она ему доверяла. Глядя в его теплые карие глаза, она впервые подумала, что, наверное, влюблена в него. И с осознанием этого последние сомнения улетучились.
– Да, – сказала она, похоже, очень уверенная в том, что хочет именно этого. И в следующее мгновение оказалась в объятиях Нихила. Несколько секунд он прижимал ее к себе, после чего подхватил на руки и отнес в спальню.
– Я голодна, – объявила Шуэта, приподнявшись на локте и лениво проводя пальцем по груди Нихила, поросшей волосами.
Была середина дня. Последние несколько часов оказались лучшими в ее жизни. Куда более опытный Нихил был поначалу очень нежен, стараясь не отпугнуть ее. Но, найдя ее пылкой и готовой на все, он наконец забыл о сдержанности.
Шуэта томно улыбнулась, вспомнив, как все было чудесно.
– Голодна? – нахмурился Нихил. – Вознамерилась стать каннибалом? Мне начинать волноваться?
Шуэта рассмеялась и наклонилась, чтобы нежно прикусить его губу.
– М-м-м… это мысль. Ты очень хорош на вкус.
– Я сейчас встану и приготовлю тебе ланч, – вызвался Нихил, садясь и увлекая ее за собой с притворной поспешностью. – Только подумай: когда-нибудь ты снова захочешь сделать это, а если съешь меня, придется искать нового мужчину. А он может оказаться не таким славным, как я.
Шуэта сделала вид, что задумалась.
– Я хорошо готовлю, – продолжал Нихил. – И по дому все делаю, – ты не пожалеешь.
– Можешь приготовить рис и лапшу? С грибами?
– Да, мэм, конечно, могу.
Нихил помедлил, чтобы осыпать поцелуями ее плечо, но тут же поднял голову и добавил:
– И ты можешь съесть вместе со всем этим цыпленка с чили, если захочешь, конечно. И мороженое. Но этого я не готовил: все уже в морозилке.
– Мороженым ты спас себя. Я позволю тебе жить, – величественно произнесла Шуэта.
Нихил издал притворный вздох облегчения и попытался встать с кровати, но Шуэта притянула его обратно и поцеловала.
– Я думал, что ты голодна, – запротестовал он, оказавшись снова в постели. Придавленный страстно обнимавшей его Шуэтой, он даже не пытался протестовать.
– Я могу немного подождать. А пока что ты снова меня заинтересовал, и даже очень.
К тому времени, как они наконец добрались до кухни, была уже вторая половина дня, и оба слишком проголодались, чтобы трудиться готовить изысканный обед.
– Яичница. Или омлеты с хлебом, – решила Шуэта после стремительного обследования холодильника. – Ты не врал, когда сказал, что умеешь готовить? Потому что я не слишком в этом хороша. Обычно у нас готовит Прайя.
– Не врал, конечно. Не на уровне кордон блю, но справиться сумею.
Шуэта решила, что он скромничает, когда попробовала нежный омлет. В Нихиле очень много не только откровенных, но и скрытых прекрасных качеств.
– Еще какие-то таланты, о которых я не знаю? – поинтересовалась она. – Может, пение? Бальные танцы?
– Однажды меня пытались научить джайву, – сообщил Нихил. – Миссис Фернандес, помнишь?
Она помнила. Шуэта была его партнершей в танце, который репетировал их класс к ежегодному дню школы. Миссис Фернандес поставила их в пару, потому что, по ее словам, «этот мальчик» вел себя с Шуэтой немного лучше, чем с остальными девочками. Шуэта ужасно разозлилась, но миссис Фернандес знала ее отца, и она не посмела протестовать. И поскольку в то время миссис Фернандес было сильно за пятьдесят, джайвинг оказался единственным «западным» танцевальным стилем, который она знала достаточно хорошо, чтобы обучить класс.
– В ту годовщину меня исключили, помнишь? – спросил Нихил. – И с кем ты в конце концов танцевала? С Винитом?
– Я не участвовала, – призналась Шуэта. – Танцы никогда не были моей сильной стороной.
Она очень расстроилась, когда Нихила исключили, а особенно, когда узнала, что ее отец был в дисциплинарном комитете. Она тогда ничего не сказала отцу, но впервые увидела в нем обычного, способного ошибаться человека.
– Тебя несправедливо исключили, – выпалила она.
Нихил лениво улыбнулся:
– По-моему, вполне справедливо. У них просто лопнуло терпение.
– Но когда ты украл мопед, с тобой были Винет и Уилсон, – напомнила она.
Она нетерпеливо отмахнулась, когда он пробормотал:
– Позаимствовал…
– А Уилсон тоже курил – именно в то время.
– Они оказались куда умнее меня, – пояснил Нихил, поднимаясь. – И не нарывались на неприятности.
Он увидел мятежное выражение ее лица и улыбнулся.
– Я не держу зла на твоего отца, если ты об этом беспокоишься, – сказал он.
Шуэта пожала плечами.
– Он так консервативен, – вздохнула она. – Ему в голову не приходит, что и он может быть не прав.
Нихил подался вперед и взял ее тарелку.
– Доела? – спросил он и, когда она кивнула, добавил: – Он по-прежнему такой?
– Да, – вздохнула она. – Это я виновата. Не стоит так уж беспокоиться о том, что он думает. Теперь я даже не живу в его доме. И нужно быть справедливой, он перестал пытаться указывать мне, что делать. Но у него на все свое мнение: от моей работы до моей одежды. Даже выговорил мне, когда я сняла эти ужасные очки и стала носить линзы.
– Как насчет твоих бойфрендов?
Шуэта ответила вопросительным взглядом.
– У него свое мнение и насчет твоих бойфрендов?
– Уверена, что да, если бы я представила ему кого-то, – заверила Шуэта.
Нихил заметил, что она опять пишет что-то правой рукой на ладони левой.
– Пока что я так и не удосужилась, – мне не слишком везет с мужчинами. Думаю, Сиддхант ему бы понравился, только именно эта история ни к чему бы не привела, верно?
Нихил кивнул. Если бы ему вздумалось заняться психоанализом, он многое сумел бы прочесть по сказанному Шуэтой. Но прямо сейчас у него была более настоятельная забота.
– Полагаю, он пришел бы в ужас, если бы узнал обо мне, – беспечно заметил он.
Шуэта пожала плечами:
– Я не намерена ему говорить.
Она выглядела немного скованной, но тон был так деловит, что Нихил не сразу понял смысл ее слов. А когда понял, ощутил мгновенный укол гнева.
– Не собиралась сказать ему сейчас или вообще никогда? – спросил он, стараясь говорить бесстрастно.
Шуэта прикусила губу. Неясно, почему Нихил допрашивает ее. Может, хочет знать, насколько серьезно она относится к тому, что они переспали. А может, просто сбежит со всех ног, узнав, что она собирается рассказать о нем родным.
– Понятия не имею. Пока что особенно нечего говорить, верно? Мы друзья и…
– Друзья?
– Ну… полагаю, мы любовники. Только я вряд ли стану делиться с отцом подробностями своей сексуальной жизни, не так ли?
Она могла бы во всем признаться матери, будь та жива. Но вслух этого не сказала.
Нихил рассмеялся, но в звуках слышалось очень мало искреннего веселья.
– Так это все, что я собой представляю? Часть твоей сексуальной жизни?
Шуэта нерешительно смотрела на него. Она в жизни не видела его в таком настроении и не понимала, что его мучит. Не может же Нихил действительно хотеть, чтобы она рассказала отцу о том, что с ней произошло. Это все равно что сунуть голову в улей с рассерженными пчелами. Конечно, отец с годами немного смягчился, но все же строго придерживался традиций и моральных устоев. Он возможно набросился бы на Нихила со шприцем, полным стрихнина, если бы посчитал драгоценную дочь обесчещенной.
