Элизабет Чедвик - Зимняя корона
Вдруг в дождливом сумраке она разглядела какое-то движение впереди на дороге – заблестели кольчуги, замелькали ярко раскрашенные щиты. Сальдебрейль прокричал сигнал тревоги, спутники королевы схватились за оружие. У Алиеноры упало сердце. Она развернула лошадь и хотела было направить назад, но тут один из рыцарей, Гийом Мэнго, схватил ее поводья.
– Думаю, госпожа, вам лучше остаться, – сказал он. Капли дождя стекали с его шлема. – Вы можете заблудиться в лесу, или конь сбросит вас.
Взгляд его был пустой и холодный, и по спине Алиеноры пробежал жутковатый холодок.
– Предатель! – выкрикнула королева.
Пытаясь высвободиться, она дернула лошадь, кобыла встала на дыбы, молотя копытами воздух. Но Мэнго вцепился в поводья мертвой хваткой, а спереди уже приближались конные воины, устроившие засаду, и окружали пленницу. Еще один ее вассал, Портекли де Мозе, подъехал и встал рядом с ней с другой стороны от Мэнго, отрезая путь к бегству.
Немногочисленный отряд приверженцев королевы был застигнут врасплох и не имел возможности спастись. Оставалось только сдаться. Мэнго подвел лошадь Алиеноры к своему командиру. Шлемы и доспехи мерцали бледным серым светом. Алиенору охватила глухая злоба. Еще несколько придворных, которым она доверяла, присоединились к вражескому войску, и она поняла, как жестоко обвели ее вокруг пальца и предали. Изменники просто выжидали удобного момента.
– Госпожа, я Тьерри де Лудон, – представился командир с учтивым, но небрежным поклоном. – Я прибыл по приказу короля, чтобы сопроводить вас в надежное место.
Алиенора осознавала, что никакие ее слова ничего не изменят, – она находится в положении кошки, раздражающей свору собак. Они могут с легкостью разорвать ее на куски.
– И где же это надежное место? – поинтересовалась она, пряча растерянность за королевским величием.
– Мы проводим вас в Шинон, госпожа. Король ожидает вас.
Словно ледяная игла пронзила сердце Алиеноры.
– И много он тебе заплатил? – язвительно спросила она Гийома Мэнго. – Что посулил за предательство? Земли? Власть? За сколько вы продали вашу честь, милорд? За тридцать сребреников?
Тот ответил пристальным взглядом, в котором не было ни вины, ни стыда, разве только вызов.
– Честь тут ни при чем, госпожа, это вопрос выживания. Что я оставлю детям, если потеряю все состояние, как те ваши приближенные, которых схватят и убьют или лишат вотчины? Лучше уж получить вознаграждение и примкнуть к сильной стороне. Если остальные предпочитают смерть, что ж, дело хозяйское.
– Гори ты в аду! – прошипела Алиенора.
– Да, я рискую попасть в ад, но что, если Бог повелел мне привести вас сюда и я выполнил Его волю?
Алиенора плотно сомкнула губы и устремила взгляд вперед, не говоря ни слова. Может, он и прав, но думать об этом она не хотела.
Когда въезжали в Шинон, было уже совсем темно, а дождь все не унимался. Алиенору сняли с коня и отвели в замок. Дрожащая, со стекающими с накидки каплями дождя, сдерживая волнение, стояла она в этом зале, где в лучшие дни повелительным тоном отдавала указания. Теперь вокруг нее столпились тюремщики, и королева презрительно взирала на них: неужели опасаются, что она убежит? Алиенора понимала, что ее посадят в темницу, но куда – в каменный мешок или в высокую башню, чтобы оставалась на виду?
Ей уже доводилось бывать в таком положении. Первый муж пленил ее, когда она выразила желание остаться у дяди в Антиохии и расторгнуть брак. Приспешники Людовика похитили ее и удерживали силой. Воспоминания о том, как с ней обращались тогда, теперь заставляли ее трепетать от страха, но она держала голову высоко поднятой, а спину прямой как струна, чтобы не дать недругам и намека на свою слабость. Наконец, к ее большому облегчению, Алиенору проводили в комнату в башне, прилегающей к зубчатой стене.
Комната была студеной, без мебели, но, когда она вошла, появились слуги и принесли набитый соломой тюфяк, одеяло, отхожее ведро, кувшин вина и маленькую буханку хлеба. Освещалось узилище мелкой фитильной лампой, где масло было налито только в трех углублениях из дюжины. Не было ни очага, ни жаровни, чтобы согреться, и комната насквозь пропахла сыростью.
– Госпожа, отдохните немного, пока король не будет готов встретиться с вами.
Бессмысленно было возмущаться и говорить, что они не имеют права удерживать ее здесь. Кто станет слушать?
– Тогда, по крайней мере, принесите мне воды, чтобы умыться, – произнесла пленница, – и чистую одежду из моих сундуков. Или король обрадуется, когда я свалюсь с лихорадкой? А это обязательно случится, если вы оставите меня здесь без сухого платья.
– Я посмотрю, что можно сделать, госпожа, – вежливо, но с прохладцей ответил де Лудон, вместе со своими спутниками вышел из комнаты и, запирая дверь, демонстративно погремел ключами.
Алиенора дрожала и ежилась от холода, но от этого сырая одежда только плотнее прилегала к ее телу. Никто не обращался с ней грубо, никто не оскорблял ее, но она не видела и проблеска сочувствия среди тюремщиков, лица их, напротив, были озлобленными. Королева оказалась в стане врагов.
В этом замке Алиенора провела много времени со своими детьми. Он был ее домом, надежным приютом, и вдруг его стены оказались местом ее заточения, и возможно, это последнее, что она увидит в жизни. Злой рок легко превращает убежище в темницу, а от неволи до смерти всего один шаг.
Обратившись к закрытому ставнями окну, Алиенора упала на колени, сложила ладони вместе и стала молиться, устремив взгляд на слабый луч света, пробивающийся через щель там, где от оконной рамы отошла дощечка. Она молилась Пречистой Деве и святому Марциалу за себя, за своих сыновей и об их спасении, просила Господа даровать ей силу и мужество.
Бог знает, сколько прошло времени, но она все еще стояла на коленях в полной темноте, дрожа от холода и страха, когда слуга в сопровождении двух дюжих стражников принес миску похлебки, фитили и масло для лампы. Алиеноре вручили вещи из ее сундука – чистую нижнюю рубашку, платье, гребенку и вимпл, – но она не получила ни драгоценностей, ни благовоний и притираний – ничего из того, что раньше воспринимала как само собой разумеющееся.
– Мне не пришлют служанку? – осведомилась она.
Молчание было ей ответом. Все трое вышли и снова заперли ее в одиночестве.
Алиенора часто сравнивала свою жизнь с тюрьмой, но теперь, когда ее по-настоящему лишили свободы и никто не слушал ее просьб, она оказалась в таком бедственном положении, о котором даже не помышляла. «Я все еще герцогиня и королева, – говорила она себе, – и как бы Генрих ни поступил со мной, этого отнять он не может».
Она поднялась с затекших, ноющих колен и выпила похлебку, плотно сжимая в руках миску, чтобы хоть немного согреться. Потом переоделась в чистую рубашку и сухое платье, закуталась в одеяло и вернулась к своим молитвам, прося Бога о милосердии, ибо знала, что от Генриха этого не дождется.
* * *Наутро другой слуга принес хлеба, вина и холодной воды, чтобы помыть лицо и руки. Есть Алиеноре не хотелось, но она впихнула в себя пищу и совершила омовение. Некому было хорошо расчесать ей волосы, и она как могла справилась сама: заплела косы и убрала их под вимпл.
Потом услышала звук тяжелых шагов на лестнице, шарканье ног, в замке провернулся ключ, и дверь отворилась. На пороге стояли Тьерри де Лудон и два стражника. Сегодня на них не было кольчуг, но все трое были вооружены мечами, а на лицах застыло свирепое выражение.
– Госпожа, пойдемте с нами, – произнес Тьерри. – Король ожидает вас.
Алиенора обернулась к ним с гордо поднятой головой, но сердце ее бешено колотилось. Не сказав ни слова, она вышла из своей темницы. Один стражник стал спускаться впереди нее по винтовой лестнице, почти совсем темной, лишь слабый луч света проникал откуда-то и скудно освещал дорогу. Алиенора спиной ощущала взгляды своих тюремщиков, от которых у нее сводило лопатки.
Они пересекли крепостной двор, где была построена длинная виселица. На жерди раскачивалось четыре тела со связанными за спиной руками, головы неприятно свернуты набок, к самым плечам. Это люди из ее эскорта, включая молоденького конюха, который ухаживал за ее лошадью. Они были виновны лишь в том, что честно несли службу и не имели достаточно денег, чтобы заплатить выкуп. У Алиеноры скрутило живот и к горлу подступила тошнота. Значит, вот на что способен Генрих.
На пороге большого зала в глазах у нее помутилось и она пошатнулась. Стражники схватили ее, чтобы она не упала, и, хотя она пыталась высвободиться, крепко держали ее и решительно вели к возвышению в дальнем конце зала, где восседал Генрих – на троне с золотыми фигурами леопардов по сторонам, видимо олицетворяющими торжество правосудия. Король был в расшитой коронационной мантии из малиновой шерсти, в правом кулаке он сжимал позолоченный скипетр. Его волосы, когда-то густые, цвета беличьего меха, сильно поредели, а цветом напоминали паклю. В его облике Алиенора почувствовала усталость, злобное ожесточение, застарелое раздражение – и могущество. Она долго закаляла себя, приучала ничего не бояться, но сейчас, когда увидела мужа, страх сковал ее, и ей захотелось убежать так далеко, как только возможно.
