Санта Монтефиоре - Твоя навеки
Перед замужеством Клаудия делала вид, что ей нравится все: и лошади, и жизнь в деревне, однако фальшь обошлась ей весьма дорого. Однажды днем она отправилась вместе с Санти на прогулку. Она напряженно сидела в седле и в конце разразилась сердитыми слезами, признавшись, что ее бесит один только вид лошадей.
— Я больше никогда не буду ездить верхом, — вымолвила она сквозь слезы.
К ее удивлению, Санти ничего не имел против. Более того, он почувствовал облегчение. Он привез жену домой, обнял ее и сказал, что ей вовсе не обязательно даже близко подходить к лошадям. Она была счастлива, оттого что теперь не надо было притворяться, однако чуть позже пожалела о своем признании. Пони, прогулки верхом, деревня — все это была территория Софии, и Клаудия восприняла горячее желание Санти оградить ее от всего этого как еще одно напоминание о том, что он бережет себя для Софии.
— А Санти и София всегда были близки? — осторожно поинтересовалась она.
Мария подняла на нее взгляд, полный тревоги.
— Я не знаю, — солгала она. — Тебе надо спросить об этом у Санти.
— Но он никогда не говорит о ней, — пожала Клаудия плечами и опустила глаза.
— Понятно. Они всегда были очень дружны. Он для нее был как старший брат, а я воспринимала Софию как сестру.
Мария вдруг ощутила, что ситуация выходит из-под контроля.
— Ты не возражаешь, если я просмотрю эти фото? — спросила Клаудия, тактично сменив тему.
Она поняла, что вышла за границы дозволенного, и не хотела, чтобы Мария передала этот разговор Санти.
— Вот эти фото можешь посмотреть, я уже рассортировала их.
Мария не скрывала облегчения, протянув Клаудии аккуратно сложенную стопку фотографий.
— Не смешивай их с остальными, хорошо?
Клаудия присела на стул, разложив фотографии на коленях. Мария украдкой наблюдала за ней. Клаудия была всего на пару месяцев старше Марии, но выглядела так, будто разница между ними была гораздо существенней. София говорила когда-то, что все люди всегда пребывают в каком-то одном возрасте. Себе она определила восемнадцать лет. О Марии сказала, что ей постоянно будет чуть больше двадцати. Если применить теорию Софии к Клаудии, то получалось, что невестке Марии можно было дать сорок. Это не имело никакого отношения к тому, как она выглядела. У Клаудии была гладкая смуглая кожа, и она отличалась природной красотой. Скорее, речь шла о манере одеваться и вести себя. Она предложила Марии научить ее, как делать макияж.
— Что бы я могла сделать с твоим лицом... — протянула она, даже не заметив, как бестактно это прозвучало.
Мария была слишком добра, чтобы принимать обиды близко к сердцу. Ей не хотелось краситься, как Клаудия. Эдуардо не понравилось бы это. Марии было интересно, спит ли ее невестка в макияже, а если нет, то узнает ли ее Санти утром. Ей очень хотелось спросить об этом, но она не осмелилась. Было время, когда она могла спросить у брата о чем угодно, но оно миновало. Их отношения изменились. Незаметно для окружающих, но изменились.
Никто не понимал, как Санти мог жениться на Клаудии. Она всем нравилась. Была приятной, доброй, красивой, но Санти и Клаудия имели мало общего. Лед и пламень. Чикита отнеслась к Клаудии с теплотой и нежностью, но это объяснялось тем, что она вообще не надеялась на то, что сын когда-нибудь женится. Она была счастлива, что на лице Санти снова появилась улыбка. Странно, но единственным человеком, с которым Клаудия нашла общий язык, оказалась Анна. Они обе были сдержанными, разделяли антипатию к лошадям, к верховой езде и прочим деревенским забавам. Они проводили много времени вместе, и Анна всячески привечала ее.
— На что ты смотришь? — вдруг спросила Клаудия, не отрывая взгляда от фотографий.
Мария испугалась, что все это время Клаудия видела, как внимательно она ее разглядывает.
— Мне просто любопытно, как тебе удается так красиво накраситься, — растерянно пробормотала Мария.
— Спасибо, — ответила она, улыбаясь Марии. — Мое предложение остается в силе.
— Я знаю. Наверное, я им воспользуюсь, — проговорила Мария с вымученной улыбкой.
* * *— Бог ты мой, на кого ты похожа? — воскликнул с ужасом Эдуардо, когда его жена появилась за обедом с лицом продавщицы косметики.
— Клаудия мне дала урок, — тихо ответила она, взмахнув своими длинными, тяжелыми от количества туши ресницами.
— А я еще удивился, зачем вы заперлись вдвоем, — сказал он, снимая очки.
Вслед за ней появилась Клаудия, одетая в длинное черное платье, которое держалось на плечах на двух тонких серебристых бретелях.
— Любовь моя, ты выглядишь потрясающе, — сделал жене комплимент Санти, вставая, чтобы поцеловать ее.
Он не видел ее почти целый день.
— Тебе не кажется, что не мешало бы вылезти из этих джинсов? — недовольно бросила она. — От тебя пахнет лошадьми.
— Мама ничего не имеет против, она привыкла ко мне, — сказал он и поудобнее устроился в кресле.
Клаудия втиснулась рядом, хотя на кресле не хватало места для двоих. Он провел рукой по ее волосам.
— Любовь моя, — сделала ему замечание Клаудия, — разве ты не можешь вымыть руки, прежде чем прикасаться ко мне?
Он одарил ее озорной улыбкой и, притянув к себе, обнял.
— Разве тебе не по душе запах настоящего мужчины? — поддразнил он ее.
— Нет, не по душе, — рассмеялась она в ответ, привставая и отстраняясь от него. — Прошу тебя, Санти, я очень хочу, чтобы ты прикасался ко мне, но мне будет гораздо приятнее, если ты будешь делать это чистыми руками.
Санти с неохотой встал и вышел из комнаты. Спустя пять минут он вернулся чисто выбритый и переодетый.
— Так лучше? — спросил он, подняв бровь.
— Лучше, — ответила она, освобождая ему место в кресле.
Они уселись ужинать на террасе, освещаемой четырьмя лампами.
Мигель, Эдуардо и Санти заговорили о политике, а Чикита, Мария и Клаудия обсуждали их самих. Чикита очень радовалась тому, что за столом снова собралась большая семья, и наслаждалась неспешным течением вечера. Конечно, у нее в душе всегда оставалась печаль при воспоминании о Фернандо, который был далеко от них, в Уругвае, но они часто ездили навещать его.
Фернандо все еще не отошел от того, что ему довелось пережить. Он отрастил длинные волосы, но, по крайней мере, содержал их в чистоте, и они блестели на солнце, как вороново крыло. Чикита вспоминала длинные летние каникулы: жизнь щедро одаривала и ее, и ее детей, которые играли в поло до самого позднего вечера. Теперь их разметало по всему свету. Фернандо был далеко от дома. Он жил на пляже, как бродяга. Конечно, было бы лучше, если бы он вернулся в Санта-Каталину, но она тут же одергивала себя, замечая, что должна быть счастлива тем, что он остался жив.
