Джун Зингер - Съемочная площадка
Ей и в голову не пришло, что дом, в котором она выросла — легендарное поместье Блэкстоун, — был намного больше ее розового замка. Но это все равно не имело бы никакого значения. Этот дом принадлежал только ей.
Даже после второго посещения многое в доме оставалось неизученным.
На следующий день Кэсси снова вернулась сюда. В этот раз она поднялась наверх и стала обходить спальню за спальней, пока не очутилась в детской, стены которой занимали полки, уставленные всевозможными клоунами и плюшевыми мишками. В углу были сложены всевозможных размеров мячи. Оловянные солдатики, вытянувшись по стойке «смирно», стояли на столе. Да, в этом доме жил ребенок — мальчик. Среди игрушек не было кукол. Она вспомнила о пожарной машине, валявшейся возле бассейна.
О, если бы она могла иметь ребенка — не испорченного кровью Гая. Она бы растила его в этом доме. Она бы готовила еду в этой чудесной кухне, обедала бы с ним в этой красивой столовой, укладывала бы спать в старомодную кроватку с белым муслиновым балдахином. Она коснулась балдахина рукой — с годами ткань выцвела и покрылась пылью.
Конечно, она и думать забыла про свою основную работу. В первую очередь требовалось все как следует вычистить и вымыть. Если каждый день приходить сюда в шесть утра, то можно смело в течение двух часов не думать ни о чем другом. После этого можно заняться мелкими восстановительными работами, естественно, учитывая ее ограниченные физические и финансовые возможности. Вряд ли Гай обратит внимание на ее столь ранее отсутствие, а если даже и обратит, то она всегда сможет сказать, что стала совершать утренние пробежки. Или задать ему встречный вопрос — где он пропадал так поздно вечером?
О, если бы только она была способна на непорочное зачатие! Она заставила себя рассмеяться, чтобы окончательно не потерять связь с реальным миром.
Тонкой кисточкой она наносила клей на позолоченную фольгу, как вдруг у нее за спиной, на лестнице, послышался какой-то шорох. Она резко повернулась. Но вместо Дженни Эльман, вместо призрака Джона Старра Уинфилда, там стоял живой мужчина. Вид у него был заспанный, каштановые волосы растрепаны. Одет он был в короткий махровый халат, и в нем не было ничего от привидения.
— Надеюсь, что я вас не очень сильно напугал, — улыбнувшись произнес он и медленно двинулся к ней. Она смотрела в его лицо с высокими скулами и блестящими голубыми глазами. — Мне давно хотелось знать, кто же эта моя загадочная горничная. Я был уверен, что это женщина. — Он протянул ей руку. — Я Джон Уинфилд. Могу поинтересоваться, кто вы такая?
Позже Кэсси не раз думала, что Джон Уинфилд должен был принять ее за сумасшедшую — столько недель подряд приходить в его дом и чистить, скрести, вытирать, убирать, полировать, реставрировать рамы картин и зеркал, штопать мельчайшие дыры в драпировке мебели, стирать, отбеливать, крахмалить и гладить кружевные кухонные занавески. Но он не высказывал никаких суждений на этот счет и спокойно принимал все, что могло бы озадачить и раздражить обычного человека.
Он рассказал ей о себе. Оказалось, что он историк из Стэнфордского университета. В розовом замке он не был с девятилетнего возраста — с тех пор прошло уже двадцать три года. Тогда они вместе с матерью вернулись в Европу. В восемнадцать он вновь приехал в Штаты, чтобы поступить в Стэнфорд. Недавно в Швейцарии умерла его мать. В этом году, как и положено, раз в семь лет, он получил оплаченный годичный отпуск. За этот год он намеревается восстановить свой дом, причем основные работы хотел делать сам. Безвозмездный труд — как грустно заметил он, — а может, напротив, труд по расчету. Как-то он упомянул, что собирается продать дом.
Продать дом — ее дом? Кэсси насторожилась, даже испугалась. Что с ней станет, когда она лишится этого дома? Она тешила себя надеждой, что он передумает. Может быть, это случится, когда работы будут закончены, и он увидит, насколько дом прекрасен. Она должна ему в этом помочь.
— Может быть, вы передумаете и не станете продавать его?
Она не могла видеть, что выражают его глаза: высокие скулы превратили их в длинные, узкие щелки.
— Опыт историка научил кое-чему меня, — ответил он. — Бывают моменты, когда следует ставить точку на прошлом, чтобы с ясными перспективами войти в будущее. По правде говоря, мне нелегко здесь находиться. С этим местом связано слишком много воспоминаний, которые мне трудно понять и принять.
Один вопрос никак не шел у нее из головы. Намеренно ли его мать застрелила его отца? Но спрашивать об этом она не решалась. Они ведь были друг для друга почти посторонними.
— Мой отец был историком, — сказала она. — Мягким, умным человеком. Прежде чем стать хранителем музея Блэкстоун, он преподавал в Калифорнийском университете.
По утрам Кэсси, как и прежде, продолжала приходить в замок. Джон уже знал ее распорядок, и когда она приходила, кормил ее завтраком, который сам готовил. После завтрака они вместе занимались работой по дому и разговаривали. Наконец она могла наговориться за все эти годы почти полного одиночества.
Вечером она возвращалась из музея и обнаруживала, что на ее собственном участке трудится бригада садовников: постепенно кусты обрели симметричные формы, плющ был приведен в порядок, лужайка подстрижена, фикусы приняли шарообразные очертания, сорняки исчезли. Как-то раз, вернувшись домой, она увидела, что весь газон перед домом засажен старомодными розами, на манер английского сада. Тщательно подобранная гамма из розовых, ярко-красных, желтых, белых и бледно-лиловых цветов слепила глаза. Вся эта стрижка и прополка было ответной любезностью доброго соседа, но розы — розы были символом любви.
Кэсси стало казаться, что ее мертворожденный ребенок, что последовавшие за этим выкидыши и бесплодие были великим замыслом природы или Господа Милосердного, предохраняющих ее от рождения несовершенного дитя с несовершенными генами. Но теперь она знала, что делать. Она зачнет и родит чудесного ребенка, со здоровыми генами, со здоровым духом, достойного любви и способного, как и его отец, подарить любовь. И сделает она это ради себя, а не для того, чтобы утереть нос матери.
На выходные Гай уехал на натурные съемки, а Кэсси собрала свою сумочку и отправилась в розовый дом. Уин куда-то уехал — его маленького красного «МГ» не было на стоянке, — но она знала, что скоро он вернется. Он обязательно предупреждал ее, когда ночевал вне дома, а это случалось нечасто.
Она знала, что Уин восхищался ею, желал ее, хотя и не давал этого понять ни словом, ни жестом. Он не был тем мужчиной, который мог приволокнуться за замужней женщиной. Они почти никогда не говорили о Гае, и никогда — о ее замужестве. Но ей казалось, что он догадывается об их взаимоотношениях. Они с Уином стали друзьями, а друзья чувствуют подобные вещи. Она подозревала даже, что Уин догадывается о ее проблемах с матерью.
