Сьюзен Филлипс - Великий побег

И пока Майк смотрел ей в глаза, она прижалась щекой к макушке мальчика.

– Я тоже тебя люблю. Всем сердцем. Но сейчас меня интересуют только блинчики.

Майк прокашлялся, горло у него все время перехватывало от чувств.

– Как насчет того, чтобы я их приготовил? У меня очень хорошо получается.

Бри опустила взгляд на Тоби, тот смотрел вверх на нее.

– Ну конечно, «да», – прошептал он.

Она обнимала Тоби, но глаза искали взгляд Майка.

– Ну что ж, тогда, наверное, мне тоже придется сказать «да».

Весь мрак, который еще царил в ее душе, прогнала ослепительная улыбка Майка. Бри протянула руку. Он ее принял. И они все втроем вошли в дом.

Люси не могла теперь вернуться ночевать в коттедж. Что бы там ни происходило, маячить посторонним наблюдателям при сем ни к чему. Она расправила плечи.

– Я собираюсь переночевать в лодке.

Поставив ногу на скамейку, Панда стоял у стола для пикников.

– Можешь остаться в доме.

– Я уж лучше на лодке...

Но прежде чем куда-нибудь отправиться, ей нужно отмыться. Не только от грязи и меда, а и от крошечных стеклянных осколков, которые впились в кожу и кололись. И хотя вода в летнем душе была холодной, да и переодеться не во что, Люси не хотела идти в дом. Она решила завернуться в одно из пляжных полотенец, а сменить одежду утром в коттедже.

Люси прошла в душ мимо Панды, ненавидя свою напыщенную неловкость, ненавидя его, что послужил тому причиной, ненавидя себя за то, что так болит душа.

– Душ не работает, – сказал ей вслед Панда. – На прошлой неделе протекла труба. Сходи в свою старую ванную. У меня так руки и не дошли переселиться вниз.

Странно, ведь прошло уже почти две недели, как она покинула дом, но Люси не стала ничего спрашивать, чтобы не говорить с ним больше, чем нужно. Как бы ей ни страшно было заходить в дом, спать в таком виде она все равно не сможет, поэтому, ни слова не говоря, вошла.

Кухонная дверь так знакомо скрипнула: старый дом, все еще издавая едва ощутимый запах сырости, кофе и древней газовой плиты, принял Люси в свои объятия. Вспыхнул верхний свет – его зажег Панда. Она поклялась не смотреть на него, но ничего не могла с собой поделать. Покрасневшие белки, отвратительная щетина. Но удивил Люси совсем не он, а то, что увидела позади него.

– Что случилось со столом?

Панда изобразил, будто роется в памяти.

– Э… а… пополнил поленницу.

– Ты избавился от своего любимого стола?

Он сжал челюсти и, слишком уж защищаясь, произнес:

– Зато какая польза – куча дров.

Это выбило Люси из колеи, но еще больше она пришла в замешательство, заметив, что кое-что тоже отсутствует.

– Что с твоей свиньей?

– Свиньей? – переспросил Панда так, словно отродясь не слышал такого слова.

– Маленький такой жирный парень, – резко напомнила она. – Лопочет по-французски.

– Да вот, избавился от кое-какого хлама, – пожал плечами Панда.

– От своей свиньи?

– Тебе что за забота? Ты вообще эту свинью ненавидела.

– Знаю, – усмехнулась Люси. – Но эта ненависть придавала цель моей жизни, а теперь не к чему придираться.

Панда оглядел ее и, вместо того чтобы ответить очередной колкостью, улыбнулся:

– Боже, ну ты и чумазая.

От его нежности у Люси сжалось сердце, и она сдалась.

– Прибереги эти штучки для того, на кого это действует. – И гордо зашагала к коридору.

Панда поплелся за ней.

– Я хочу, чтобы ты знала… я… беспокоюсь за тебя. Будет трудно не видеться с тобой. Не говорить с тобой.

Его грубоватое скупое признание просыпалось солью на ее открытые раны, и Люси резко обернулась:

– Не трахать меня?

– Не говори так.

– Что? Я неправильно употребляю это слово? – Люси выпятила в негодовании губу.

– Послушай, я знаю, что разозлил тебя тогда на пляже, но… Что мне было сказать? Будь я другим человеком…

– Прекрати сейчас же, – задрала она подбородок. – Я уже списала тебя со счетов. Так что не трать напрасно слова.

– Ты была в уязвимом положении все лето, и я воспользовался ситуацией.

– Так вот что ты думаешь? – Она ни за что не позволит ему растоптать ее гордость. Люси налетела на него: – Уж поверь мне, Патрик, в наш дешевый романчик я вляпалась с открытыми глазами.

Но он это так не оставил.

– Я детройтский работяга, Люси. А ты американская королевская кровь. Я слишком через многое прошел. Ты для меня чересчур хороша.

– Да пойми же, – фыркнула она. – Ребенком, потом копом ты прошел через ад, потому и избегаешь любых осложнений в жизни.

– Неправда.

– Еще какая правда. – Ей бы заткнуться, но Люси было так больно, что остановиться она не могла: ее уже понесло. – Жизнь слишком трудна для тебя, так, Панда? Поэтому ты предпочитаешь жить как трус, держаться от нее на расстоянии.

– Все гораздо хуже, черт возьми! – Он заскрипел зубами, выплевывая слова: – Я эмоционально нестабилен.

– Кому ты говоришь!

Все, с него хватит, и он направился к крыльцу. Ей следовало бы дать ему уйти, но Люси была опустошена, зла, как черт, и уже не могла совладать с собой.

– Давай, беги! – крикнула она ему, слишком взбешенная, чтобы разглядеть злую иронию своих слов, обвиняя Патрика в своих собственных поступках. – Беги, чего уж там! Ты же у нас по этой части чемпион.

– Проклятье, Люси… – Он как вихрь развернулся: в темных глазах стояла мука, которой следовало вызвать жалость Люси, да только распалило гнев, потому что вся эта боль лишь ставила крест на том, чему следовало жить да жить.

– Хоть бы я никогда не встречала тебя! – кричала она.

Плечи его поникли. Он провел ладонью по балясине, потом бессильно уронил руку.

– Не желай себе такого. Встреча с тобой была… Со мной просто много чего случилось.

– Что? Или выкладывай свои драгоценные секреты, или катись к черту!

– Я уже был там. – Побелевшими пальцами он держался за перила. – Афганистан… Ирак… Две войны. Двойное веселье.

– Ты же мне заливал, что служил в Германии.

Он покинул нижнюю ступеньку, обошел Люси, лишь бы двигаться, и очутился в конечном итоге в гостиной.

– Так проще, чем объясняться перед каждым. Никто не хочет слушать про жару и песок. Обстрелы из миномета, реактивные установки, самодельные взрывные устройства, которые неожиданно взрываются и отрывают руки, ноги, оставляя воронку там, где должно быть сердце. Воспоминания выжигают мозг, и это никогда не кончится. – Его трясло. – Изуродованные тела. Мертвые дети. Вечные мертвые дети… – Голос его смолк.

Люси вонзила ногти в ладони. Ей следовало бы догадаться.

Он остановился у камина.