Дороти Кумсон - Прежняя любовь
Оглядываясь назад, я понимаю, как странно то, что мы с Джеком никогда толком не рассказывали друг другу о своих семьях. Я знала, что у него есть родители и брат, а он знал, что мой отец умер, когда я была совсем маленькой, и что моя мать живет в Лидсе. Но все это было поверхностным, а в более полной информации мы почему-то не нуждались.
Я должна порвать с Джеком, но я не знаю, как это сделать. Я много лет не была так счастлива. Как же мне теперь от всего этого отказаться?
Ты согласна, что это нечестно? Разве я недостаточно настрадалась за все, что натворила? Разве утрата ребенка не была наказанием за грехи? Почему я должна терять еще и Джека? Почему Цезарь должен был оказаться его отцом?
Либби
Я отшвыриваю тетрадь прочь и смотрю на свои руки. Мне кажется, я вижу грязь и слизь, оставленные на них Гектором.
Он не может быть Цезарем. Это невозможно!
Мое тело совершенно неподвижно, не считая затрудненного и учащенного дыхания. Я оглядываюсь вокруг, но Евы нет. Она ушла. Ну конечно, она ушла. Она не могла больше здесь оставаться.
Я с трудом поднимаюсь на ноги и начинаю ходить по комнате, заламывая руки и борясь с острым желанием закричать. Как могла она жить с этой тайной? Она рассказала Джеку? Наверное, да. Но тогда как он мог с этим жить? Одно дело, когда твой отец пытается заставить тебя переспать с проституткой, и совсем другое…
Как я после этого посмотрю в глаза Джеку? Как я смогу нормально с ним разговаривать, зная такое? Гектор не только обратил человека в рабство. Этим человеком оказалась женщина, на которой женился его сын.
Издалека доносится шум остановившейся возле дома машины. Сразу вслед за этим я слышу стук когтей и лай Бутча. Вот хлопнула дверца. Джек.
Я спешно заворачиваю дневники и возвращаю их в тайник, после чего торопливо выхожу из подвала. Я оказываюсь в спальне за несколько секунд до того, как распахивается входная дверь и в дом входит Джек. На несколько секунд лай Бутча стихает, а затем я слышу, как он мчится к своей корзинке, громко стуча когтями по паркету.
— Либби! — окликает Джек.
— Да! — отзываюсь я, стоя у самой двери.
— По дороге домой я подобрал двух беспризорников, которых срочно необходимо покормить, — громко сообщает он.
Энджела и Грейс. Слава Богу! Слава Богу! Если они останутся на весь вечер, мне не придется беседовать с Джеком. А значит, я не выложу ему все, о чем узнала. А потом я придумаю, как мне с этим быть.
Я широко улыбаюсь, открываю дверь и выглядываю в коридор.
— Привет, Либерти, — говорит Хэрриет.
— Я надеюсь, что ты не возражаешь против нашего вторжения, — вторит ей Гектор.
— Мы оказались в вашем районе, и Джек сказал, что мы можем к вам заглянуть, — добавляет Хэрриет.
— Ты ведь не возражаешь, верно? — уточняет Джек.
Дыши, дыши, дыши! Мне просто необходимо сосредоточиться. Не на том, как говорить, не на том, как стоять, а только на том, как дышать.
— Все в порядке, — говорю я. — Все в порядке.
Глава 17
Либби
Гектор сидит в нашей гостиной со стаканом виски в руке.
Цезарь Евы сидит в нашей гостиной и ждет, чтобы его накормили.
Я вожусь в кухне с тех пор, как они пришли, хотя Хэрриет и пытается заставить меня сесть на диван и побеседовать с ними. При виде Гектора у меня все тело начинает чесаться, как будто вся моя кожа покрылась скользкой, отвратительной слизью. Каждый раз, когда на него смотрю, я вижу человека, который был способен совершать по отношению к Еве такие жуткие вещи.
С кем еще он это делал? Скольким женщинам платил за секс? Платил. За. Секс. Даже думать об этом тяжело. Но знать, что, вручив конверт с деньгами, он начинал видеть перед собой не человека, а кусок плоти, с которым был волен поступать, как ему вздумается…
— Что случилось? — спрашивает меня Джек, и от испуга я едва не роняю из рук блюдо.
Я, насколько это возможно, сосредоточиваюсь на приготовлении обеда. Я пытаюсь выбросить из головы все остальное. Иначе я просто не смогу сесть за один стол с находящимся в соседней комнате мужчиной. Я была настолько сконцентрирована на этом, что не слышала, как подошел Джек.
Знает ли Джек? Знает ли он, чем зарабатывала на жизнь загнанная в угол нищетой Ева? Знает ли он о Еве и своем отце?
Я оборачиваюсь к нему и вымученно улыбаюсь.
— Ничего. А что?
Он протягивает руку, чтобы положить ее мне на плечо. Я вздрагиваю и морщусь. Его рука повисает в воздухе, а в глазах вспыхивает обида.
— Ты очень взвинчена, — справившись с разочарованием, произносит он. — Может, хочешь, чтобы мы сказали им о разводе? Если тебе так не хочется притворяться. Возможно, тебя это напрягает?
«О каком разводе? — думаю я. — Кто разводится?» Потом я вспоминаю. Мы. Я.
— Нет, нет, дело не в этом, — говорю я. — Я только хочу, чтобы обед удался.
— Ты уверена, что тебе не нужна моя помощь? — спрашивает он.
— Да, уверена.
— Знаешь, Либби… — начинает он, но замолкает.
Я машинально делаю шаг к нему и обнимаю его за талию. Я так давно к нему не прикасалась, что у меня даже дух захватывает. Это совершенно невероятное чувство. Я закрываю глаза и кладу голову ему на грудь, присушиваясь к биению его сердца. Он медленно и осторожно обнимает меня в ответ. Его ладонь замерла у меня на затылке. Он ласково прижимает меня к себе.
«Я тебя люблю, — думаю я и надеюсь, что он чувствует это в моем объятии, в касании моей кожи. — Я так сильно тебя люблю!»
— Они ненадолго, Либби, — говорит он мне. — Как думаешь, мы сможем поговорить?
Мы ведь этого так и не сделали. Это слишком мучительно, а результат слишком очевиден. Зачем терзать меня излияниями по поводу того, как он на самом деле относится к Еве и ко мне? Но разве я могу уйти, так ничего с ним и не обсудив? Я ведь даже не спросила его, какие чувства он испытывает ко мне. Я просто решила, что и так все знаю.
— Да, мне этого очень хотелось бы.
Он прижимает меня к себе еще крепче. Этим объятием ему удается до минимума сократить разделяющее нас пространство.
Я ощущаю, как колотится его сердце. Так же учащенно, как и мое.
— Либби, это просто потрясающе! — говорит Хэрриет, осторожно складывая на тарелку вилку и нож.
Я смотрю на стоящие на столе тарелки. Они все пусты, кроме моей. Я не предполагала, что не смогу есть, находясь в непосредственной близости от Гектора, и поняла это, только когда села за стол. Говорить мне тоже тяжело, как и дышать.
— Курица в вине — это, пожалуй, одно из моих любимых блюд, — жизнерадостно восклицает Гектор. — И теперь я не знаю, кто готовит его лучше — ты или моя жена. — Он протягивает морщинистую, покрытую вздувшимися венами руку и накрывает ею пальцы Хэрриет. — Только не обижайся, дорогая, — ласково произносит он.