Санта Монтефиоре - Французский садовник
Подъехав к небольшой рощице, они спешились, привязали лошадей, и едва успели спрятаться под зонтиком листвы, как начался дождь. Жан-Поль крепко прижал к себе Аву, привалившись спиной к толстому стволу.
— Я благодарен этому дождю, — со смехом признался он. — Сегодня у нас есть прекрасный повод пробыть здесь до самого вечера.
— Тодди напоит детей чаем.
— А мы можем урвать для себя часок-другой.
— Сад обрадуется дождю.
— Да, в последнее время стояла страшная сушь. Йен Фицгерберт тоже будет рад дождю.
— Фермеры — забавный народ. Никогда не бывают довольны погодой. Им всегда или слишком сухо, или слишком влажно, чересчур жарко или безумно холодно. Управляй они погодой с помощью пульта, все равно нашли бы повод побрюзжать.
— С виноделами та же история. Они вечно бесятся из-за морозов. О-ля-ля! Ты не поверишь, к каким только ухищрениям не прибегают, чтобы уберечь виноградники от холода.
— Разве это возможно?
— Вполне. Кое-кто разжигает жаровни, чтобы согреть воздух. А богатые виноделы нанимают вертолеты, чтобы создавать циркуляцию воздуха над полями.
— А это не слишком расточительно?
— Нет, если помогает спасти виноград.
— Ты любишь свои виноградники, правда?
— Это мой дом. Но без тебя он мертв, только ты способна вдохнуть в него душу.
— Давай не будем думать об этом сейчас.
— Я эгоист, Ава. И хочу владеть тобой безраздельно. Я хочу жениться на тебе, хочу, чтобы толпы наших детишек носились наперегонки по виноградникам, как когда-то я сам. Только представь себе, какое чудо мы могли бы сотворить с садом Ле-Люсиоля! Мы превратили бы его в самый прекрасный замок во Франции.
— Твоя мама уже это сделала.
— Мы добились бы большего, достигли бы заоблачных вершин. Разве ты не видишь, что вместе мы великая сила?
— Да. Но я замужем, и у меня уже есть дети, которые носятся наперегонки по саду в Дорсете. Мы не в силах изменить прошлое и можем жить лишь мгновениями настоящего. Это все, что у нас есть.
— Ты по-прежнему спишь с Филиппом?
Этот вопрос застал Аву врасплох. На мгновение она растерянно застыла. Ей не хотелось лгать, но правда больно ранила бы Жан-Поля.
— Пожалуйста, не спрашивай меня.
— Разве я не вправе знать?
— А какое это имеет значение?
— Для меня это вопрос душевного спокойствия.
— Но для нас с тобой это ничего не меняет.
— Я хочу, чтобы ты принадлежала мне.
— Это невозможно, дорогой. Я всегда буду женой Филиппа.
— Я смог бы это вынести, будь ты его женой лишь на словах.
— Разве любовь не важнее обладания? Разве тебе не достаточно знать, что я люблю тебя душой и телом?
Жан-Поль нежно поцеловал Аву в лоб.
— Если бы все было так просто.
— Так должно быть. Это все, что я могу тебе дать.
В это мгновение облака раздвинулись, приоткрыв кусочек неба, и в просвете, словно небесный факел, засияло солнце. Взявшись за руки, Ава с Жан-Полем вышли под дождь, чтобы увидеть дрожащую радугу, раскинувшуюся над долиной. Ослепительно чистая и свежая, она сияла всеми цветами спектра, от ярко-красного до светло-фиолетового.
— Все, что у нас есть, — это радуга, — прошептал Жан-Поль.
— Посмотри, как она прекрасна.
Он подхватил Аву на руки и поцеловал.
— Я не хочу потерять тебя. Сама мысль об этом мне невыносима.
— Не потеряешь…
— Обещай, что уйдешь ко мне, когда твои дети вырастут и станут взрослыми.
— Не могу обещать.
— Нет, можешь. Если ты любишь меня, я найду тебя здесь, когда вернусь за тобой. Твои дети успеют вырасти, а Филипп превратится в старика. Ты будешь свободна.
— Но к тому времени ты женишься и заведешь собственных детей.
— Я никогда не полюблю другую женщину.
— Ты не можешь заставить свою жизнь застыть на месте ради меня. Я люблю тебя, но достаточно реалистично смотрю на вещи, чтобы понимать: время разлучит нас. Наши мечты смоет дождем, как эту радугу.
— Но не нашу любовь. Я буду любить тебя до конца дней своих.
Ава обхватила ладонями мокрое лицо Жан-Поля и с нежностью заглянула ему в глаза.
— Я стану старухой, а ты будешь все еще молодым и красивым. Ты и не взглянешь на меня.
— Мое сердце всегда будет принадлежать тебе.
— Ты великий идеалист. В жизни все по-другому.
— Просто пообещай мне.
— Хорошо. Обещаю. Когда дети станут взрослыми, а Филипп состарится, когда я стану свободной, ты можешь вернуться и увезти меня.
Жан-Поль порывисто обнял Аву.
— Ты подарила мне надежду. Теперь, что бы ни случилось, я обрел надежду, у меня появилась цель в жизни.
Ава склонила голову ему на плечо, уверенная, что когда-нибудь Жан-Поль отдаст свою любовь другой женщине, обзаведется детьми, унаследует Ле-Люсиоль и забудет об обещании, данном много лет назад.
Она посмотрела на радугу, мечтая продлить это чудо.
— Видишь тонкую розовую полоску между зеленой и голубой?
— Ты меня разыгрываешь? Там нет никакой розовой полоски. Она ближе к красной, верно?
— Присмотрись внимательнее.
— Я смотрю во все глаза.
— Ну же, вглядись.
— Я не верю, что там есть розовая полоска.
— Конечно, есть. Я же ее вижу. Глаза мне не лгут.
— Значит, ты обладаешь особым зрением.
— Смотри, дождь перестал.
— Сейчас радуга растает.
— Но у нас есть своя радуга. Та, что в сердце. — Ава прижала ладонь к груди. — Она будет сиять столько времени, сколько мы захотим.
В августе стояла жаркая сухая погода. Дети играли с близнецами Тодди и с другими школьными друзьями. Шумной ватагой они резвились в саду, словно стая восторженных щенков. Заметив, что Ава так и светится от счастья, Тодди ни на минуту не заподозрила, что подруга влюблена в Жан-Поля. Она знала: Ава не из тех женщин, которые заводят романы на стороне. Тодди считала Аву и Филиппа самой дружной и любящей парой во всем Дорсете. Видя упругую походку и мечтательную улыбку подруги, слыша ее заразительный смех, чувствуя пьянящую радость, бурлившую в ней фонтаном, Тодди втайне завидовала Аве. Жизнь Авы напоминала ей свежий летний ветерок.
Филипп снова и снова поздравлял себя с тем, что свозил жену во Францию. После их коротенького отпуска Ава буквально преобразилась. Ему хотелось бы проводить больше времени с женой, но работа над книгой поглощала его целиком. И все же, слыша, как Ава весело распевает в саду, среди цветов, как тихонько бормочет что-то себе под нос, расставляя цветы в холле, или смеется, играя с детьми, Филипп чувствовал себя бесконечно счастливым. По выходным Лайтли устраивали шумные вечеринки, приглашая друзей из Лондона: писателей, историков, журналистов, художников. Миссис Марли с выпученными глазами прислушивалась к именам, мелькавшим в телепередачах и на страницах газет. Гости оставалась допоздна. Мужчины курили сигары, потягивая портвейн, а женщины болтали в гостиной, обсуждая своих мужей, давних приятелей Филиппа. Ава находила их забавными, но слишком шумными. Филипп знал, что в разгар вечера ей захочется ускользнуть, чтобы побыть одной. Ему нравилась нескончаемая переменчивость Авы. Она могла казаться радостной и оживленной, а в следующую минуту — замкнутой и пугливой, как птица-песчанка. Филипп не подозревал, что Ава скрывается в гостевом домике, в объятиях Жан-Поля. Ему никогда не пришло бы в голову усомниться в верности жены.
