Девочка, которую нельзя. Книга 2 - Стася Андриевская
Я тоже наконец улыбнулась, вспомнив, как и мне хотелось прибить её.
— Знаешь, — продолжила Лариса, — после того как он тогда так подло исчез без предупреждения, я решила: всё, хватит! С глаз долой — из сердца вон. И просто стала жить дальше.
— И как? Получается?
— Вполне. Даже, как видишь, замуж вышла. Оказалось, свет на нём клином вовсе не сошёлся, и полно нормальных мужиков вокруг. А Гордеев… Он хорош для девчачьих грёз — большой, сильный, смелый. Загадочный. Но в реальной жизни нужно что-то побанальнее, уж поверь. Потому что одно дело любовницу за патлы оттягать, и совсем другое — делить своего мужика с его службой.
После этого разговора я невольно стала смотреть на Серёгу другими глазами. И как только я начала это делать — другими глазами на меня начал смотреть и он. И сначала между нами натянулось, потом неловко запнулось… А потом началась очередной заход на сближение. Наверное, каждый из нас снова думал — ну а почему нет-то? Но что-то опять не давало, и решив для себя, что для верного решения нужно сменить обстановку, я взяла Мирона и улетела… на Карибы. Ну а что? Игнат же говорил, что однажды я там обязательно побываю.
Впрочем, идея эта оказалась так себе. Многочасовой перелёт в Сент-Люсию с пересадкой в Лондоне извёл и меня и Мирона. А сам курорт… Он до безумия напоминал те две недели, что когда-то в прошлой жизни прожила на берегу моря с Игнатом я сама. Всё другое, но всё неуловимо похожее, навевающее ностальгическую грусть. Словом, из привычной жизни я вырвалась, а из самой себя так и не смогла. Но вокруг всё равно были люди, много разных людей со своими проблемами и радостями, трудностями и беззаботностью. И все они несмотря ни на что, суетились, строили планы. Жили. А значит, и я смогу. И Серёга — вполне себе нормальный вариант.
В двадцатых числах февраля он как обычно позвонил, и я уже приготовилась отчитаться, как прошёл день, но вместо привычного «Ну как там Карибы?», он вдруг спросил:
— Слав, когда обратно?
Голос его был спокойный. Слишком. Сердце непонятно дрогнуло.
— Что-то случилось?
— Пока нет, но… Знаешь, возможно вам стоит вернуться пораньше.
От него я так толком ничего и не добилась, доступа к новостям тоже не было. Но зато на курорте было довольно много русских, и от них-то, обрывками и какими-то дикими сплетнями, я и узнала, что в России началась какая-то специальная военная операция. Никто толком не понимал, что это, но мнения делились чётко пополам: одни говорили, что там мы все умрём, и нужно оставаться здесь. Другие — что нужно срочно возвращаться домой, пока не «закрыли небо»
Паники не было, многие вообще отнеслись к этому как к фейку, но лично меня зацепило страхом за Мирошку. Однако выбора возвращаться или нет передо мной вообще не стояло, и ещё через четыре дня мы вылетели в Лондон.
Там, отсидев на стыковке в аэропорту добрых восемь часов, наконец-то пошли к выходу на посадку. Мирон заснул у меня на руках, было жутко неудобно и держать его, и катить за собой чемодан, а коляску раскладывать не хотелось. Вокруг сновали люди, слышалась разная речь — целый языковой винегрет, в котором я жутко боялась пропустить объявление для своего рейса, а потому вертелась, отыскивая взглядом табло… когда у выхода на другую посадку увидела ЕГО. Игната.
Замерла на ходу, словно в стену врезалась. Руки мгновенно ослабели и задрожали, перед глазами замелькали искристые мушки. Мужчина стоял вполоборота ко мне, даже, скорее, спиной. Лица я не видела, но как не узнать этот затылок под твидовым кепи, и плечи, пусть даже скрытые пижонским кашемировым пальто? Его осанка, манера держаться, неуловимые движения шеей… И всё же… Он — не он? Всматривалась и сомневалась, но уже в следующий миг обретала уверенность… чтобы через мгновение снова засомневаться.
А между тем, на его выходе объявили посадку. Пассажиры стали стягиваться в очередь, и к «моему» мужчине подошла вдруг женщина с ребёнком примерно на год младше Мирона. Что-то сказала, игриво ткнулось лбом в плечо мужчины, он что-то ответил и заботливо принял малыша на руки — сильные и крепкие, с такими до боли знакомыми рельефными ладонями…
И я не выдержала.
— Игнат! — голос сорвался, получилось слишком тихо. — Игна-а-ат! — заорала я через зал, судорожно прижимая к себе Мирона.
И мужчина обернулся. Впрочем, обернулись очень многие, включая и его спутницу — так дико прозвучал мой вопль. Обернулись, но, не найдя ничего интересного, один за другим отвернулись.
И это был он, Игнат. Я узнала его из тысяч, несмотря на пальтишко и кепи. И он, как и прочие, скользнул по мне любопытствующим взглядом, задержал его на секунду, во время которой я чуть не умерла от остановки сердца… И, безразлично отвернувшись, бережно подтолкнул свою спутницу под поясницу, позволяя первой пройти турникет выхода на посадку.
Глава 41
Около двух лет назад
Он бился с горой один на один, не раз отчаиваясь, но каждый раз находя крохи воли вставать и идти дальше — через боль, голод и безнадёгу. И он победил, хотя и не вернулся в мир людей на триумфальной золотой колеснице. Наоборот, однажды протиснув измождённое тощее тело сквозь расщелину и попав наконец наружу, куда-то значительно ниже затерянного на вершине плато, долго ещё плутал между скал, силясь найти хоть какие-то признаки людского присутствия. Хоть тропу, хоть отзвук голоса или запах кострового дымка в воздухе… И не находил.
И всё бы ничего, нужно было просто продолжать идти вниз, но усталость валила с ног. …С ноги. Каждый шаг был неподъёмным, словно до верху залитый свинцом, подмышка до крови растёрта костылём, и одной только воли — той самой, злой упёртой воли, заставлявшей двигаться вперёд по темным душным пещерам, вдруг стало слишком мало. Единственное, чего теперь хотелось — спать. Непреодолимо. Долго и беспробудно.
Таким, вот, мертвецки спящим, его и нашли пастухи. Не говорящие ни на русском, ни, тем более, на английском, они как могли организовали эвакуацию к подножию, а оттуда, на специально подъехавшей ради этого скрипучей телеге, запряжённой ослом, доставили в крошечный, даже не знающий электричества аул на пару-тройку пастушьих семей.
Едва более-менее отлежался, как тут же языком
